Интересна ремарка Болена относительно заявления Шулленбурга во время той же беседы, что антикоминтерновский пакт якобы не направлен против Советского Союза. «Объяснение не обмануло русских, но они были готовы сделать вид, что приняли его для того, чтобы добиться своей главной цели – отвести войну от советских границ».
Летом 1939 г. в центре международной жизни находились англо-франко-советские переговоры. Своей кульминации они достигли на стадии подготовки военной конвенции – именно это явилось оселком для окончательного выявления подлинных намерений западных держав. Мемуары Болена, находившегося в тот момент в Москве и тщательно следившего за настроениями в дипломатическом корпусе, содержат исключительно ценное свидетельство. «10 июля[52] английская и французская делегации, которым было поручено вести переговоры о заключении оборонительного пакта с Советским Союзом, прибыли в Ленинград, – пишет Болен. – Они прибыли морем, факт, который вызвал многочисленные комментарии в дипломатической колонии в Москве; в результате этого потребовалось более двух недель, чтобы добраться до Ленинграда. Эти делегации возглавлялись пожилыми английским адмиралом и французским генералом. Члены английского посольства в Москве были в ужасе от такого низкого уровня делегации (курсив мой. – Авт.). Она должна была бы возглавляться французским и английским министрами иностранных дел с тем, чтобы продемонстрировать серьезность намерений Парижа и Лондона в отношении заключения соглашения. Равнодушие англо-французского подхода несло на себе печать неудачи непосредственно с самого начала».
Возникает вопрос: если состав английской и французской военных миссий был подобным образом воспринят в дипломатических кругах в Москве, неужели Чемберлен и Даладье рассчитывали, что Советское правительство окажется столь наивным и не отметит этого важного политического симптома, не сделает необходимых выводов? Воистину, никто не обманывается так легко, как сами обманщики.
Поздно вечером 15 августа на балу, устроенном германским посольством для молодых иностранных дипломатов, аккредитованных в Москве, Джонни сообщил Болену очередную сверхсекретную новость: получив срочное предписание из Берлина, Шулленбург просил приема у Молотова. Тут же под звуки танцевальной музыки Джонни кратко изложил содержание состоявшейся беседы.
На следующий день под предлогом служебной необходимости Болен заехал в германское посольство, где уединился с Джонни. И тот полушепотом подробно пересказал запись беседы, подготовленную Шулленбургом для информации германского МИД. Для обеспечения абсолютной секретности документ решили доставить в Берлин с кем-либо из дипломатов. По иронии судьбы эту миссию возложили на Джонни!
Кто такой Джонни, явившийся столь ценным информатором для американской дипломатии? Как позже установил Болен, Г. Биттенфельд был близок к кругам «верхушечной оппозиции» в Германии и передавал американцам секретные сведения в надежде, что США поспешат сообщить их английскому и французскому правительствам. Подобная информация, полагал Джонни, должна была «гальванизировать» Лондон и Париж и побудить занять более «либеральную» позицию в переговорах с СССР. Болен по понятным причинам в своих воспоминаниях весьма осторожно подбирает слова, но мысль его ясна: члены «оппозиций» рассчитывали, что западные державы, узнав о дипломатических маневрах рейха, поспешат заключить договор с Москвой, а это удержит Гитлера от осуществления рискованных для германского империализма замыслов в 1939 г. Действительно ли таковы были мотивы, которыми руководствовался Г. Биттенфельд, либо это лишь легенда, призванная спасти лицо платного агента американской разведки? Установить истину на основании доступных данных пока невозможно. Заметим, что принадлежность Биттенфельда к «оппозиции» не исключала его тайных связей со спецслужбами США[53].
Какова судьба переданной им информации? Здесь мы обнаруживаем целую серию сюрпризов и «необъяснимых» фактов. США, как оказывается, не спешили поделиться со своими друзьями в Лондоне и Париже ставшими им известными данными о предпринимавшихся германской дипломатией шагах в отношении Москвы. Лишь 17 августа в очень краткой форме они были сообщены заместителем государственного секретаря С. Уэллесом послу Великобритании в Вашингтоне Р. Линдсею. Телеграмма поступила в Лондон 18 августа.
Американский крупный капитал в рассматриваемый период вел собственную тонкую игру, и в основе ее была ставка на новую войну. Война сулила монополиям, и прежде всего фабрикантам оружия, баснословные прибыли на поставках воюющим государствам; она должна была привести к ослаблению империалистических конкурентов США, причем не только Германии и Японии, но также Англии и Франции и, как следствие, – к перераспределению рынков и сфер влияния в пользу американского бизнеса. Расчет строился на том, что в случае возникновения войны в Европе в нее неизбежно будет втянут – раньше или позже – и Советский Союз, а это приведет к его поражению и «краху большевизма». И, таким образом, был бы открыт путь для достижения главной цели американского империализма – установления гегемонии США во всем мире.
Таковы тайные пружины дипломатии Вашингтона. Летом 1939 г. США одобряли тактику Англии и Франции на провоцирование вооруженного столкновения между фашистским рейхом и СССР. Они ровным счетом ничего не сделали, чтобы побудить Лондон и Париж принять предложение СССР о заключении честного и эффективного трехстороннего пакта. Такой договор был реальным средством предотвращения нового мирового пожара, и именно поэтому он не устраивал США.
Американскому империализму нужна была война.
ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ЛИХОРАДКА
ПОСЛЕДНЕЙ НЕДЕЛИ
МИРА
«Обед в обществе красивых дам
Элегантный голубой самолет – последнее слово техники того времени – вылетел как-то утром во второй половине августа 1939 г. из Лондона в Германию. За штурвалом находился летчик одного из подразделений Интеллидженс сервис Сидней Коттон, вторым пилотом был Р. Найвин. Предписывалось соблюдать строгую секретность: просочись хоть малейшая информация, разразился бы громкий скандал и кабинету Чемберлена вряд ли удалось бы остаться у власти. Один из английских авторов, хорошо знакомый с деятельностью британских спецслужб, возникновение очередного авантюрного замысла британских «умиротворителей» объясняет следующим образом.
19 августа С. Коттон был принят полковником Стюардом Мензисом, руководителем английской разведки. Коттон предложил смелый план. Поскольку Геринг, по его словам, являлся тем человеком, который может повлиять на Гитлера, почему бы не доставить его в Лондон? Коттон попытался бы убедить Геринга, что Англия вполне серьезно готова сражаться. Тогда шеф люфтваффе, возможно, отговорит Гитлера от намерения вторгнуться в Польшу. Коттон позаботился и о том, чтобы создать необходимые условия, располагающие к доверительной беседе: для высокого гостя предполагалось устроить неофициальный обед в приятном обществе красивых дам, а на следующий день – выезд на охоту и прочие развлечения. Мензис сразу же поддержал дерзкую идею.
– Если это удастся, – воскликнул он, – все сразу же может измениться!
Он тут же соединился по телефону с британским премьером. Через несколько минут последовал ответный звонок. На этот раз звонил Галифакс.
– Премьер-министр дал согласие на осуществление предложенного вами плана, – сообщил он. – Перед вылетом пилоту вручат письмо, за веряющее, что его друг (имелся в виду Геринг) будет гостеприимно встречен в Лондоне.
На этом нить повествования, к сожалению, прерывается. Где приземлился самолет, встречался ли Коттон с Герингом – неизвестно. Автор лишь отмечает, что, когда Коттон собрался в обратный путь (с Герингом?), вдруг выяснилось, что полеты гражданской авиации в Германии были запрещены (в связи с намеченным на 26-е вторжением в Польшу). Самолет задержали, и английские летчики оказались в ловушке…
Кое-какие следы планировавшейся авантюры можно обнаружить при внимательном чтении дневника постоянного заместителя министра иностранных дел А. Кадогана. В примечании издателя со ссылкой на секретную обзорную записку Галифакса, посвященную обстоятельствам возникновения войны (как видно, запись самого Кадогана оказалась слишком нескромной и ее не рискнули опубликовать), говорится, что 21 августа была получена информация о согласии Геринга прибыть в Лондон (следовательно, было сделано предложение?) при условии, что ему будет предоставлена возможность беседовать с Чемберленом. «21 августа было решено согласиться, и осуществление секретного мероприятия было запланировано на 23 августа. Ничего больше не было слышно до четверга, 24 августа, когда пришло известие, что Гитлер не считает, что визит будет в данное время полезным», – записал в дневнике Кадоган.
