Как отделить реальность от вымысла ОГПУ? Б.В. Ананьич и В.М. Панеях, исследовавшие «академическое дело» 1929–1930 гг., считают, что оно представляет собой фальсификацию с вкраплениями достоверных сведений.[231] Вкрапления истины — самое интересное в процессах 30–х гг. Эти вкрапления — информация о реальной политической борьбе.
Н.Н. Покровский предложил использовать для анализа документов процессов 30–х гг. методику Я.С. Лурье, предложенную для анализа средневековых процессов: в тенденциозном источнике достоверно то, что противоречит тенденции, и не достоверно — что ей соответствует.[232] К этому правилу необходимо дополнение. Реальность может и соответствовать тенденции следствия, но мы имеем право утверждать это, если имеем еще какие — то источники, подтверждающие «тенденциозный» факт.
Что считать «тенденцией» следствия в «делах» 30–х гг.? Инакомыслие подследственных? Их отрицательное отношение к коммунистическому режиму? Наличие антибольшевистских организаций? Готовность поддержать интервенцию? Вредительство? Наличие оппозиционной организации — вопрос толкования. Организацией можно называть и кружок инакомыслящих, и разветвленную партию. Это просто разные организации.
Внутрипартийная оппозиция могла действовать в режиме «теневого кабинета», ожидая, когда влиятельные региональные и военные руководители отстранят Сталина от власти и создадут более терпимый партийный режим. Насколько такая угроза сталинскому режиму была серьезной?
В 1932 г. Сталин столкнулся с фактом обсуждения прежде лояльными партийными работниками необходимости его смещения. 19–22 ноября 1932 г. кандидат в члены ЦК М. Савельев сообщил Сталину о беседах своего знакомого Н. Никольского с наркомом снабжения РСФСР Н. Эйсмонтом. Среди прочего Эйсмонт сказал (в интерпретации Савельева): «Вот мы завтра поедем с Толмачевым к А.П. Смирнову, и я знаю, что первая фраза, которой он нас встретит, будет: «И как это во всей стране не найдется человека, который мог бы «его» убрать».[233] Смирнов — бывший нарком земледелия, видный «правый уклонист», отстраненный от власти, оказывается, ведет антисоветские беседы с влиятельными чиновниками, которые внешне вполне лояльны Сталину. И это — лишь один пример «верхушки айсберга».
Постепенно пропаганда, «не разоружившая оппозиционеров», проникла в сознание партийно — государственной элиты. К декабрю 1934 г. Сталин узнал об оппозиционных настроениях лишь некоторых прежде послушных аппаратчиков: Сырцова, Ломинадзе, Эйсмонта, Толмачева, части делегатов XVII съезда партии, в том числе весьма влиятельных. Айсберг внутрипартийной оппозиции появлялся над водой то туг, то там множеством «верхушек».
Одна из загадок, вокруг которой не прекращаются споры, — была ли антисталинская оппозиция на XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 г. Внешне это был съезд «победителей», славословивших Сталина. Но в 1937–1938 гг. большинство делегатов XVII съезда будет уничтожено. Что такого Сталин знал о кулуарах съезда? О чем думал он, когда, получив в подарок от тульской делегации ружье с оптическим прицелом, «шутя» смотрел через него в зал? Один из немногих выживших делегатов съезда В. Верховых в 1960 г. дал показания Комиссии партийного контроля, расследовавшей события 30–х гг.: «В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие стать Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится».[234]
По утверждению О.Г. Шатуновской, сотрудницы комиссии Президиума ЦК под председательством Н. Шверника, которая расследовала события 30–х гг., беседе Косиора и Кирова предшествовало прошедшее на квартире Орджоникидзе (в его отсутствие) совещание недовольных делегатов съезда, среди которых были такие влиятельные фигуры, как Косиор, Эйхе, Шеболдаев.[235]
Биограф Кирова А. Кирилина отрицает достоверность этих сведений, несмотря на то что их подтвердил еще один гость съезда: «Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись своими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог «да» — два голоса, «нет» — два голоса… Полагаю, что нет».[236] Такое голосование, в котором решающий голос остается за А. Кирилиной, выглядит странно. Два человека оказались свидетелями негласных обсуждений, и нет ничего удивительного в том, что большинство делегатов об этом слыхом не слыхивали. Неубедительно и возражение Кирилиной о том, что никто не участвовал в совещании лично. Еще бы. На такое совещание не пускали кого попало, а после террора 1937–1938 гг. были уничтожены все сколько — нибудь нелояльные партийные боссы. К тому же нельзя согласиться, что свидетельство Верховых сделано «с чужих рук» — ведь ему о разговоре сообщил его непосредственный участник, а возможно, и инициатор. Кирилина удивлена, почему показания были даны в 1960 г., а не в 1957 г. Это легко объяснимо: в 1957 г. еще было неизвестно, чем может кончиться готовность давать такие показания, — исход борьбы за власть в Кремле не был ясен.
К тому же есть еще один важный свидетель. Уже во второй половине века выживший в сталинских лагерях Н. Оганесов рассказал Молотову, что во время съезда их собрал первый секретарь Азово — Черноморского крайкома Б. Шеболдаев: «вот он собрал человек восемь — десять делегатов», включая первого секретаря Казахского крайкома Л. Мирзояна.[237] Судя по всему, это уже другое совещание — ключевых фигур, кроме Шеболдаева, здесь нет. В перерыве съезда они переговорили с Кировым: «Старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его… Народ поговаривает, что хорошо было бы выдвинуть тебя на пост генерального секретаря».[238] Оганесов продолжает: «И он нас высмеял, изругал: что вы глупости говорите, какой я генеральный».[239] Молотов подтвердил, что Киров рассказал об этом Сталину.[240] Сталин получил новые данные о том, что среди влиятельных партийных чиновников появились десятки и сотни людей, стремившихся его «убрать». Судя по последующему вниманию НКВД к Азово — Черноморскому краю, Киров мог сообщить Сталину о беседе с Шеболдаевым. Об оппозиционных настроениях Косиора Сталин догадался в 1938 г.
Таким образом, вывод А. Кирилиной, «что все разговоры о тайном совещании, о замене Сталина Кировым являются мистификацией»,[241] нельзя признать обоснованным. Решающим для биографа Кирова является не «очная ставка» источников, а такое вполне логичное соображение: «Вряд ли можно поверить, что именно Киров был той фигурой, которая могла стать, по мнению делегатов, антиподом Сталина на посту генсека. Масштаб не тот».[242]
Это верно. Но если недовольные партбоссы додумались совещаться по этому вопросу с Кировым, то им могло «хватить ума» взять власть самим. Киров был очевидно неспособен руководить самостоятельно, как Ленин, Сталин, Троцкий. Также потом соратники Сталина думали о Хрущеве, ставя его во главе партии. Хорош для «коллективного руководства». Для единоличного лидерства — «масштаб не тот».
По мнению В. Молотова, «Киров… теоретиком не был и не претендовал… О том, чтобы ему идейно разбить Троцкого, Зиновьева, Каменева, об этом и говорить нечего!».[243] В случае подобной смены лидера могло быть облегчено и возвращение к власти оппозиционных вождей, когда выяснилось бы, что без соответствующей квалификации провинциальным руководителям не удается справиться с «масштабом».
Разговор оппозиционеров с Кировым, человеком, который не участвовал в совещании, был делом рискованным. Но Косиор, Шеболдаев и другие «старики» тоже когда — то договаривались между собой. Получается, что инициаторы новой оппозиции не решились выдвинуть себя кандидатами в генсеки. Сначала попробуем уломать «кронпринца», а уж если не выйдет, то чем хуже Косиор или Шеболдаев?
Доступные нам данные позволяют утверждать, что Сталин имел основания считать: влиятельные чиновники и бывшие оппозиционеры активно контактируют друг с другом и пропаганда оппозиционеров имеет успех. И это происходило в абсолютистско — тоталитарной системе, идеально приспособленной для переворота. Для изменения курса, вызывающего широкое недовольство, достаточно отстранить от власти или уничтожить всего нескольких руководителей.
Антисталинский заговор: контуры реальности
Предпринимались ли шаги к осуществлению антисталинского переворота? Исследование этой проблемы было скомпрометировано методами сталинской Фемиды и последующими их разоблачениями. После XX съезда КПСС считалось, что все показания и признания об антисталинском заговоре были получены под пытками и абсолютно недостоверны. С 1994 г. обсуждение проблемы антисталинского заговора возобновилось и историками, критически относящимися к Сталину. Не утруждая себя разбором доказательств и аргументов, сталинисты начала XXI века категорически утверждают: все обвинения сталинской Фемиды верны — заговорщики собирались не просто свергнуть Сталина, а расчленить страну, отдать ее куски другим государствам и капиталистам. Они устраивали аварии на заводах и отравляли скот, чтобы сделать жизнь хуже.
