Центральная Европа в эпоху Семилетней войны 1756-1763 годов
Здесь нужно напомнить, кого императрица Елизавета назначила своим наследником. Почти сразу после своего восшествия на престол, в 1742 году, она привезла в Россию того, кого никак не хотела назначать Анна Иоанновна. Будущий Петр III, герцог Голштинский, внук Петра Великого и внучатый племянник Карла XII, став престолонаследником, вновь поднимал на повестку дня, казалось бы, навсегда закрытый «голштинский вопрос». Одновременно с этим столь быстрый приезд Петра Федоровича в Россию был вызван и желанием со стороны Елизаветы подстраховаться. Ведь она только что совершила госпереворот, а займи 14-летний внук Петра Великого трон Швеции, ситуация могла стать для нее опасной. Поэтому она и поспешила привезти Петра Федоровича и объявить его наследником. Все будет под присмотром. В дальнейшем же оказалось, что воспитанный немцами для Швеции наследник престола Петр Федорович – ярый поклонник Фридриха II и всего прусского. Почти сразу после переезда в Россию под крыло к тетушке Елизавете его женили. В 1745 году супругой великого князя стала 16-летняя принцесса София Августа Фредерика из мелкого немецкого княжества Ангальт-Цербст. После принятия православия принцессе дали имя Екатерина Алексеевна. Мать будущей императрицы Екатерины Великой вообще состояла на тайной службе у Фридриха и была позднее выслана из России за шпионаж, причем императрица запретила Екатерине даже переписку с родными.[327] Будущий император вместе со своей женой вовсе не жаждали победы русского оружия, и фельдмаршалы оказывались в ситуации между молотом и наковальней. С одной стороны, Елизавета требует побед, с другой стороны, Петр Федорович за них потом может наказать. В итоге война с нашей стороны велась весьма странно: достаточно сказать, что императрица поменяла четырех главнокомандующих.[328] Что, однако, не помешало в итоге разгромить Фридриха и в сентябре 1760 года взять Берлин впервые в русской истории.[329] А далее произошло и вовсе непредвиденное – русское правительство организовало присягу Восточной Пруссии русской императрице. Это означало, что под шумок невыгодной войны Россия присоединяла к себе часть Пруссии с Кенигсбергом во главе. То, что сделает Сталин в 1945 году, не только собиралась, но и сделала императрица Елизавета Петровна. Причем делала это на фоне следствия по делу Апраксина и других «пугливых» военных и предательской деятельности Бестужева в пользу Англии. Восточная Пруссия – это также значительный кусок Балтийского побережья, это новое усиление России. Что делать? Постараться поменять самодержца на русском троне, тем более что эта смена гарантировала изменение политики в отношении Пруссии. И тут последовала скоропостижная смерть императрицы Елизаветы в декабре 1761 года. Вы готовы поручиться, что эта смерть на сто процентов была вызвана естественными причинами?
После смерти Елизаветы новый законный государь Петр III одним росчерком пера «обнулил» результаты Семилетней войны. Он просто-напросто вернул любимому Фридриху все, что было захвачено у него Россией. И этим вызвал серьезное недовольство внутри армии. Война длилась семь лет, и просто так обесценить всю пролитую кровь было колоссальной ошибкой. Но главной ошибкой Петра Федоровича стало не это. Своими поступками он быстро настроил против себя все сверхдержавы того времени. Австрия и Франция, которые вместе с Россией воевали с Пруссией, были в ужасе от такой резкой перемены курса. То есть профранцузская партия внутри России была против него. Но это полбеды.Англичане также были встревожены поступками нового императора. Ведь он был пруссофилом, а не англофилом и был способен на любые, как сказал бы Борис Ельцин, «загогулины». Непредсказуемый и непостоянный Петр неожиданно для всех реанимировал «голштинский вопрос» – он не только заявил о своем желании отвоевать Голштинию у Дании, но и начал к этому готовиться. Слова историков о том, что этого царя убили только за его чудачества, не выдерживают никакой критики.[330] Петр III пробыл на посту императора чуть больше года и ничего сверхстранного совершить просто не успел. И его чудачества уж точно не идут ни в какое сравнение с чудачествами Петра Великого. Вот уж кто чудил, так чудил. Так что корни заговора против его внука нужно искать в геополитике. Россия объявила войну Дании – Петр III собирался осуществить то, что не удалось его бабушке императрице Екатерине I: сделать Киль стоянкой русского флота. Англия насторожилась. Деньги на переворот Екатерине даст… британский посол Кейт. Вместо пропрусского непредсказуемого Петра, желающего (осознанно или нет?) продолжить шахматную партию своего деда, гораздо лучше поставить на русский трон немецкую принцессу, которая имеет давние связи с английскими дипломатами, замешана в неприглядной истории с отступлением в Семилетнюю войну. А сам переворот произойдет в июне 1762 года, когда решивший лично командовать армией император собирался выступить из Петербурга во главе гвардейских полков.[331] Ухода гвардии допустить было нельзя, поэтому Екатерина начала действовать.
Император Петр III. Л. К. Пфандцельт
«Английскую версию» переворота Екатерины подтверждает масса косвенных фактов.
1. Первые сведения о том, что молодая Екатерина вынашивала планы смещения своего супруга, относятся к 1756 году. То есть Петр Федорович станет императором только через пять лет, а его жена уже не прочь занять трон. Интересно, что такие мысли она высказывает в переписке… с послом Британии Чарльзом Уильямсом.[332] Причем переписка эта настолько откровенна, что Екатерина договорилась о том, что посол после прочтения вернет ее корреспонденцию. Уильямс так и поступал. Правда, при этом делал копии писем. Компромат на жену будущего императора, а то и на амбициозную потенциальную императрицу дорогого стоит. В своем письме она писала: «Я буду царствовать или погибну». Интересно, а почему она это рассказывала британскому послу? Потому что получала от него денежные субсидии. На оплату долгов графа Орлова? Из симпатий к молодой даме? Вот скажите, когда жена наследника престола берет деньги у посла одной из сверхдержав, нет ли в этом что-то предосудительное? Есть. Это была практически вербовка – классика жанра, через постель: «Что касается Екатерины, то она, еще в бытность великою княгиней, горячо стояла за союз с Англией и очень дружелюбно относилась к тогдашнему английскому послу сэру Чарльзу Гэнбёри Уильямзу. Быть может, причиною этого дружелюбия было отчасти то, что Уильямз привез с собою из Варшавы красавца Станислава Понятовскаго, произведшаго, как известно, сильное впечатление на будущую императрицу».[333] Не сам британский посол стал «сердечным другом», нет. Им стал красавец Понятовский. Вот она и откровенничала с тем, кто был в курсе всех остальных ее секретов.
2. В будущем восхождении Екатерины на престол, в перевороте, который она осуществит, имеется одна важная особенность – у нее не было никаких прав на престол. Она была немецкой принцессой, которая к русскому трону не имела никакого отношения. Все перевороты, которые осуществлялись до нее, делались теми, чьи права на престол были ощутимыми. А это значит, что нужно на кого-то опереться не только внутри России, но и снаружи. Ведь легитимностью обладала не Екатерина, а ее малолетний сын Павел Петрович. И она должна была бы стать регентшей при сыне, но ведь кто-то надоумил ее узурпировать права сына на престол.
3. Весьма показательна судьба канцлера Бестужева, который был главой проанглийской партии. После снятия с поста и ареста его сослали в деревню. Во время вступления на престол Петра III он вел себя тише мыши, потому что император знал, что в свое время Бестужев вынашивал план возвести на трон… малолетнего Павла. С чего это проанглийский канцлер вдруг решил обойти на лихом вираже того, кто опять захочет поиграть в «голштинский вопрос»? Зато как только произошел переворот и трон заняла Екатерина, Бестужев немедленно примчался в Петербург.
4. В будущем отношения между екатерининской Россией и Англией напоминали идиллию. Россия постоянно «клевала» Турцию, откусывая от нее куски территории и влияние, а Лондон за этим благосклонно наблюдал. Почему? Потому что в тот момент Турция придерживалась профранцузской ориентации. А раз так, то англичане охотно помогали Петербургу. Причем даже в самой щекотливой сфере – морской. Цитата из книги классика геополитики А. Т. Мэхэна поможет нам это понять: «В 1770 году британские офицеры командовали русскими эскадрами и кораблями, а один английский адмирал получил даже разрешение служить в русском флоте, заручившись при этом обещанием, что прежний его чин будет возвращен ему, когда он вернется на родину… При уничтожении русскими в одной из тяжелых схваток двух последовавших лет турецкого флота из пятнадцати линейных кораблей в малоазиатском порту – брандерами командовали британские лейтенанты, а начальником прикрывавшей их эскадры был британский же коммодор… Но в 1785 году обстоятельства сильно изменились. После войны 1770 года Россия стала твердой ногой на Черном море… Затем состоялся в 1774 году раздел Польши – событие, которое осуждалось всеми как несогласное с законами справедливости и опасное для равновесия Европы, но которому, однако, подчинились и не участвовавшие в нем государства.Если Великобритания, встревоженная этим разделом, и находила некоторое утешение для себя в том, что он вредил Франции ослаблением ее союзников, и убаюкивала себя убеждением, что островное положение делает для нее вопрос о равновесии на континенте менее важным, чем для других держав, то вооруженный нейтралитет 1780 года послужил для нее суровым напоминанием о росте России. Этот удар, нанесенный Англии государством, считавшимся ею чуть не естественным союзником, вероятно, довершил отчуждение названных держав друг от друга. Он открыл глаза государственным людям Англии на то, что Россия при занятом ею теперь положении на Балтийском море и при близости ее к морю Средиземному становится опасной для их отечества».[334]
