Если сопоставить эту логику культуры с идеологией «открытого общества», то придется сделать вывод, что данная логика нарушается этой идеологией. Принцип «открытого общества» хорошо вписывается в новационную фазу – ту, где доминируют установки и ценности «радикалов обновления». Открытость новым веяниям, новым влияниям, новым потребностям и требованиям новых групп отнюдь не является, как показывает драматический опыт истории, гарантией гуманистического развития. Совсем не случайно Всемирная конференция в Рио-де-Жанейро (1992) сформулировала принцип, по поводу которого практически достигнут общемировой консенсус современников, настрадавшихся от катаклизмов XX века: «стабильность и развитие». Если бы такая конференция была созвана хотя бы 30–40 лет назад, она, наверное, отдала бы предпочтение одному только новационному принципу – развитию. Но сегодня слишком явно ощущается перегрузка планеты от давления принципа развития, не сбалансированного принципом стабильности – экологической, культурной, нравственной, политической. Стабильность относится к столь же насущным потребностям человека, как и новация.
Необходимо к тому же учесть и некоторые новейшие тенденции, явно более соотносимые с принципом преемственности, чем с принципом развития. Речь идет об активизации этнической и цивилизационной традиции народов, желающих возродить и защитить свою идентичность, духовно-религиозные основы своего бытия, свою этнокультурную память. В своих крайних формах эта тенденция может порождать агрессивный этноцентризм и национализм, религиозную нетерпимость, ксенофобию. Но было бы опрометчиво с порога отвергать и осуждать эти процессы как не вписывающиеся в «логику прогресса». Никакой априорной логики прогресс не имеет – он наверняка включает множество логик, множество альтернативных вариантов и потому не может «приватизироваться» какой-либо одной идеологией или одной цивилизацией. Активизация исторической памяти в рамках современной фазы развития мировой культуры, несомненно, является реакцией на угрозу униформизма и обезличивания, защитой культурного многообразия человечества.
В самом деле, перед лицом предельно обострившихся глобальных проблем, обнажившихся «пределов роста», человечество активно ищет альтернативы тому пути, который в свое время указала западная прометеева цивилизация. Западный проект технического преобразования и покорения мира явно нуждается в том, чтобы быть скорректированным с позиций, завещанных другими культурами и цивилизациями. Следовательно, культурное многообразие – это жизненно необходимый резерв человечества, гарантия от опасной одномерности «прогресса», способного стать самоубийственным. С этих позиций открывается вся небесспорность принципа «открытого общества». У него в его нынешней, сформулированной на Западе «редакции» есть два несомненных изъяна.
Первый состоит в том, что этот принцип плодит нигилистов, не только уверенных в своем праве попирать прошлое и разрушать традиции, но исповедующих морально сомнительные проекты под предлогом того, что традиционные моральные нормы уже устарели и потому надо предоставить равные права всем практикам, в том числе и тем, которые еще недавно единодушно осуждались. Этот принцип «свободной соревновательности» морального и аморального, легального и нелегального явно пришелся по душе представителям теневой экономики и других теневых структур, отпраздновавших свое освобождение от «традиционного морализаторства».
Выше уже говорилось о тенденции расползания «антицивилизации», силы которой на сегодняшний день лучше воспользовались «бесцензурной» практикой «открытого общества» , чем их цивилизованные и законопослушные оппоненты и конкуренты. Приходится признать, что практики «открытого общества» в их настоящем виде опасно ослабили те барьеры и фильтры культуры, посредством которых она защищала себя и все общество от сомнительных социальных действий и отделяла легитимное от нелегитимного. «Открытое общество» на наших глазах становится обществом всесмешения: оно позволяет встречаться, обмениваться информацией и услугами людей, традиционно принадлежащих к моральным полюсам: носителей престижных эталонов, новационной элиты общества, с одной стороны, и вышедших из подполья развязных «теневиков» – с другой.
Второй культурологический изъян «открытого общества» состоит в его двойном стандарте. Демонстративной добродетелью «открытого общества» является плюрализм, терпимость к многообразию, универсальные правила игры. Эта добродетель присутствует на уровне внутренних политических практик самого Запада. Но либеральным адептам «открытого общества» мгновенно изменяет их либерализм, как только речь заходит о плюрализме культур. Здесь презумпции равенства, многообразия, свободной соревновательности вытесняются неприличной авторитарностью, нетерпимостью, иерархией. Современный либерализм склонен легитимировать только одну-единственную культуру – западную. Остальные третируются как пережиток, восточная архаика, воплощение анти-современности.
Надо сказать, что в этих отношениях молодое политологическое сообщество явно противопоставляет себя более зрелым научным сообществам, представляющим такие ранее сложившиеся научные дисциплины, как этнология (этнография), религиоведение, культурная антропология. Все они исповедуют действительно плюралистический принцип равноценности или равновеликости мировых культур – от Азии и Африки до Европы и обеих Америк. На такой методологической и ценностной основе принцип «открытого общества» мог бы получить действительно демократическую интерпретацию равноправного, взаимообогащающего диалога мировых культур.
На деле случилось иное. «Открытое общество» понимается как одностороннее право западной культуры на безграничную экспансию и запрет другим культурам защищаться от этой экспансии, отстаивать свою идентичность, свою традицию. Надо сказать, что агрессия антитрадиционализма, которую позволяет себе современная либеральная идеология, осуждающая любой «традиционный» (читай: незападный) менталитет как помеху модернизации, выглядит чем-то избыточным, если учесть, что и в условиях стихийно складывающегося межкультурного обмена западная культура получает огромные преимущества и способна вытеснить и разрушить местные культуры. Преимущества западной культуры в ситуации обмена связаны с двумя обстоятельствами.
Во-первых, с несомненно лучшей технической оснащенностью этой культуры, снабженной всем арсеналом современных информационных технологий. Во-вторых, с тем, что она адресуется к массовому, потребительско-гедонистическому сознанию, т. е. откровенно играет «на понижение», потакая примитивным вкусам и инстинктам. Другие культуры привыкли играть на повышение, требуя от своих адептов кроме достаточно сложных ритуалов еще и таких добродетелей, как жертвенность, самоотверженность, «сыновья почтительность», уважение к норме. Иными словами, они отстаивают менее вероятные состояния духа, требующие специальных усилий. Напротив, экспансия западной культуры во многом совпадает с энтропийными тенденциями нашего времени, чурающегося всего того, что требует настоящих усилий и героики духа. Таким образом, популярность современной западной массовой культуры сродни тому недобросовестному популизму, который потакает низменным страстям толпы и манипулирует ее сознанием.
Здесь надо уточнить некоторые определения. Дело в том, что в Западной Европе, наверное, не в меньшей степени обеспокоены разрушительными эффектами американской массовой культуры, чем мы в России. Преимущества американского культурного экспорта – голливудской продукции, телесериалов, иллюстрированных журналов, поп-музыки – связаны с двумя вышеуказанными факторами: высокие технологии плюс низкий вкус. И защищают американцы свой культмассовый экспорт аргументами из арсенала «открытого общества». Зеркальным отражением этой аргументации является, например, публицистика французских либералов, ставящих под сомнение собственную национальную культуру [73]. Французская культура обвиняется в том, что она является этатистской (державной), патерналистской, интровертной, догматической, а не эмпирической, словом, – закрытой, а не открытой.
Анализ показывает, что идеология современного либерализма является американоцентристской: во всех странах мира либеральный интернационал склонен охаивать местные культурные традиции и призывать к идейному и культурному разоружению перед американской экспансией – к предельной культурной открытости. Единственно адекватным эталоном Современности объявлена американская культура – остальные либо вовсе несовременны, либо претерпевают процесс «осовременивания», и путеводной звездою для них является американский образец. Сторонники либерализации культуры и культурного обмена призывают не бояться коммерциализации культуры: массовый спрос и рентабельность они рассматривают не только как экономические критерии в области культуры, но и как ценностные ориентиры. Принцип laisser-faire в области культуры понимается ими как освобождение населения, в первую очередь молодежи, от благонамеренного морализаторства и опостылевшего идейного наставничества. Воспитание высокого вкуса в культуре они считают пережитком патернализма и полагают, что в культуре, как и в обычной коммерции, уместен принцип: потребитель всегда прав.
