О ее способностях хорошо знали. Она не чуждалась политики, регулярные колонки в газетах с изложением ее взглядов привлекали внимание многих, в том числе дипломатов, работавших в Вашингтоне. Как правило, можно было составить представление не только о том, чем дышит она сама, но и о том, что думает президент. Иногда это были просто осторожные намеки. Но их было достаточно, чтобы почувствовать, откуда в политике только начинается легкое дуновение или уже дуют ветры. Писала она и по вопросам внутренним, и по проблемам внешним. То, что временами она могла выносить самостоятельные суждения, ничуть не умаляет значения сказанного выше относительно популяризации раздумий самого президента Рузвельта.
Но случалось, хотя и редко, ее заносило в сторону от официальной политики. Она все же не всегда успевала следить за сложными процессами, происходившими на мировой арене, тем более во время войны. Как-то уже после смерти президента, встретившись с Элеонорой Рузвельт, я поинтересовался:
— Скажите, пожалуйста, вы самостоятельно выбирали темы, которые затрагивали в печати, или покойный супруг вам их подсказывал?
Ответ на вопрос последовал быстро:
— Все темы я выбирала сама.
Тут же Элеонора Рузвельт с улыбкой добавила:
— Иногда президент даже не очень приветствовал мой выбор, но я не отступала. Правда, если муж давал ясно понять, что этого делать не надо, приходилось ему уступать.
Ее слова мне показались не очень четкими, хотя в общем-то стало очевидным, что супруга президента к мнению мужа прислушивалась.
Знакомые американцы — и государственные деятели, и журналисты, — говорили, что ее мнение в печати совпадало со взглядами президента. А если случалось не так, то это представляло собой лишь исключение, подтверждавшее правило.
Элеонора Рузвельт обладала редким даром убеждать людей. Она говорила и писала не лозунгами, не постулатами официальной политики, а находила специфические житейские обороты речи, общаясь с читателями. Стремилась к употреблению языка, на котором разговаривают американцы, сидя за столом после рабочего дня в присутствии детей, которые тоже хотят что-то знать, что-то уяснить о Белом доме и американском президенте, хотя они его воочию, возможно, ни разу не видели. Язык, доводы Элеоноры Рузвельт хорошо откладывались в сознании и взрослых, и даже детей.
После смерти Франклина Рузвельта она старательно стремилась поддерживать память о своем выдающемся муже. Хорошо известно, что Элеонора Рузвельт уделяла большое внимание приведению в порядок имения президента в штате Нью-Йорк. Оно называлось «Гайд-парк».
Сколько было домов и домиков в этом имении! Мы посетили все их. Она подробно рассказывала моей жене и мне, когда мы приехали к ней в гости, историю каждого из них, иногда в деталях, которые непосредственно касались имени Рузвельта. Хорошо помню, как прочувствованно она вела речь о столовой, показала стул, на котором сидел ее муж, а также свой стул, говорила об отношении президента к различным блюдам и напиткам.
— К спиртному президент не имел пристрастия, — говорила она, — и был к нему равнодушен.
О себе говорила примерно то же. Сетовала:
— Всей семьей мы, Рузвельты, собирались редко. Причина состояла в том, что родственники рассеяны по стране и собраться вместе просто не получалось, если для этого не оказывался какой-то особый повод.
Наш визит в имение по ее же приглашению состоялся уже после окончания второй мировой войны. Однако и тогда Элеонора Рузвельт проявила трогательное внимание к нам как к людям, хорошо знавшим ее мужа. Мне врезались в память ее меткие замечания о президенте, некоторых его привычках и образе жизни. Речь шла о великом американце, и посещение имения Рузвельтов запечатлелось в памяти. Мы с женой всегда живо вспоминаем о нем.
Постояв в молчании у могилы человека, которого я наблюдал вблизи при самых разных обстоятельствах в течение долгого периода времени, мы тепло попрощались с хозяйкой и вернулись в Нью-Йорк.
Элеонору Рузвельт мне доводилось видеть в разной обстановке, беседовать с ней в разное время, в том числе обсуждать и острые политические проблемы. Вскоре после войны Э. Рузвельт стала часто выезжать в другие страны. Бывала она и в СССР.
Осенью 1945 года она пришла на прием в советское посольство, вернувшись только что из Лондона.
— Я приехала из Великобритании, — сказала она, приветливо улыбнувшись. — Меня в этой поездке сопровождал Джон Фостер Даллес. Вы знаете, я убедилась в том, что он совершенно не верит русским.
— Почему же? Откуда у него это неверие? — поинтересовался я.
— Видимо, на него очень сильно влияет Черчилль, — сказала вдова президента.
Ей, по-видимому, не все было известно о семье Даллеса. Еще в годы войны брат Джона — Аллен Даллес вел в Швейцарии секретные переговоры с представителем нацистской верхушки Германии о возможности сепаратной сделки с нею. В те дни 1945 года оба брата с точки зрения политических взглядов стоили друг друга. Тем более что вскоре Джон Фостер Даллес стал вдохновителем американского курса «с позиции силы». А в той поездке с Э. Рузвельт он и сам мог настраивать Черчилля на антисоветский лад. В политике уже нет-нет да и чувствовались порывы ветров, которые в годы «холодной войны» стали преобладающими.
Кстати, сам Рузвельт во время наших встреч ни разу, ни в какой связи не упоминал об Элеоноре, как будто ее не существовало. Возможно, те историки и писатели, которые констатировали холодок в отношениях между супругами, имеют на это какое-то основание. Что касается меня, то я предпочел бы ограничить свое повествование политическими аспектами этой деликатной темы.
У супругов Рузвельт, как известно, было четыре сына — Джеймс, Франклин, Эллиот и Джон. Сыновья при жизни отца не занимались активной политической деятельностью. По всему ощущалось, что президент не сочувствовал тому, чтобы они избрали своим поприщем политику. Но так как само имя Рузвельта обладало громадной притягательной силой, то некоторые из сыновей не могли остаться полностью в стороне от политики, в том числе от внешней.
Эллиот Рузвельт после войны посетил Советский Союз. 21 декабря 1946 года его принял Сталин и дал ему интервью. Поставленные вопросы касались главным образом двусторонних отношений СССР и США, контроля со стороны ООН за положением в мире, проведения ядерных исследований, необходимости совещания «большой тройки», вероятности новой мировой войны, отказа от проведения денацификации в английском и американском секторах Берлина. На все эти вопросы Э. Рузвельт получил исчерпывающие ответы. Интервью было опубликовано в «Известиях» 24 января 1947 года.
По возвращении из Москвы Эллиот пригласил меня с Лидией Дмитриевной на концерт в нью-йоркский Карнеги-холл. Он был со своей супругой — молодой красивой женщиной из семьи мультимиллионеров Дюпонов.
Этот брак между представителями семейных кланов президента Франклина Рузвельта, с одной стороны, и банкиров Дюпонов — с другой, выглядит занятно. Видимо, находили между собой общий язык эти кланы. Люди, близко знавшие президента и все обстоятельства женитьбы, нисколько ей не удивлялись. Просто это лишний раз доказывало, что всякие обвинения по адресу американского президента, будто он чуть ли не сделался «красным», проводя свой курс в вопросах внутренней политики, а также во внешней, пойдя на установление дружественных отношений с Советским Союзом, не имели под собой никаких оснований.
Дело в том, что Рузвельт, оставаясь верным своему общественному классу, стоял на голову выше многих представителей крупного капитала США, одержимых во внешней политике ненавистью к СССР, а во внутренней — признававших лишь беспощадную эксплуатацию трудящихся и полное пренебрежение к их социальным нуждам. По сравнению с этим выдающимся американцем они и тогда были, и сейчас остаются жалкими пигмеями в политике.
Встреча с Эллиотом, скажу прямо, пробудила в моей памяти живые воспоминания, связанные с покойным президентом. Этому отчасти способствовало и то, что внешне сын очень походил на отца.
В антракте концерта мы с ним интересно побеседовали. Речь шла в основном о его впечатлениях от поездки в Москву, и прежде всего от встречи со Сталиным.
— Эта встреча произвела на меня большое впечатление, — сказал сын президента.
Восторженно отзывался Эллиот решительно обо всем: о величии Москвы — столицы СССР, об уверенности в будущем, исходившей от советских людей, с которыми он встречался, о самоотверженном труде нашего народа, о мощи Красной Армии, которая удивила мир своей победой в войне. Его рассказ был искренним и не оставлял сомнений в том, что сам рассказчик — человек, по-настоящему хорошо относящийся и к нашей стране, и к ее народу.
Подтверждением этого стала и опубликованная вскоре книга Эллиота Рузвельта «Его глазами». «Его» — значит «отца». В книге проводится главная мысль: в интересах и Советского Союза, и Соединенных Штатов Америки надо жить в мире. Естественно, что тем, кто уже в годы войны, и особенно на последнем ее этапе, больше всего заботился о том, чтобы отдалить СССР и США друг от друга, эта книга Э. Рузвельта пришлась не по душе.
