Вот вьетнамцы на улице: переедет кого-нибудь грузовик - для всех прочих это повод насладиться чудным зрелищем. Но если это член семьи - горе смертельное, убийственное совершенно. Ну, и происходило следующее: ребёнок усыновлён... В организациях все в экстазе, в Соединённых Штатах все радуются: 'Ах, как всё замечательно. Наконец-то хоть что-то во Вьетнаме получается'. И что они делали с бедными детишками, которых усыновляли? ― превращали их в рабов. Детишек заставляли мыть за всеми посуду, обстирывать всю семью и удовлетворять все... Не шучу. А мы всё это субсидировали. Мы, американцы, всё это субсидировали и полагали, что делаем замечательное дело.
Была одна женщина, жаль, не могу припомнить её имени, потому что это был совершенно святой человек. Жила она в Дананге, и три или четыре года потратила на попытки убедить американское правительство в том, что они делают совсем не то. Работала по собственной инициативе. Никаких денег от правительственных организаций не получала. А мы ей помогали. Ребята из нашей организации то так в тихушку помогут, то этак, правила обходили, ради неё порядок работы нарушали. Надо было ей куда-нибудь съездить - мы её подбрасывали. И не смогла она одолеть чинуш никчёмных, идиотов вашингтонских. Они ей отвечали: 'Статистику посмотрите. Видите, усыновлено 'Х' детишек'. А на деле-то стало на 'Х' рабов больше.
Мы спускали с рук, мы закрывали глаза на случаи вопиющих злоупотреблений со стороны вьетнамцев, на нецелевое использование средств. Когда я говорю 'мы', я не имею в виду Управление. Под 'мы' я подразумеваю правительство, потому что ближе к концу войны Управление в этих делах никак завязано не было - в то время, когда я там был.
Начальник провинции, например, перекидывает цемент, предназначенный для деревни 'Х', в какое-нибудь другое место, для собственных нужд, а старший советник в этой провинции (американец) ни за что это дело раздувать на станет, потому что старший советник в этой провинции, скорей всего, полковник. И хочет звезду на погон. А вьетнамец, начальник провинции, по завершении срока командировки американца наградит его сотнями пятью медалей и напишет письмо о том, что за чудесный он человек.
Начальники провинций были обычно южными вьетнамцами из военных, особенно после того как президент Тхиеу заступил на пост. Он сместил большинство из сорока четырёх начальников провинций и назначил военных. Жители так и не получили прав выбирать начальников провинций. Однако не думаю, что вьетнамцам были доступны наши представления о сущности выборов.
Вьетнамцам обычно нравился старый начальник провинции, потому что он был 'сытый'. Под этим они подразумевали, что новый начальник провинции, только заступающий на пост, скорей всего, не успел ещё насосаться из общественной титьки - имелись в виду блага в виде взяток и подкупов, которыми пользовались начальники провинций - и поэтому он напролом и со всех ног будет стремиться захапать как можно больше. Вымогательство при новом начальнике провинции усилится, так как в загашничке у него ничего ещё нет. А вот старый начальник провинции, пробывший на этом посту многие годы, свои деньги уже заработал, и объёмы налогов, а также количество неприятностей при нём были несколько меньше, чем следует теперь ожидать, потому что столько денег, сколько новичку, ему было не нужно. Вот как рассуждали селяне о своих руководителях, и районных начальников они воспринимали так же.
Попытаться внедрить во всё это концепцию выборности? - смысла нет. Для западного сознания выборность имеет очень важное значение, но по представлениям вьетнамцев чего бы им хотелось в последнюю очередь, так это выборов, в ходе которых им, возможно, пришлось бы выбирать новичка, потому что в этом случае они в итоге попадали по-крупному. А потому, если ты политик, и тебя выбрали, ты остаешься на своей должности пожизненно, потому что так устроена система.
Вьетнамские уполномоченные по сельскому развитию сами по себе были большими лентяями, весьма коррумпированными и, ко всему прочему, никчёмными как боевая сила. Вину за это я бы возложил на руководство. Я полагаю, что нужно различать, где простые рядовые, капралы, сержанты, офицеры - и где командиры групп, которые ими руководят. Ну, и посмотрим правде в глаза - в американских подразделениях это тоже имело место.
Если второй лейтенант ни черта не врубается в то, что делает, взвод навряд ли проникнется к нему глубоким доверием. Американский солдат и американская система в конце концов разложились из-за офицерского состава, который там присутствовал. То есть столько проблем было у нас с военнослужащими, и я думаю, было это из-за того, что они считали, что всем на них наплевать. Единственное, чего хотелось офицерам - отбыть шесть месяцев на командной должности и слинять обратно в Штаты, получить повышение и начать заниматься более важными и приятными вещами. И очень скоро простой солдат в поле просто говорил себе: 'Да пошло оно всё!' Думаю, то же самое случилось и с сельскими уполномоченными.
Например, отправляется человек на село и начинает всерьез рвать жопу, пытаясь внести организацию в сельскую жизнь, а потом ему сообщают, что цемента сегодня не дадут, потому что начальник провинции желает выстроить себе новый дворик, и этот человек знает, что если пожалуется, то его, скорее всего, пристрелят или посадят по какому-нибудь состряпанному обвинению, и через какое-то время он скажет: 'Да пошло оно всё, оно мне надо?'
АРВ в военном плане была ненадёжной. Но, думаю, надо снова вернуться к тому, чтобы сравнить их положение с тем, что было нормой для американцев. В этом веке американские вооруженные силы сражались в двух больших войнах, или в трёх, если учесть Корею, или в четырёх - если учесть Вьетнам. Вьетнам - страна, которая начала реально существовать лишь с 1954 года. Пока США не начали свои крупные вливания, году этак в 1962, вьетнамской армии реально не существовало. Было несколько подразделений, весьма хороших, но они всегда дислоцировались вокруг Сайгона, защищая президента, который в то время занимал свой пост. Если же они выходили из доверия, то их засылали к чертовой бабушке на другой конец страны, чтобы они не могли представлять собой угрозы для президентства. Мы ведь попытались создать армию в сжатые сроки. А возможности освоиться, прийти в норму у этой армии просто не было.
К тому времени, когда страна была разделена в 54-м, они продолжали сражаться с французами и успели подраться с японцами. Но не как вьетнамская армия. Они сражались как партизаны, как Вьетминь. Но основы партизанской войны и основы ведения войны в составе армии американского типа разнятся как день и ночь. И, в свете этого, если вам противостоит партизан, который готов часами тащить мину через Южно-Китайское море по горло в воде - вот вам и самый настоящий рецепт, как все погубить. Ибо отсутствует неотъемлемый ингредиент, а именно - преданность делу, воля и энтузиазм, а все эти качества должны прививать военнослужащим их командиры и начальники. Не думаю, что это прививалось в АРВ, не думаю, что это прививалось американцам, и не думаю, что это прививалось в Управлении. Думаю, мы все просто махнули рукой на это дело. Я благодарен судьбе за то, что во Вьетнам отправился служить именно на той должности, на которой служил, потому что я видел, что там творится. Телеграммы читал. Когда начиналось очередное наступление или излагалась очередная стратегия, я понимал, что к чему и мог соотносить это с тем, что творилось на селе. Но и солдатню я знал - бедняги выскакивали из вертолетов в горячих ЗВ и не знали ни хера даже где они находятся, знали только, что кто-то по ним стреляет, что в них летят мины, а люди умирают и вопят.
Да господи ж ты мой, когда ты в такой ситуации, что приходится вести войну с партизанами, как же, черт возьми, посылать в бой таких людей? Как можно таких вот людей направлять туда, где нужно действовать с ума сойти как изощренно? Нельзя так. Ведь что происходит? - они начинают палить во всё, что движется, потому что ничего не понимают. Им страшно. То есть по ним там стреляют и, господи Исусе, с ними там те, кто не видит того, что вижу я. 'Бах!' ― все кончено.
