В наши дни расхождение в идеалах становится очевидным. Часть праздного класса, которая последовательно освобождалась от труда и денежных забот на протяжении по крайней мере одного поколения, теперь является достаточно большой, чтобы формировать и поддерживать мнение в отношении вкусов. К факторам, которые облегчают достижение «социальной согласованности» внутри праздного класса, добавились возросшие возможности передвижения. Внутри этого класса избранных необремененность бережливостью стала настолько само собой разумеющейся, что почти утратила свою утилитарность в качестве основы денежной благопристойности. Поэтому — сегодняшние каноны вкуса высших слоев общества не так последовательны в требовании неустанной демонстрации больших расходов, начисто исключающей даже видимость бережливости. Итак, на этих высших социальных и интеллектуальных уровнях появляется пристрастие к простому и «естественному» в устройстве парковых участков. Порождаясь в значительной мере инстинктом мастерства, это пристрастие с переменным успехом приносит свои плоды. Оно редко проявляется в чистом виде и временами переходит в нечто не сильно отличающееся от той подделки под безыскусственность, которая была упомянута выше.
Слабость к приспособлениям, обнаруживающим грубую функциональность, неизбежно наводящим на мысль о их прямом и нерасточительном использовании, присутствует даже во вкусах средних слоев, однако там достаточную власть над такой слабостью берет безраздельно господствующий канон почтенной бесполезности. Вследствие этого такая слабость проявляется в разнообразной по способам и средствам притворной полезности — в таких изобретениях, как литые ограды, мосты, беседки, павильоны и тому подобные декоративные детали. Такая притворная полезность в том, что, может быть, является самым сильным отклонением от начальных побуждений, диктуемых чувством экономической красоты, находит своё выражение в чугунных оградах и решетках грубого литья или в окружных подъездных путях, проложенных по ровному участку.
Разборчивый праздный класс перерос в своем развитии использование таких псевдополезных разновидностей денежной красоты, по крайней мере в некоторых вопросах. Однако вкусы индивидов, составляющих более раннее пополнения собственно праздного класса, а также вкусы средних и низших слоев все еще требуют вдобавок к эстетической красоте красоты денежной, даже в тех предметах, которые первоначально вызывали восхищение красотой, присущей им таким же естественным образом, как ветви дереву.
Вкусы общества в этих вопросах следует усматривать в том, как высоко ценятся общепринятые клумбы на общественных парковых участках и искусство фигурной стрижки садовых деревьев. Быть может, самый что ни на есть удачный пример такого преобладания во вкусах средних слоев денежной красоты над красотой эстетической виден в переоборудовании участка, который до этого был занят под Колумбийскую выставку. Это подходящий пример для иллюстрации того, что весьма сильное требование почтенной дороговизны все еще присутствует даже там, где избегается всякая демонстрация показной расточительности. Художественный эффект, действительно получающийся при такой реконструкции, как-то сильно расходится с тем видом, который придал бы участку человек, не руководствуйся он денежными канонами вкуса. Среди населения города даже класс «лучших» смотрит на продвижение работ с нескрываемым одобрением, наводящим на мысль, что в данном случае если и существует расхождение между вкусами высших и вкусами низших или средних слоев городского населения, то оно невелико. Чувство прекрасного у населения такого города, который является представительным в отношении развитой денежной культуры, старается не допустить никакого отхода от великого принципа денежной цивилизации — демонстративного расточительства.
Любовь к природе, сама, возможно, заимствованная у великосветского кодекса вкусов, под руководством такого канона денежной красоты иногда выражается самым неожиданным образом, приводя к результатам, которые незадачливому зрителю могут показаться нелепыми. Например, общепринятый обычай сажать деревья в безлесных районах нашей страны был перенесен в качестве статьи почетного расходования в районы, густо поросшие лесом; так что для деревни или отдельного фермера в поросшей лесом сельской местности отнюдь не в диковину очищать землю от растущих на ней деревьев и тут же опять сажать во дворе фермы или вдоль улиц саженцы некоего привозного вида. Таким образом, поросли дуба, вяза, бука, ореха, теуги[12], березы и американской липы вырубаются, чтобы освободить место для молодых саженцев изысканного клена, тополя трехгранного и ивы плакучей. Считается, что оставленные на своем месте лесные деревья, не требующие особых затрат, умалили бы достоинство, которым должен облекаться предназначенный для украшения предмет, отвечающий стремлению к почету.
Подобное распространение влияния денежной репутации на вкусы можно проследить в том, как складываются распространенные представления о красоте животных. О той роли, которую денежный канон вкуса играет в отведении корове определенного места на шкале эстетических оценок общества, уже говорилось. Нечто похожее справедливо в отношении других домашних животных в той мере, в какой они ощутимым образом полезны обществу в производственном отношении — как, например, домашняя птица, свиньи, скот, овцы, козы, тягловые лошади. Они носят производительный характер и служат полезной, нередко прибыльной цели, следовательно, на них не обнаруживается с такой легкостью печать красоты. Иначе обстоит дело с теми домашними животными, которые обычно не служат никакой производственной цели, такими, как голуби, попугаи и другие птицы, содержащиеся в клетках, кошки, собаки и скаковые лошади. Они обыкновенно составляют статью демонстративного потребления, а следовательно, их содержание почетно по своей природе, и их законным образом можно считать красивыми. Этот класс животных вызывает традиционные симпатии у всех высших слоев, в то время как слои, лежащие в денежном отношении ниже, — а также то избранное меньшинство праздного класса, среди которого в известной мере отживает канон категорического отказа от бережливости, — эти слои, находя красивыми тех или иных животных, не придерживаются раз и навсегда установленной денежной границы между прекрасным и уродливым.
Следует сказать о второстепенных основаниях достоинства тех домашних животных, которые приносят почет и слывут красивыми. Помимо птиц, относящихся к разряду приносящих почет домашних животных — своим местом в этом разряде они обязаны исключительно тому, что по своему характеру они неприбыльны, — особого внимания заслуживают кошки, собаки и скаковые лошади. Кошка является наименее почтенным из только что названных животных, ибо составляет наименее расточительную статью потребления, она может даже приносить пользу. В то же время по своему кошачьему темпераменту она не соответствует почтенному назначению. Она живет с человеком на условиях равенства, знать не знает о том отношении статуса, которое является древнейшим основанием всех различий в достоинстве, почете и славе, не годится для беспрепятственного использования в завистном сравнении, проводимом между владельцем и соседями. Исключение из этого последнего правила встречается в случае таких редких и причудливых предметов, как ангорская кошка, имеющая в деле обретения почета некоторую мало-мальскую ценность на основе дорогостоимости и имеющая поэтому определенные основания считаться красивой по денежным мотивам.
Собака обладает известными достоинствами как в плане бесполезности, так и по особенностям природного темперамента. В возвышенном смысле ее часто называют другом человека и высоко ценят за ум и преданность. Все это значит, что собака — слуга человека и обладает даром безоговорочного подчинения, с расторопностью раба угадывая настроение хозяина. Вкупе с этими чертами, позволяющими собаке прекрасно вписываться в систему статуса — и которые в этом отношении нужно записать в число полезных, — собака обладает некоторыми свойствами, имеющими более сомнительную эстетическую ценность. Из домашних животных она является самым грязным и самым несносным по повадкам. Но это компенсируется ее раболепным, ласковым отношением к хозяину и готовностью причинить ущерб и неудобство всем остальным. Значит, собака способна снискать наше расположение тем, что предоставляет возможность свободно проявляться нашей склонности к господству, а составляя при этом большую статью расходов и не служа обычно никакой производственной цели, она занимает во взглядах человека прочное место как что-то добропочтенное. В то же время собака в нашем воображении ассоциируется с охотой — похвальным занятием, являющимся проявлением почтенного хищнического побуждения.
