Хорошо, ответит товарищ, предположим, раздел земель является революционным. Ясно, что мы постараемся поддержать это революционное движение, но это вовсе не значит, что требования этого движения мы должны внести в свою программу, — таким требованиям совсем не место в программе и т. д. Очевидно, автор смешивает программу-минимум и программу-максимум. Он знает, что в социалистической программе (т. е. в программе-максимум) должны быть только пролетарские требования, но он забывает, что демократическая программа (т. е. программа-минимум), а тем более аграрная программа, не является социалистической, и потому, следовательно, в ней безусловно будут буржуазно-демократические требования, которые мы поддерживаем. Политическая свобода — буржуазное требование, но, несмотря на это, она занимает в нашей программе-минимум почетное место. Да зачем нам ходить далеко, посмотрите второй пункт аграрной программы и прочтите: партия требует “…отмены всех законов, стесняющих крестьянина в распоряжении его землей”, — прочтите все это и отвечайте: что в этом пункте социалистического? Ничего, скажете вы, так как этот пункт требует свободы буржуазной собственности, а не ее уничтожения. Несмотря на это, пункт этот все-таки в нашей программе-минимум имеется. Так в чем же дело? Только в том, что программам максимум и программа-минимум — два различных понятия, которые не следует смешивать. Правда, анархисты останутся этим недовольны, но что поделаешь, ведь мы не анархисты!..
Что касается стремления крестьян к разделу земель, то мы уже сказали, что его значение измеряется тенденцией экономического развития, и так как стремление крестьян “прямо вытекает” из этой тенденции, то наша партия должна поддерживать его, а не противодействовать ему.
Газета “Элва” (“Молния”) № 14. 29 марта 1906 г.
подпись: И. Бесошвили
Перевод с грузинского
О пересмотре аграрной программы
(Речь на седьмом заседании IV съезда РСДРП 13(26) апреля 1906 г.)[154]
Прежде всего скажу о методах аргументации некоторых товарищей. Тов. Плеханов очень много говорил об “анархических замашках” тов. Ленина, о пагубности “ленинизма” и т. д., и т. п., но об аграрном вопросе, в сущности, сказал нам очень мало. Между тем он представлен одним из докладчиков по аграрному вопросу, Полагаю, что такой способ аргументации, вносящий атмосферу раздражения, кроме того, что противоречит характеру нашего съезда, называемого объединительным, — ровно ничего не выясняет в постановке аграрного вопроса. И мы могли бы сказать кое-что о кадетских замашках тов. Плеханова, но этим ни на шаг не подвинулись бы в решении аграрного вопроса.
Далее, Джон,[155] опираясь на некоторые данные из жизни Гурии, Латышского края и т. д., умозаключает в пользу муниципализации для всей России. Я должен сказать, что, вообще говоря, так не составляют программу. При составлении программы надо исходить не из специфических черт некоторых частей некоторых окраин, а из общих черт, свойственных большинству местностей России: программа без доминирующей линии — не программа, а механическое соединение различных положений. Так именно и обстоит дело с проектом Джона. Кроме того, Джон ссылается на неверные данные. По его мнению, самый процесс развития крестьянского движения говорит за его проект, ибо в Гурии, например, в процессе же движения образовалось областное самоуправление, распоряжавшееся лесами и т. д. Но, во-первых. Гурия не область, а один из уездов Кутаисской губ.; во-вторых, в Гурии никогда не существовало единого для всей Гурии революционного самоуправления; там были только маленькие самоуправления, которые отнюдь не равняются, стало быть, областным самоуправлением; в — третьих, распоряжение — одно, а владение — совсем другое. Вообще о Гурии распространено много легенд, и российские товарищи совершенно напрасно принимают их за истину…
Что касается существа дела, то я должен сказать, что исходным пунктом нашей программы должно служить следующее положение: так как мы заключаем временный революционный союз с борющимся крестьянством, так как мы не можем, стало быть, не считаться с требованиями этого крестьянства, — то мы должны поддерживать эти требования, если они в общем и целом не противоречат тенденции экономического развития и ходу революции. Крестьяне требуют раздела; раздел не противоречит вышесказанным явлениям, — значит, мы должны поддерживать полную конфискацию и раздел. С этой точки зрения и национализация и муниципализация одинаково неприемлемы. Выставляя лозунг муниципализации или национализации, мы, ничего не выигрывая, делаем невозможным — союз революционного крестьянства с пролетариатом. Говорящие о реакционности раздела смешивают две стадии развития: капиталистическую с докапиталистической. Без сомнения, на капиталистической стадии раздел реакционен, но в условиях докапиталистических (напр., в условиях русской деревни) раздел в общем и целом революционен. Конечно, леса, воды и т. п. невозможно делить, но их можно национализировать, что отнюдь не противоречит революционным требованиям, выставляемым крестьянами. Затем, предлагаемый Джоном лозунг: революционные комитеты, вместо лозунга: революционные крестьянские комитеты, — коренным образом противоречит духу аграрной революции. Аграрная революция имеет своей целью прежде всего в главным образом освобождение крестьян, стало быть, лозунг: крестьянские комитеты, является единственным лозунгом, соответствующим духу аграрной революции. Если освобождение пролетариата может быть делом самого пролетариата, то и освобождение крестьян может быть делом самих крестьян.
Протоколы Объединительного съезда Российской социал-демократической рабочей партии, состоявшегося в Стокгольме в 1906 г.
Москва, 1907, стр. 59–60.
О текущем моменте
(Речь на пятнадцатом заседании IV съезда РСДРП 17(30) апреля 1906 г.)
Ни для кого не тайна, что в развитии общественно-политической жизни России наметились два пути: путь лжереформ и путь революции. Ясно также то, что на первый путь становятся крупные фабриканты и помещики с царским правительством во главе, на второй — революционное крестьянство и мелкая буржуазия с пролетариатом во главе. Развивающийся кризис в городах и голод в деревнях делают неминуемым новый взрыв, — следовательно, тут колебания недопустимы: или революция идет на подъем, и мы должны ее довести до конца, или она идет на убыль, и мы не можем, не должны ставить себе такой задачи. И напрасно Руденко думает, что такая постановка вопроса не диалектична. Руденко ищет средней линии, он хочет сказать, что революция и подымается, и не подымается, и следует ее довести до конца, и не следует, ибо, по его мнению, к такой именно постановке вопроса обязывает диалектика! Мы не так представляем себе Марксову диалектику…
Итак, мы накануне нового взрыва, революция подымается, и мы должны довести ее до конца. В этом все сходимся. Но в какой обстановке мы можем в должны сделать это: в обстановке гегемонии пролетариата или в обстановке гегемонии буржуазной демократии? Вот где начинается основное расхождение.
Тов. Мартынов еще в “Двух диктатурах” говорил, что гегемония пролетариата в текущей буржуазной революции — вредная утопия. Во вчерашней его речи сквозит та же мысль. Товарищи, аплодировавшие ему, должно быть, согласны с ним. Если это так, если, по мнению товарищей-меньшевиков, нам нужна не гегемония пролетариата, а гегемония демократической буржуазии, тогда само собой ясно, что ни в организации вооруженного восстания, ни в захвате власти мы не должны принимать непосредственного активного участия. Такова “схема” меньшевиков.
Наоборот, если классовые интересы пролетариата ведут к его гегемонии, если пролетариат должен идти не в хвосте, а во главе текущей революции, то само собой понятно, что пролетариат не может отказаться ни от активного участия в организации вооруженного восстания, ни от захвата власти. Такова “схема” большевиков.
Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии — вот как стоит вопрос в партии, вот в чем наши разногласия.
Протоколы Объединительного съезда Российской социал-демократической рабочей партии, состоявшегося в Стокгольме в 1906 г.
Москва, 1907, стр. 187
Маркс и Энгельс о восстании
Меньшевик Н.X.[158] знает, что смелость города берет и осмеливается еще раз обвинять большевиков в бланкизме (см. “Симартле”[159] № 7).
В этом, конечно, нет ничего удивительного. Оппортунисты Германии ― Бернштейн и Фольмар ― давно называют Каутского и Бебеля бланкистами. Оппортунисты Франции ― Жорес и Мильеран ― давно обвиняют Геда и Лафарга в бланкизме и якобинстве. Несмотря на это, всему миру известно, что Бернштейн, Мильеран, Жорес и другие являются оппортунистами, что они изменяют марксизму, тогда как Каутский, Бебель, Гед, Лафарг и другие являются революционными марксистами. Что же удивительного, если оппортунисты России и их последователь Н.X. подражают оппортунистам Европы и называют нас бланкистами? Это означает только то, что большевики, подобно Каутскому и Геду являются революционными марксистами.[160]
