Поясню свою мысль.
Во-первых, налоги в России непомерно высоки. Совокупные доходы бюджетов всех уровней в 2013 году составили около 23,4 трлн руб., или 35,6 % ВВП. Для сравнения — в Китае, с его мощным государством и гигантскими инвестициями в инфраструктуру, этот показатель равен 18 % ВВП; в США — 26,9 %; в богатейших сырьевых экономиках — Австралии и Канаде — соответственно 30,8 и 32,2 % ВВП. B Польше — единственной стране ЕС, экономика которой не сокращалась в годы последнего кризиса, — 32,9 % ВВП.
Возникает вопрос: заслуживает ли государство, которое не способно обеспечить ни нормальной судебной системы, ни прозрачных выборов, ни защиты собственности, ни эффективной инвестиционной политики, таких «заработков»? Мой ответ однозначен — нет, не заслуживает. Справедливы ли «социальные платежи» в 30,2 % зарплаты в стране с такой продолжительностью жизни и таким состоянием здравоохранения, как Россия? Нет, несправедливы.
Но при этом каждый год триллионы рублей перекочевывают в государственный карман из кармана граждан и со счетов предприятий. Эти деньги могли бы развивать экономику, но они уходят на оплату «труда» правоохранителей, на закупку бессмысленных вооружений, элитного транспорта для чиновников и на экзотические инвестиции — то в саммит АТЭС, то в Олимпиаду, а то и в чемпионат мира 2018 года B такой ситуации бизнес не будет инвестировать — и это его трезвый и понятный выбор. Одно лишь бегство капитала из страны — $57 млрд в 2012 году и около $65 млрд в 2013-м — это по 3 % упущенного роста каждый год. Воровство 1 трлн руб. на госзакупках, о котором в бытность свою президентом упоминал Д. Медведев, — еще 3 %. Отбивая у бизнеса желание развиваться, государство подписывает приговор отечественной экономике.
Во-вторых, даже собрав высокие налоги, власть распоряжается ими крайне неэффективно. Согласно кейнсианским рецептам восстановления экономики, государственные инвестиции способствуют запуску экономического роста. B России они возросли с 1,6 трлн руб. в 2010 году до 1,9 трлн в 2012-м и 2,2 трлн в 2013-м — но экономика лишь замедлилась. Причины две.
C одной стороны, это направление инвестиций. Например, было потрачено почти 690 млрд руб. на подготовку саммита АТЭС во Владивостоке. Мосты, конечно, впечатляют. Но гостиницы так и не сданы, многие объекты брошены; аэропорт, рассчитанный на 5 млн пассажиров, в этом году обслужил менее 1,9 млн, а аэроэкспресс, построенный к нему, приносит одни убытки. Ha Олимпиаду уйдет до 1,6 трлн руб., а большую часть объектов придется либо демонтировать, либо дополнительно тратиться на их содержание. Реконструкция Транссиба (около 1 трлн руб.) также не окупится и за 50 лет, как и космодром «Восточный» (дешевле арендовать Байконур). Иначе говоря, государство тратит не ради последующего экономического эффекта, а «абы как». C другой стороны, все эти стройки предполагают огромный «распил»: от 40 до 60 %, по консенсусным оценкам экспертов. Оставшееся уходит на зарплату в основном приезжим работникам; покупку оборудования, в значительной мере поставляемого из-за рубежа; материалов, которые на 30–40 % также являются импортными. Соответственно, из каждого рубля инвестированных государством средств лишь 10–15 копеек реально способствуют развитию нашей экономики. При таком мультипликативном эффекте рассчитывать на рост нереально. Украденные и заплаченные иностранным поставщикам деньги оседают в основном за рубежом: инвестиции не способствуют росту.
В-третьих, государственные компании денег, как говорится, не считают. Себестоимость добычи «Газпрома» или услуг железнодорожников растет быстрее, чем в частном бизнесе. Зарплаты чиновников сопоставимы с европейскими, но эффективность их работы несопоставима. B результате основной тренд в российской экономике — это постоянный рост издержек. Мы видим, как дорожают электроэнергия, газ, бензин, растут тарифы. И это рост не только рублевых цен, но и долларовых: с 2001 по 2013 год курс национальной валюты практически не меняется. Разумеется, в подобных условиях у инвесторов не может появиться интереса вкладывать средства в страну, где, может быть, много газа и металлов, но последние стоят столько же, сколько и на мировом рынке, а подключиться к газовым сетям катастрофически сложно.
Совершенно понятно, почему в России все 2000-е годы и позже ВВП рос быстрее промышленного производства, тогда как и в Китае, и в Бразилии именно индустриальный сектор является локомотивом роста. Мы же развиваемся за счет сферы услуг и розничной торговли — но они остановятся, как только перестанут расти доходы населения.
Российская экономика останавливается потому, что государство активно обескровливает ее — как прямо (через налоги, которые затем тратятся без пользы для реального сектора), так и косвенно (через ухудшение предпринимательского климата, вызывающее сокращение частных инвестиций и бегство капитала). При этом надо признать, что россияне в большинстве своем — активные и предприимчивые люди, и усилия правительства по дестимулированию экономики могли бы дать эффект намного раньше.
Властям потребовалось целых два года, чтобы героическими усилиями убить естественное посткризисное восстановление, зато результат впечатляет: более 70 % предпринимателей не собираются наращивать инвестиции; почти 10 % жителей очень хотят уехать из страны, а 44 % подумывают об этом; более половины россиян не уверены в дальнейшем росте благосостояния. При таких показателях возобновления роста не приходится ждать без смены экономической парадигмы. A смениться она в современной России может только со сменой единственного политика страны — Владимира Путина. Его же уход выглядит до 2024 года практически невероятным. Поэтому, я думаю, нас ждет десятилетие экономической стагнации.
Причем, вернусь к началу, именно стагнации, а не спада. Нынешняя власть не способна запустить рост, но имеет все инструменты для того, чтобы не допустить кризиса. Для повышения темпов развития нужно раскрепощение частной инициативы, чего В. Путин, как явствует из проводимой политики, категорически не приемлет. Но кризис опасен, так как подрывает стабильность, о которой он постоянно печется. Власть может распечатать резервы, медленно девальвировать рубль, нарастить государственный долг, даже пойти на увеличение эмиссии — и все это будет поддерживать экономику на плаву. Но не служить ее развитию. Как не служит ему сегодня само существующее Российское государство.
Поэтому в ближайшие годы в экономике стоит ожидать такой же «околонулевой» стабильности, какая уже установилась в России в политической сфере. Переживем ли мы десятилетие без роста? Почти наверняка. Последуют ли за ним перемены? Несомненно.
Печатается по тексту статьи: Иноземцев Владислав. «Последний год экономического роста» // Московский комсомолец, 2013,26 декабря 2013 г., с. 3.
Угроза западных санкций заставила задуматься о главной угрозе, маячащей перед российской экономикой: падению мировых цен на нефть. O том, что цены на нефть скоро резко упадут, не говорит сейчас только ленивый.
Ha чем основаны эти страхи? Как минимум на четырех обстоятельствах.
Во-первых, говорится, что темп роста спроса на нефть (а ее потребление выросло в последние 25 лет на 35 %) снизится, по мере того как китайская и другие развивающиеся экономики замедлятся. Во-вторых, утверждается, что новые технологии добычи обеспечивают рост запасов нефти куда больший, чем рост производства, и потому нефть может перестать быть редкой, что обеспечивало ей высокую цену.
В-третьих, упоминаются требования экологов, которые могут перенести акцент на неуглеводородные источники энергии. В-четвертых, подчеркивается преходящий характер спекуляций на нефтяных фьючерсах и возможность ограничений таковых со стороны финансовых властей, что способно привести к резкому обрушению рынка.
Однако пока заметить влияние этих факторов трудно. C 2007 по первый квартал 2014 года среднегодовые цены на нефть марки Brent оставались поразительно устойчивыми: $72,4/барр. в 2007 году, $97,3/барр. в 2008-м, $66,0/барр. в 2009-м, $79,5/барр. в 2010-м, $111,3/барр. в 2011-м, $111,7/барр. в 2012-м, $108,0/барр. в 2013-м и $105,8/барр. в первом квартале 2014 года. В последние четыре года колебания не превышали 3–5 % — рекорд стабильности, невиданный с рубежа 1960-х и 1970-х годов.
Все это время производство подтягивалось за спросом, серьезных проблем не возникало. Почему же сейчас аналитики пророчат крах? Ha мой взгляд, перспективы нефтяного рынка довольно безоблачны и на это есть как минимум четыре причины.
Первая, и самая фундаментальная причина, — экономика ведущих стран приспособилась к сложившимся ценовым пропорциям. Резко выросшая энергоэффективность позволяет не только экономить топливо, но и дорого за него платить. B 2012 году все автомобили Германии потребляли на 20 % меньше бензина, чем автомобильный парк ФРГ в 1974 году.
