— Все-таки есть еще поколение, которое очень обижается на то, что этих людей выставляют как зря проживших жизнь, — говорит дочь.
Это военное поколение. Им говорят: не за того воевали, надо было за Гитлера воевать. Я читал статью в журнале «Родина» о генерале Власове — он изображается чуть ли не как народный герой! Это был борец со сталинизмом, он хотел использовать немцев как временных союзников, — говорю я.
— А кто же это пишет такие статьи?
— Сколько угодно сейчас.
— И печатают? — спрашивает Каганович с грустью. Он четко улавливает мысль и следит за ней в разговоре.
— Печатают.
— В журнале «Родина»?
— Хотел будто бы спасти Россию от большевизма, а Гитлера использовать как временного союзника, чтобы потом, когда возьмет власть в России, прогнать Гитлера. Но это же наивно! Немцы такие дураки, чтоб занять Россию до Урала, а потом отдать ее Власову? Смешно.
— Ставят памятники Махно, Бандере, как это такое? — говорит дочь.
— В Кишиневе сняли памятник Ленину, — говорю я. — А съезд украинских националистов как вам нравится?
— Что там было? — спрашивает Каганович.
— По телевизору показывали: почтить память погибших националистов, их невинно осудили. А что они творили на Украине, невинные? Кто убил Ярослава Галана?
— Меня интересует, — говорит Каганович, — значит, вы считаете, интеллигенция средняя не так уж воинственно настроена?
— Пожалуй, да.
— Средних лет и старых лет — менее воинственно настроена, чем молодая?
— Молодая — без веры.
— Без веры.
— Они сейчас кинутся в рынок. Им рынок предложат, где можно заработать. Если сумеют устроиться. Конечно, каждый не устроится, это ясно. Но кто-то устроится. Это прельщает. Толпы у посольств, чтоб уехать за границу. Это тоже факт.
— Толпы? Хотят уехать? Все?
— Ну не все.
— То есть разные национальности… И русские, и евреи, всякие? — спрашивает Каганович.
— Раньше только евреи в Израиль стремились, а теперь многие рвутся на Запад. Немцы бегут в Германию новую…
— Как же мы все-таки справимся с этим делом? — спрашивает Каганович.
— Что-то мы с национальными делами не додумали. Или нельзя это все было отпускать, многопартийность создали рано. Мало мы прожили в социализме.
— Слишком быстро, — соглашается Каганович.
— Семьдесят лет — это маленький срок еще. Народы только притирались друг к другу. Какая огромная страна, сколько национальностей, и жили. Не было этих стычек, погромов; убийств. В Закавказье, в Средней Азии что творится! Мальчика убили в Кишиневе за то, что он говорил по-русски на улице!
— Мальчика убили? Серьезно? — всполошился Каганович.
— Я стихи такие написал:
Я равнодушен. Мне ничто не внове,
Как будто душу наглухо закрыл.
Но мальчика убили в Кишиневе
За то, что он по-русски говорил.
— Да-а-а. Неужели молдаване могли дойти до такого?
— Самое страшное — националистическое движение. Не разбираются. Потом они одумаются и поймут, что сотворили. А пока идет слепая толпа… Бей русских, бей украинцев, бей евреев — кого покажут! Вы знаете какой лозунг в Молдавии? «Утопим русских в еврейской крови!»
Каганович смеется: — А когда-то в Кишиневе много евреев было.
— И сейчас их много. Но что там творится! Евреи боятся, не знают, куда бежать оттуда. Русские пытаются обменять квартиры. Звонил мне один товарищ из Кишинева: нельзя ли поменять? Кто ж туда сейчас поедет? Только молдаване.
— У Косолапова была какая-то статья, — говорит Каганович, — я не помню где… Я даже хотел узнавать. У него книга есть о социализме.
— Молотов ее тоже читал.
— Какая-то статья у него была. Ладно, вспомню — скажу.
— Вы меня спрашивали про статьи Зимина и Волкогонова. Я вам выписал.
— Очень хорошо.
— Была статья контр-адмирала Зимина «Два вопроса генералу Волкогонову». Зимин там называет Волкогонова перевертышем, контрреволюционером и карьеристом.
— А статья где была?
— «Литературная Россия», июнь девяностого года. Волкогонов ответил так: «Для людей с черно-белым мышлением набор обвинений стереотипен. По их мнению правы только они. Спорить с ними бесполезно… Пути, способы достижения социалистических целей оказались ошибочными, неверными, а в сталинские времена — и преступными». А вот что писал Волкогонов раньше, в «Этике советского офицера», семьдесят третий год:
«Социализм уже доказал великую жизненную силу. Новый общественный строй прочно утвердился на нашей планете. Идеи коммунизма овладели сознанием многих сотен миллионов людей и продолжают победное шествие на всех континентах. Полное торжество дела социализма во всем мире неизбежно. Советский народ успешно строит коммунизм».
Теперь Волкогонов пишет: «Исторический семидесятилетний эксперимент кончился неудачей. И сегодня мы рассматриваем вопросы, которые другие государства решили давно». Это из его речи на Первом съезде народных депутатов РСФСР, девяностый год.
— Его чуть ли не председателем Верховного Совета избрать хотели, — говорит Каганович.
Я задаю вопрос: — Что надо сделать, чтобы спасти Советский Союз? Как вы считаете?
— Я думаю, что это дело не быстрое. А нужно по-старому организовываться. Организовываться. Надо, прежде всего, организовать рабочий класс. Надо, чтобы в партии нашей рабочая сила была настоящая. Как это сделать — очень серьезный вопрос, большой. И, если рабочий класс в партии у нас будет иметь силу, то я думаю, что страну можно будет спасти. Можно будет. Главное — это рабочий класс в партии. Ежели в партии будет господствовать мещанство, то, конечно, не спасешь социализм.
Так что главный вопрос — это вопрос спасения партии, как рабочей партии. Это не значит, что в ней могут только рабочие быть. Будут интеллигенты, крестьяне, прочие, я имею в виду, ядро — из рабочего класса. И рабочего класса тоже не всего — сейчас среди рабочих тоже много есть таких шибздиков, так сказать, из молодых… Работа должна быть очень большая, серьезная. Могут ли такие организации, как «Единство», что-нибудь серьезное сделать? Не думаю.
— Может это как начальная стадия, чтоб импульс дать всему движению.
— Посмотрим по программе, как программу партии составят. Сегодня о программе очень много говорится. Программой занимаются.
— Конечно, центризм — это опасно, — продолжает Каганович. — Горбачев, выступая в Минске, говорил, что он — центрист. Он вообще за центризм. Сталин писал о центризме, он заклинает его как оппортунизм.
У Кагановича на столике лежат «Вопросы ленинизма» Сталина. Он берет книгу в руки.
— Триста восемьдесят четвертая страница, — подсказывает дочь. — Мы недавно читали с тобой.
— Ругают Сталина направо и налево, а не издают его труды, — говорит Каганович.
Я читаю из «Вопросов ленинизма» вслух: «Слуцкий считает, что Ленин (большевики) недооценивал опасности центризма германской и вообще предвоенной социал-демократии, то есть недооценивал опасности прикрытого оппортунизма, опасности примиренчества с оппортунизмом. Иначе говоря, по Слуцкому выходит, что Ленин (большевики) не вел непримиримой борьбы с оппортунизмом, ибо недооценка центризма есть по сути дела отказ от развернутой борьбы с оппортунизмом».
— Вот центризм, — говорит Каганович. — А у нас центризм ставят как идеал. Как идеал. Они стоят в центре. «Я ни направо, ни налево, я в центре». Чисто геометрическое расположение, чертежное расположение.
— Ни рыба ни мясо.
— Ни рыба ни мясо. Это не синтез, а центр, он в середине. Это каутскианство. Дальше Сталин говорит: каутскианство, троцкизм — это и был центризм в нашей партии. И вот теперь центризм подымается на уровень — значит, будет с одной стороны Коммунистическая партия, с другой стороны — движение Шеварднадзе, Шаталина, Яковлева и примкнувших к ним перерожденцев, социал-предателей.
— О предательстве народ говорит уже открыто.
— Меня интересует, вы знаете, бывали у Молотова в последнее время, как бы он отнесся ко всему, что происходит сейчас?
— Я думаю, резко отрицательно. Я изучил его з последние годы.
— Вы уверены в этом? — спрашивает Каганович.
— На сто уверен — резко отрицательно.
— А вот то, что он так уж прорабатывает Сталина за коммунизм и еще по двум вопросам довольно крепко?
— По вопросу победы коммунизма в одной стране.
— Он вообще считал Сталина теоретически…
— Ниже Ленина.
— Что ниже Ленина — это безусловно, — соглашается Каганович. — Это Микоян сказал: «Сталин — это Ленин сегодня». Мы Сталина с Лениным не сравниваем, и сам Сталин не допускал сравнения. Но что он теоретически был высокограмотный человек — это безусловно. Но Молотов немножко… Пересаливает. Маркс в «Капитале» не все предусмотрел, Ленин тоже не все предусмотрел, выходит, что Сталин должен был предусмотреть… Немножко он… того.