Действительно, оборона Царицына — самый известный эпизод в боевых действиях с участием Сталина. Но и здесь картину затемняют многослойные «культовые» напластования: в память об этом событии Царицын еще в 1925 году переименовали в Сталинград, потому титаническая битва за этот город в следующей войне стала Сталинградской. Очевидно, во всяком случае, стратегическое значение Царицына-Сталинграда в обеих войнах. Тот, кто держал его в руках, перекрывал Волгу, связывавшую по меридиональной оси всю европейскую часть страны; следовательно, Сталин в Гражданскую находился на одном из ключевых направлений. И если Троцкий играл первую скрипку в большевистском оркестре, то его будущий преследователь был никак не меньше, чем «главным ударником».
Официально карьерный взлет Сталина начался с назначения на пост наркома по делам национальностей, что всегда оставалось общеизвестным. Только после «оттепельных» разоблачений эту должность стали считать синекурой с неясным кругом задач, тем более полномочий. Ну допустим, Ленин перед смертью вдруг принялся разбираться с национальным вопросом и настоял на федеральной организации СССР. Но чем конкретно занимался Сталин битых пять лет до этого решения, не сообщалось. Да были ли тогда вообще национальные проблемы, или большевики всех сепаратистов догадались вовремя поставить к стенке, не то что Горбачев и Ельцин?
Проблемы, конечно же, были, и не менее, если не более сложные, чем семьдесят лет спустя. В многонациональной империи, унаследованной большевиками, русские составляли 43 % населения; гораздо острее, чем сейчас, стоял еврейский вопрос, а роль закоренелых сепаратистов, не согласных ни на какие компромиссы и подающих дурной пример всем остальным, играли поляки. Финский народ отстаивал свои права более умеренными методами, но столь же упорно. Весьма непросто складывались отношения нового государства с Украиной. И на Кавказе были практически все те же линии разлома, что мы наблюдаем сегодня: осетино-вайнахская, армяно-азербайджанская, грузино-абхазская…
Выходит, далеко не последний по значимости пост получил Джугашвили. Просто так сложилось, что для биографии вождя народов всегда хватало более эффектных сюжетов — будь то борьба с Царским режимом, с мировым империализмом и фашизмом или с «троцкистско-бухаринской кучкой убийц, шпионов и вредителей». Однако его особая увлеченность массовыми депортациями соотечественников по этническому признаку, проявившаяся уже с начала 1930-х, явно шла от «первичной специализации»
Еврейский вопрос Сталина в годы Гражданской войны как будто не занимал. Он решался на другом уровне и другими средствами — евреи активно участвовали в боевых действиях и чистках, занимали государственные посты, а при этом в прифронтовых зонах, как водится, шли погромы, которыми грешили не только белые, но и красные. К польской и финской проблемам Сталин приложил руку уже в другом качестве и в другое время. Советская власть поначалу легко согласилась отпустить из империи оба народа, потом спохватилась, но было поздно.
Впрочем, провозглашение права наций на самоопределение было не только эффектным, но и высокоэффективным политическим ходом. Приписывание Борису Ельцину «большевистских методов», неизменно раздражающее его сторонников-либералов, по крайней мере, в этом отношении не глупость и не провокация. А для «красных», «белых» или каких других «имперцев» оно и подавно имеет глубокий смысл. В 1990-е Ельцин фактически повторил этот ход на свой манер, заявив фрондирующей Республике Тачарстан: берите суверенитета, сколько сможете. И выяснилось очень скоро, что реальные потенции местного суверенитета не так уж сильно угрожают государственному единству. Гораздо хуже вышло с Чечней, но там центральная власть не учла такой «факультет забытых вещей», как устойчивые реликты военно-демократического уклада. Ничего удивительного, коль скоро сегодня не каждый квалифицированный историк способен представить во всех подробностях, что это такое; о питомцах Высшей школы КГБ им. Ф.Э. Дзержинского и говорить не приходится. А военная демократия — совсем не только абречество и даже не набеговое хозяйство с пережитками домашнего рабства: ее главный сущностный признак — полное отсутствие властной вертикали в привычных и сколь-нибудь понятных нам формах. Иными словами, для того, чтобы официальная Москва хотя бы теоретически могла договориться о чем угодно с тамошними мятежниками, следовало бы подписывать отдельное соглашение с главой каждой чеченской семьи. (Именно с этим фактором взаимного непонимания мотиваций столкнулось в свое время правительство США, когда еще пыталось заключать мирные договоры с племенами степных индейцев: обе стороны постоянно обвиняли друг друга в вероломстве, и с позиций собственной «школы цивилизации» обе были одинаково правы.) Это, впрочем, совершенно особая большая тема — Большевики в Гражданскую войну использовали сепаратистские настроения, как чудо-оружие в борьбе с белыми, у которых не принимались на дух даже мягко федералистские проекты — только Единая-и-Неделимая! В этом идеологическом аспекте русопятствующие «заединщики» современного образца стали их прямыми наследниками. С тою принципиальной разницей, что среди последних вовсе не нашлось готовых идти на смертный бой не то что за имперские идеалы, но даже за свои корпоративные интересы. Если политика Ельцина лишь косвенно способствовала переделу земли и имущества в пользу «коренных»; то ленинская гвардия приложила руку самым прямым образом — например, на том же Северном Кавказе в борьбе вайнахских родов с «белоказаками» и «белоосетинами». В конечном итоге призывы к самоопределению оказались эффективной демагогией — справившись с главным врагом, красные подавили по отдельности сопротивление большинства окраин. Так, в Средней Азии местные элиты отвергали большевиков не столько как создателей нового политического строя, но как противников веры. Эти элиты были полностью уничтожены. (И что же — к началу нового тысячелетия «задержанная» история успешно вырастила их точную социально-политическую кальку, правда, в каких-то деталях упрощенную, в чем-то и ухудшенную, как любая копия по сравнению с оригиналом…)
Однако задачи Сталина в Гражданскую войну не ограничивались Наркомнацем. Он был еще и членом Реввоенсовета Республики, реввоенсоветов Западного, Южного и Юго-западного фронтов, затем вошел в Совет обороны представителем от ВЦИК. А главное, в марте 1919-го Сталин назначается начальником Государственного контроля, позднее реорганизованного в наркомат Рабоче-крестьянской инспекции. А кто еще в РСФСР имел сразу два поста в Совнаркоме? К тому же начальник Рабкрина — это универсальный мандат, позволяющий внедриться в любую сферу деятельности. Здесь, как и в нацвопросе, не приходится ничего производить или обменивать, надо только контролировать и карать. Как Наркомнац связан со всеми географическими регионами, так и главный контролер страны обрастает связями во всех отраслях экономики. В отличие от многих других, которые, заняв определенное место, так на нем и застревали — например, Зиновьев просидел «на Питере» до самого конца. Вполне естественно, что такой человек становится универсальным деятелем с соответствующими возможностями. Все начальство его знает, и он знает всех. Но что знают другие о нем?
По большому счету — разве только то, что слишком очевидных ошибок он не совершал и в порочащих связях с кем-либо не замечен. Примечательно, что Ленин до конца своих дней не находил у «чудесного грузина» никаких более серьезных недостатков, нежели слишком грубые манеры. Но такое легко было объяснить простонародным происхождением и куда более суровой, чем у множества соратников, жизненной школой. (Правда, Каменев в последней, самой тяжкой ссылке, был вместе со Сталиным, и его как будто в брутальном поведении не упрекали.) Да и сам главный вождь, по крайней мере, на бумаге, хамил неугодным ничуть не меньше — беря, в свою очередь, пример с учителя Маркса…
Некоторые, как покойный Дмитрий Волкогонов, полагают, что Ленин был интеллектуально ярче и сильнее, чем Сталин. Однако сталинский диамат в «Кратком курсе истории ВКП(б)» или его брошюра о языкознании ничем не уступают «Материализму и эмпириокритицизму», хотя к философской науке все эти труды имеют весьма отдаленное отношение.
Попробуем представить изменения в аппаратном весе Сталина, сведя их в таблицу состава высших партийных органов с 1919 по 1923 год (см. след. стр.).
Понятно, что в то время партийная иерархия еще не приобрела столь четкой структуры, как в годы «развитого социализма», когда даже порядок расположения на Мавзолее во время праздничных мероприятий был четко зафиксирован. Тем не менее, из списка виден «основной состав» ленинской команды, его ближайшее окружение — Политбюро, ядро которого составляют Ленин, Каменев, Зиновьев, Троцкий. Сталин, Бухарин а еще, как ни странно, совершенно невыразительный (хотя и «рабоче-крестьянский» донельзя, и знавший Сталина еще по Тифлису; может, для того и понадобился?) Михаил Калинин.
