Можно сказать, что "гиперборейская Традиция" является одновременнно и двойственной и недвойственной, и тринитарной и унитарной, и монотеистической и политеистической, и матриархальной и патриархальной, и оседлой и кочевой. Лишь впоследствии она распадается на несколько ветвей, обособляющихся и противопоставляющих себя иным ветвям.
Но дело в том, что Изначальное Предание не снимает метафизических различий между традициями, так как является в этом отношении строго нейтральным. Оно указывает общий контекст, развертывает систему соответствий и символических рядов, которые позволяют объяснить самые загадочные и темные аспекты символизма, мифологий, религиозных доктрин и сакральных сюжетов. Но в отношении метафизики это Изначальное Предание ограничивается лишь констатацией. Реального накала метафизическая проблематика достигает в совершенно иных условиях, максимально удаленных от золотого века полярной цивилизации. И именно поэтому, кстати, невозможно согласиться с Геноном относительно эзотерического единства традиций, так как они едины не на метафизическом уровне, но в смысле происхождения из единого сакрального культово-символического комплекса, который является универсальным языком, базовым элементом всех разновидностей человеческой культуры и человеческой религии. Использование этого языка может служить для выражения самых различных теологических и метафизических конструкций, но все они имеют дело с одной и той же архетипической структурой, лишь различным образом интерпретируют ее, расставляют совершенно по-иному метафизические акценты.
Поэтому тот символический комплекс, который может быть связан с контринициацией, в его наиболее универсальном аспекте должен относиться к гиперборейской мистерии Юла. Строго негативная оценка этого комплекса может привести к столь гротескному искажению, что наиболее важные и сакральные аспекты будут трактоваться как нечто «контринициатическое».
Это, согласно Герману Вирту, произошло с христианской традицией, которая отождествила некоторые солнцеворотные гиперборейские сюжеты с демонической реальностью, хотя в них речь шла о символизме, удивительно напоминающем календарную историю рождения Сына Божьего (зимнее солнцестояние).[99]
Так, хвост у чертей был рудиментом солнцестоянческой руны, означающей нижнюю часть полярного года и корни мирового дерева. Котлы, в которых черти варят грешников, развились на основании сюжета о зимнем котле (или сосуде) богов — котел кельтского бога Дагды, который опорожняется и наполняется снова сам по себе. Это типичный зимний солнцестоянческий мотив (да и сама новогодняя руна даже во времена норманнов носила название «дагда» и изображалась как чаша или котел). Рога «дьявола» — символ весеннего Воскресения солнца, так как они являются символическим аналогом двух поднятых рук — весенней руны "ка"[100] и т. д.
Эти соображения показывают, что о контринициатическом характере того или иного символа или символического комплекса невозможно судить по чисто формальным признакам — в гиперборейском символизме, который лежит в основе всякого сакрального символизма, таких символов просто не существует.
Заключение
Подводя итоги нашему краткому анализу, следует заметить, что необходимо радикально пересмотреть теорию контринициации Генона и внимательно продумать некоторые позиции в этом вопросе. Эта проблема тесно сопряжена с другими тезисами Генона, которые при внимательном изучении и приложении к конкретике исторических религий и инициатических школ оказываются слишком приблизительными, неточными или откровенно ошибочными. При этом данная ревизия ни в коем случае не затрагивает высокого авторитета Рене Генона, так как без его трудов, важнейших тезисов и интерпретационных моделей вся картина эзотеризма и метафизики сегодня была бы безнадежно запутанной. Речь идет не о том, чтобы развенчать мэтра (как хотелось бы некоторым его неблагодарным ученикам, типа Фритьофа Шуона). Напротив, необходимо уточнить и отточить великие интуиции этого гениального человека, чтобы очистить его учение от того, что оказалось неверным, и заставить с новой силой и свежестью сиять те аспекты, которые являются выражением чистейшей истины. Генон дал нам бесценный инструментарий, прекрасную методологию изучения Традиции. Благодаря этому мы можем привести к общему знаменателю тот огромный материал по богословию, истории религий, инициации и т. д., с которым мы имеем дело, и который в противном случае представлял бы собой безнадежно противоречивые фрагменты, противящиеся какой бы то ни было систематизации (о неоспиритуалистических реконструкциях или теориях профанических историков и этнологов вообще говорить не стоит). Генон остается главным и ключевым автором. Но если мы после серьезных размышлений и в результате тщательных исследований приходим к заключениям, не согласующимся с его взглядами, корректирующими их, бессмысленно пытаться их скрыть и делать вид, что все остается без изменений.
Вопрос контринициации является в высшей степени важным и актуальным. Равно как и вопрос существования (или несуществования) реального метафизического единства традиций.
Данный текст является лишь введением в данную проблематику, наброском дальнейшего исследования, имеющего колоссальное значение. Развитие этой темы мы надеемся представить в последующих работах.
Пока же отметим, что адекватное представление о контринициации, уточнение ее характера, ее сущности и «локализации» подводит нас вплотную к ужасающим тайнам, скрытым за сомнительным мифом современного мира, но готовым обнаружить перед безнадежно заснувшим человечеством, дремотно бредущим на бойню, свой кошмарный леденящий лик. Вопреки наивным историям об "ордене Красного Осла" и экзотическим и относительно безвредным «люциферитам», истинная миссия контринициации головокружительно масштабна, эффективна и вездесуща. Она готовит людям и цивилизациям страшную судьбу. Но чтобы распознать эту приблизившуюся вплотную катастрофу необходимо взглянуть на вещи трезво и пристально вне романтической дымки остаточного оккультизма и «детективного» сюжета дешевого романа ужасов.
Ничему так не радуется "враг рода человеческого" как оглушающей глупости тех, кто поспешно решил встать на путь борьбы с ним без того, чтобы серьезно взвесить все обстоятельства и оценить весь объем той бездонной и страшной проблемы, которую святой апостол Павел называет "тайной беззакония".
Термин «вечность» может породить некоторую двусмысленность. дело в том, что этимологически и в русском «вечность» и в латинском «aeternitas», запечатлена идея «веков», т. е. совокупности всей длительности. Эта "вся длительность" совпадает с полнотой проявленного мира, воплощает его бытийную сумму. Но строго говоря есть и еще один уровень, который превосходит всякую проявленность и относится к той сфере, где нет «веков» ни в их последовательном, ни в их синхронном состоянии. В русской православной традиции это понятие о реальности, строго трансцендентной времени, определяется как «предвечность». Мир вечен, но Бог (Пресвятая Троица) предвечен. Очевидно, что искусственность понятия «предвечный», так не ставшего субстантивом, само по себе выразительна: человеческий язык не способен разделить «все» и "более, чем все". Поэтому мы будем пользоваться понятием «вечности» в обоих смыслах — и как собственно "сумма веков" и как нечто, радикально превосходит эту сумму. Так обычно поступают и иные традиционалистские авторы, в частности Генон, пользующиеся категорией «вечность», aeternitas, для характеристики метафизики.
Это высказывание принадлежит Г.Джемалю.
См. Gйnon R. "L'introduction gйnйrale a l'etude des doctrines hindoues" Paris, 1921
Об этом подробнее см. "Великая метафизическая проблема и традиции", "Метафизический фактор в язычестве" (наст. изд), в статье А.Дугин "Метафизические корни политических идеологий" ("Консервативная Революция", М, 1994), "Конец Света (эсхатология и традиция)" (М. 1998), и особенно "Метафизика Благой Вести".
В вопросе о метафизическом качестве «всего» заключается принципиальное отличие нашего понимания метафизики от концепции Рене Генона. Для Генона категория «всего» является последней и высшей, включающей в себя все остальные метафизические уровни по принципу охватывания. См. Renй Gйnon "Les йtats multiples de l'Йtre", Paris, 1932, ch.1–3. Для нас ситуация в высших сферах метафизики представляется намного более проблематичной и неоднозначной, насыщенной многообразными парадоксальными поворотами. В дальнейшем изложении мы, используя основной концептуальный и методологический аппарат Генона, представляем метафизическую картину, серьезно отличающуюся от строго геноновского понимания этой темы. Забегая вперед, можем заметить, что наш взгляд на метафизику целом предопределен православной доктриной о неслиянной, нераздельной и единосущной метафизической Троице. Подробнее эта тема излагается в "Метафизике Благой Вести", хотя в значительной степени затрагивает и структуру текста "Путей Абсолюта", не смотря на то, что мы стремились скорректировать наше изложение в ключе максимально близком к экспозиции самого Генона, на которого мы в основном опирались в данной работе.
