над сирийским севером и районами проживания туркоманов, столкновение интересов суннитских монархий Залива с Ираном, конфликт сирийских «Братьев-мусульман», которым Анкара покровительствовала, с правящим режимом и появление в Турции сотен тысяч, а затем и миллионов сирийских беженцев, заставили Анкару сделать выбор в пользу попытки свергнуть Асада и расчленить Сирию. Отдельную роль сыграли экономические соображения: искушение использовать ситуацию для строительства газо– и нефтепровода с Аравийского полуострова на Турцию и далее на Европу, что превращало Анкару в одного из главных распорядителей европейского рынка углеводородов.
На 2021 год Турция держит под контролем в Сирии значительную часть пограничных районов на курдском севере, периодически втягиваясь в военный конфликт с местными курдами, и бо́льшую часть провинции Идлиб, куда из других районов Сирии были переброшены воюющие против Асада исламисты и их семьи. В этих районах началась выдача местному населению, лояльному Анкаре, турецких документов. Практически неподконтрольны Дамаску районы за Евфратом, патронируемые американцами, при наличии на этой территории военных Франции и других стран НАТО.
Развитие сирийской экономики, сориентированной на рынки Европы и арабских стран, основу которой составляли нефтеэкспорт, сельское хозяйство, промышленность, банки и развитая инфраструктура при значительных перспективах роста туристического сектора, было остановлено войной. Как следствие, Россия – традиционный партнёр Сирии с советских времён – была вынуждена приостановить выполнение ряда проектов в этой стране. События в Сирии поставили под вопрос использование Москвой пункта захода кораблей ВМФ в порту города Тартус и само присутствие России в Восточном Средиземноморье, что потенциально угрожало свободе российского судоходства в черноморских проливах и Суэцком канале. Появление ВКС РФ в Сирии осенью 2015 года успешно разрешило эту проблему, одновременно дав старт уничтожению антироссийских джихадистских группировок за пределами страны.
Ливан, на 2021 год, балансирует на грани гражданской войны и хронического кризиса в экономике. Равновесие между этноконфессиональными общинами смещается в пользу мусульман, точнее шиитов. Марониты, греки (православные и католики-мелкиты), армяне (католики и приверженцы григорианской церкви), несториане, приверженцы сиро-яковитской церкви, сунниты, шииты и друзы образуют крупнейшие общины страны (общее число общин составляет несколько десятков), вооружённые милиции которых по численности и уровню подготовки сопоставимы с ливанской армией.
Крупнейшей военно-политической силой Ливана является проиранская шиитская «Хезболла» (в другом написании – «Хизболла» или «Хезбалла»). Христиане, сунниты и друзы расколоты – в том числе из-за отношения к событиям в Сирии: часть поддерживает просаудовские группировки, часть «Хезболлу». Палестинские военизированные группировки в лагерях беженцев противостоят ливанским силовым структурам, периодически вступая в столкновения между собой. Проиграв в Ливане Ирану и Сирии, Саудовская Аравия смогла вместе с Турцией и Катаром осложнить положение Дамаска настолько, что он не пытается более установить контроль над Бейрутом. При этом оказалось, что именно сирийская оккупация большей части Ливана (и израильская – меньшей) на протяжении десятилетий была гарантом мира в этой стране.
Ливанская экономика, в 90-е годы ХX века начавшая оправляться от последствий гражданской войны, претерпела колоссальный урон после убийства премьер-министра Рафика Харири и прошедшей летом 2006 года Второй ливанской войны Израиля против «Хезболлы». В условиях, когда саудовские, европейские и американские инвестиции в Ливан не поступают, его экономическое развитие под вопросом. Оснований для оптимизма в отношении будущего этой страны, несмотря на потенциал, который имеет её сельское хозяйство, промышленность, туризм, инфраструктура и банки, когда-то сделавшие Ливан «ближневосточной Швейцарией», нет. Причём наличие у России прочных отношений почти со всеми ливанскими противоборствующими сторонами неконвертируемо в экономические проекты: риск работы в этой стране чрезвычайно высок…
Отступление второе. Кебаб под Иерихоном
Идея поговорить о будущем палестинской экономики с финансовым советником Арафата казалась плодотворной. Именно этот человек, которому «раис» вроде бы доверял (на самом деле доверие Арафата было предметом столь неопределённым, что утверждать этого не мог никто), контролировал денежные потоки ПНА – Палестинской национальной администрации. Той самой, которую мировые средства массовой информации упорно называли Палестинской национальной автономией, хотя автономией она как раз никакой не была: ни Иордании, ни Египту, ни Израилю её власти не подчинялись.
Арафат был в Организации освобождения Палестины – ООП и ПНА самым главным, и влияние его держалось на интригах, ориентироваться в которых мог только он сам. Поскольку интриги были сложнейшие. Иногда казалось, что он играет одновременно за и против себя самого. Большие деньги он тоже контролировал сам и только сам. Палестинской же политикой мог заниматься кто угодно: десятки группировок и их лидеров ненавидели друг друга больше, чем Израиль, и не могли сплотиться против «раиса».
Министр иностранных дел ООП Махмуд Аббас, представлявший на международной арене «палестинскую революцию с человеческим лицом», имел доступ к большей части международных контактов, но с точки зрения перехвата власти опасен не был: излишне интеллигентен и оттого не пользовался влиянием среди боевиков. Саиб Арикат, Фарук Каддуми и прочие «старики» ООП могли спорить на заседаниях исполкома до хрипоты, обвиняя друг друга и самого Арафата в чём угодно, но торпедировали любые попытки кого-то из них вырваться вперед. Ревность революционеров друг к другу зашкаливала – они к Израилю относились лучше, чем к старым соратникам по борьбе.
Фейсал аль-Хусейни, Нашашиби и Ханан Ашрауи представляли поколение, не имевшее никаких шансов на захват власти. «Тунисцы» оттеснили на второй план старую палестинскую аристократию, потерявшую хватку в балансировании между израильтянами и иорданской короной. Что с удивительной последовательностью повторялось в любой революции: люди, не имевшие корней и не отягощённые обязательствами перед местными жителями, захватывали власть всегда и в любой стране. Ну а палестинские «силовики» Джибриль Раджуб и Мухаммед Дахлан, с их людьми, натренированными ещё на первой палестинской интифаде конца 80-х, были преданы Арафату, который возвысил их над «нобилями».
На мелкие самостоятельные группы можно было вообще не обращать внимания, используя их против Израиля и сохраняя имидж ПНА как партнёра еврейского государства. Исламистский же ХАМАС был блокирован, изолирован и загнан в угол – его, в сложившемся раскладе сил, можно было просто игнорировать. По крайней мере в период, о котором идёт речь: в 90-е годы.
Потом, уже после смерти Арафата, он расцвёл, лавируя между Турцией, Ираном и монархиями Персидского залива, и даже на короткий период в разгар «Арабской весны», когда власть в Египте захватили родственные ему «Братья-мусульмане», получил поддержку официального Каира, но это было потом – в 2010-х.
Всё описываемое держалось на деньгах, как держится на деньгах любая революция, любое государство и любое общественное движение – далеко не только террористическое. Арафат, перейдя из обычных террористов в потенциальные государственные деятели, по-прежнему контролировал палестинские деньги, но времени на всё у него не хватало. Зарплату
