Между тем, с исчезновением СССР борьба с российским империализмом вступила в новую стадию: после того, как «союзные» республики стали независимыми государствами, автономные республики внутри РСФСР должны были превратиться как бы в «союзные». Таким образом, хотя страна вдвое уменьшилась в размерах, принцип «Союза» не умирает, а переносится на РСФСР. Еще в начале 1990 г. Верховный Совет РСФСР был сделан двухпалатным — с Палатой национальностей по образцу союзного, в полном соответствии с идеей сделать из РСФСР после распада СССР его уменьшенное подобие. Никого тогда не смутило, что из союзных республик РСФСР («многонациональность» которой стала аксиомой) как раз самая мононациональная (за исключением Армении): доля русских здесь выше, чем литовцев в Литве, грузин в Грузии и т.д. (где не принято говорить о «многонациональном народе»), а двухпалатные парламенты не создаются даже там, где доля «нетитульного» населения составляет половину и даже больше. При этом для того, чтобы избрать одного депутата в палату Национальностей, оказалось необходимо: 17 тыс. голосов тувинцев, 80 тыс. голосов калмыков, 216 тыс. голосов адыгейцев, 260 тыс. голосов бурятов, 450 тыс. голосов жителей Дагестана, тогда как, скажем, от Свердловской области нужен 1 млн. 572 тыс. голосов, от Тамбовской — 1 320 тыс., от Ростовской — 2 154 тыс. голосов и т.д.
Вскоре автономные республики стали провозглашать суверенитет, а осенью 1991 — весной 1992 гг. процесс вступил в русло практического осуществления с тенденцией пройти этапы, недавно пройденные при отделении союзных республик от СССР: 1) разговор о возрождении национальной культуры, 2) уверения в том, что кроме хозяйственной самостоятельности ничего не нужно, 3) законы о языке с целью вытеснения русского населения, 4) суверенитет «в составе» с верховенством республиканских законов, 5) суверенитет с собственными силовыми структурами и без упоминания в конституции вышестоящего «суверенитета», 6) провозглашение полной независимости. Подписанный весной 1992 г. «Федеративный договор» окончательно превратил это образование в подобие СССР, причем начались те же разговоры, что процесс «национально-освободительного движения» бывших автономных, а ныне суверенных республик необратим, и надо идти им на любые уступки, «а то они уйдут», и снова была пущена в ход логика, согласно которой для того, чтобы предотвратить распад государства, следует побыстрее сделать это самим.
Хотя тенденция к территориальному распаду РФ де-юре после многочисленных жертв и унижений (чего стоит договор, подписанный Ельциным с Чечней в 1996 г.) была приостановлена, но внутреннее её устройство осталось рыхлым и при благоприятных обстоятельствах к распаду готовым. Основным принципом её существования (в конституции он закреплен как незыблемый) был провозглашен федерализм (чего, однако ещё и кажется мало: то и дело раздаются голоса с требованием «реального», «подлинного» и т.п. федерализма). Когда РСФСР стала «независимой» объектами «федерализма» стали уже и чисто русские области. Под предлогом «уравнения в правах» национальных республик и русских областей (при том, что республики все равно остались «равнее») Россия была искусственно раздроблена на десятки удельных княжеств. Одно время речь даже шла не о «конституционной», а о «договорной» федерации. То есть существующей только потому, что «субъекты» якобы пожелали добровольно объединиться (а могли, по смыслу такого подхода, и не пожелать) и «создали» Российскую Федерацию. Никакой России раньше как бы и не было, её как бы создали десятки непонятно откуда взявшихся «суверений». Несмотря на то, что своеволие региональных «баронов» и фактическая независимость вкрапленных в тело страны «этнократий» создавали очевидные неудобства в плане управляемости страны и дееспособности государственной власти, считается нужным делать вид, что такое «устроение» для России не только естественно, но и единственно возможно. Насколько большое значение придается этому фактору заметно по тому вниманию, с которым «мировое сообщество» относится ко всякому «нарушению принципов федерализма» в РФ, тогда как от любого другого осколка СССР федеративного устройства не только не требуется, но, напротив, пресекаются любые попытки поднять этот вопрос (хотя оснований, казалось бы, в других случаях, например на Украине и в Грузии, гораздо больше).
Федерации имеют смысл и реально существуют только в случае объединения ранее действительно самостоятельных государств. А дробление на таковые изначально единого государства есть его феодализация. Ничего не изменила в этом смысле якобы восстановленная при Путине «вертикаль власти» (сведшаяся лишь к возможности президента предлагать кандидатуру областного губернатора). В стране, состоящей из 90 государств никакой вертикали быть не может. Она предполагает, как минимум, однородность структуры власти, тогда как в стране вообще отсутствует единая система государственной службы. Государственная служба субъекта федерации представляет собой совершенно отдельную от федеральной службу, организация которой находится в исключительном ведении самого субъекта (нанимателем провинциального чиновника является по закону не российское государство, а местный «барон»); субъекты вправе учреждать органы управления и устанавливать их штаты по своему усмотрению (представьте себе 90 эмиссионных центров), определять свой порядок поступления, обеспечения, исчисления стажа и т.д. (наряду с действительными государственными советниками РФ существуют действительные государственные советники Саратовской области, которые плодятся по усмотрению самой области и соотношение коих с федеральной лестницей чинов никак не регламентировано). Разница между Ельциным и Путиным — это разница между слабым и сильным правителем феодального государства. При Путине была лишь обеспечена внешняя лояльность региональных «баронов» (которые Ельцина вовсе не боялись, так как тот вообще ничего не мог им сделать, а Путин может в случае чего и «не рекомендовать») — вот и вся вертикаль. Сохраняя же лояльность, «бароны» (права и полномочия которых никак не пострадали) в своих пределах вполне самостоятельны и практически несменяемы (наиболее сильные и склонные к своеволию из них так и просидели бессменно два десятилетия).
На деле за годы своего осуществления в РФ «федерализм» свелся к произволу областного начальства и бесконтрольному размножению чиновников. В 90-е сфера государственного контроля над экономикой сузилась, но число госслужащих не уменьшилось, а вскоре стало и расти. Надо сказать, что в оппозиционной путинскому режиму печати рост этот обычно сильно преувеличивался, вплоть до утверждений, что численность чиновничества в РФ по сравнению с СССР выросла втрое, а по отношению к численности населения чуть ли не в 8 раз, что, конечно, далеко от действительности: в подобных построениях сравнивалась численность всех чиновников РФ (в т.ч. «клерков») с числом советской номенклатуры (то есть только ответработников — 400 тыс.), тогда как только в пределах РСФСР к 1990 г. в аппарате органов управления было занято 1,8 млн. чел. Однако гипертрофированный рост численности аппарата действительно имел место. Только теперь источником его был не тотальный госконтроль, а федерализм — бесконтрольное со стороны центра размножение чиновников на местах. Численность центрального аппарата как раз была относительно невелика — порядка 40 тыс. чел. (причем в 2000–2004 гг. она была в среднем даже несколько меньше, чем в 1995–1999), а все чиновники федеральных органов составляли менее половины общего числа. Бурный всплеск с самого начала 90-х был достигнут за счет областных правительств и подчиненных им структур. И если центральная власть пыталась временами ограничивать число госслужащих (и на некоторое время штаты федеральных ведомств действительно сокращались), то такие сокращения более чем компенсировались безудержным ростом служащих в субъектах федерации.
Любопытно, что сохранение территориальной раздробленности почиталось делом настолько важным, что даже в либеральных кругах, озабоченных развитием предпринимательства и прекрасно сознающих, что всевластие и произвол местных правителей есть главное препятствие в деле развития настоящего предпринимательства и создания свободной экономики, лишение региональных «баронов» свободно избираться было встречено крайне враждебно. «Бароны», казалось бы, никак не более воплощающие «демократию», чем центральная власть, и прекрасно умеющие обеспечивать себе многократные переизбрания, тем не менее считались носителями более светлого начала — по одному тому, что противостояли этой власти. Сочетание советской традиции с «демократическим началом» обеспечило местным властям идеально комфортные условия. Для минимизации коррупции высокие чиновники вообще-то должны перемещаться возможно чаще (многовековая китайская традиция выработала формулу — 3 года), а пребывание их во главе регионов больше 2–3-х лет неизбежно влечет за собой их «врастание в почву», обрастание экономическими интересами, кланами и т.д. (то есть образование небольшого собственного государства). В РФ же в силу советской традиции губернатор продолжал пониматься как «крепкий хозяйственник», которому нужно время, чтобы освоиться. Но с либеральной точки зрения чиновник и хозяйственник — вещи несовместные: очевидно, что хозяином должен быть не губернатор, а десятки тысяч его подопечных, если же хозяйствовать будет региональный «барон», то никаких других хозяев, кроме его приближенных (да ещё бандитов) в области не будет. Тем не менее эти соображения роли не сыграли, и «назначаемость губернаторов» была представлена едва ли не как главный грех путинской власти.
