Замедление роста в последней половине века оставило нам намного меньше возможностей для дальнейшего расширения социальных выплат, особенно с учетом ограничений на сокращение программ дискреционных расходов. Изменение нашего текущего направления движения, со всей очевидностью, экономически оправдано. Если этого не сделать, мы рискуем столкнуться еще с одним финансовым кризисом. Размах нашей налогово-бюджетной проблемы можно представить, глядя на резкий рост доли расходов, которые финансировались в последние годы из заимствований, а не из налоговых поступлений. Эта доля выросла с 0 % в 2001 г. до 45 % в начале 2010 г., и умеренно снизилась до 32 % в 2012 г.
Снижение дефицита даже до уровня, обеспечивающего стабилизацию отношения долга к ВВП, требует резкого сокращения расходов и/или существенного роста бюджетных поступлений. Избиратели привыкли не только к получению новых выплат, но и к постоянному увеличению уже существующих. Многие из конгрессменов, которые хотели бы снизить налоги, натыкаются на то, что они уже санкционировали расширение выплат, и их теперь нужно финансировать.
Несмотря на кажущуюся сложность разворота политики такого масштаба, есть немало исторических примеров его осуществления. Так, Швеция, очень уважаемое государство всеобщего благосостояния, в 1990 г. пережила кризис и инициировала масштабное изменение курса. Доля государства в ВВП существенно сократилась в 1993–2013 гг. Швеция сбалансировала свои доходы и расходы. Ее экономика стала конкурентоспособной. Там знают, что предстоит еще немало сделать, но Economist, после тщательного изучения опыта восстановления экономики Швеции и других скандинавских стран, сделал вывод, что «в скором времени мир будет заниматься изучением скандинавской модели»15.
Результаты, достигнутые скандинавскими странами, безусловно, уникальны в плане демонстрации невероятной силы рыночной конкуренции. Китай, который вряд ли можно сравнивать с демократической Швецией, тем не менее, показывает пример оздоровляющего эффекта дерегулирования рынков и свободной конкуренции. И, конечно, можно только восхищаться невероятной твердостью Маргарет Тэтчер, которая буквально вытащила Великобританию из экономической ямы в 1980-х гг.
К сожалению, с 2009 г. США идут в обратном направлении. Наша политика стимулирования после кризиса 2008 г. не привела к восстановлению докризисного роста в связи с причинами, которые рассматриваются в главе 7. Закон Додда — Франка о реформировании Уолл-стрит и закон о защите потребителей, вступивший в силу 21 июля 2010 г., привнесли неуверенность на финансовые рынки (см. главу 5). Никто не сомневается в том, что эйфория, ставшая причиной надувания доткомовского и жилищного пузырей, принесла с собой немало махинаций, которые, подозреваю, в значительной мере так и остались нераскрытыми. Мы никогда не сможем полностью исключить такого рода действия. Они слишком глубоко сидят в человеческой натуре16. Как и наше врожденное чувство справедливости, которое требует наказать нарушителей. Но наказание за злоупотребления, если это не доказанный преступный обман, который, конечно, должен беспощадно преследоваться, практически не имеет отношения к восстановлению экономики до желаемого уровня. Возмездие может принести душевное спокойствие, но оно редко бывает экономически продуктивным.
Конкуренция является фундаментальной движущей силой капитализма. Череда успехов Китая в последние десятилетия так называемых азиатских тигров поколением ранее, а также восстановление Западной Германии после Второй мировой войны были результатом, главным образом, устранения барьеров на пути конкуренции. Великий вклад экономистов-классиков — Адама Смита и его последователей — заключался в том, что они показали, как спрос и предложение формируют систему цен, которая направляет ресурсы на удовлетворение потребностей покупателей. Конечно, эти экономические принципы справедливы в контексте преследования людьми собственных долгосрочных интересов. В конце XVIII в., да и впоследствии, никто не верил до конца в такое допущение, однако это было достаточно близко к реальности, чтобы новые для XVIII столетия экономические парадигмы заслуживали доверия.
Свобода выхода на рынок создает высокую эластичность предложения (когда небольшое повышение цены приводит к значительному росту предложения). Высокая эластичность предложения препятствует появлению монополий (единственных продавцов)17. Утрата рыночной позиции индивидуальными продавцами повышает способность рынков устанавливать цены, которые формируют набор товаров и услуг, максимально полно отвечающий потребностям покупателей.
Теоретические выкладки относительно главенствующей роли конкуренции в капиталистической системе подкрепляются фактическими данными. В главе 10 я показывал статистически существенную взаимосвязь между конкуренцией и реальным ВВП на душу населения, широким показателем глобального экономического успеха. Несмотря на то, что конкуренция работает в основном через формирование гибкости рынка, она также зависит от уверенности конкурирующих сторон в том, что цена и вознаграждение от сделок, которые формируют «конкуренцию», являются «справедливыми».
Эластичность государственного и частного секторов
В частных организациях мы наблюдаем один аспект созидательного разрушения — болезненный процесс сокращения затрат в стремлении повысить маржу прибыли. У компаний нет выбора. В то же время государственные организации, над которыми не висит угроза банкротства, меньше заботятся о получении самой низкой цены или снижении затрат, чем частные организации. Государственные организации имеют прямой или опосредованный доступ к суверенному кредиту и средствам налогоплательщиков. Реакция частного бизнеса на изменение цены варьирует от сильной до умеренной. Реакция правительства варьирует от умеренной до нулевой.
Я наблюдал этот процесс своими глазами, когда федеральные резервные банки в соответствии с установленным порядком подавали предложения совету управляющих ФРС по замене своих зданий, которые были построены сразу после создания ФРС в 1914 г. Тогда, во время рецессии 1989 г., огромное количество коммерческих зданий продавалось со значительными скидками. Но резервные банки хотели получить только новые здания, несмотря на их значительно более высокую стоимость. Потребность в новых зданиях обосновывалась тем, что для резервных банков были нужны уникальные сооружения с огромными хранилищами в подвале. Практически все резервные банки получили в результате новые, более дорогие здания.
Меня всегда интересовало, был бы этот процесс реализован как-то иначе в частном секторе. Хотя мы в ФРС всегда пеклись о сбережении средств налогоплательщиков, государственные бюджеты и тогда, и сейчас ограничиваются волевым решением, а частные же бюджеты ограничиваются доступными ресурсами18.
Это классический пример неэластичного спроса и предложения, который создает более высокие цены. Я привел этот пример специально, т. к. люди, принимавшие решения, действительно заботились о снижении затрат. Но подсознательно они чувствовали, что государство отличается от частного сектора, где компании вынуждены считаться с тем, что ресурсы для финансирования такого рода проектов могут быть недоступны.
Если бы ФРС ограничила свой спрос только новыми зданиями, то новые здания выросли бы в цене относительно старых. При ограниченном выборе спрос государственного сектора на площади был менее эластичным с точки зрения цены, чем спрос частного сектора, где организация, столкнувшаяся с ограниченностью средств, может остановиться на альтернативе — реконструкции старого здания с хранилищем, используя меньше реальных ресурсов и повышая эластичность предложения. Раз за разом, по моему опыту, правительственные программы оказываются намного менее эластичными по цене, чем сопоставимые программы в конкурентных условиях частного сектора. Они порождают более высокие цены и требуют больше ресурсов, чем в частном секторе, и одновременно менее эффективно используют основные фонды по сравнению с моделью частного сектора.
Способны ли свободные рынки адаптироваться к экономическим потрясениям лучше, чем контролируемые рынки? Это не такой уж простой вопрос, принимая во внимание нехватку нужных данных. По моему мнению, несколько заслуживающих внимания примеров говорят о том, что ответом является «да».
Нефтяной шок 1973–1974 гг.19, когда компании, прижатые к стене, сократили спрос намного больше, чем ожидали аналитики, особенно принимая во внимание ценовую неэластичность спроса на нефть в более ранние годы.
