Прибалтийская тема — особая. Никто из советской делегации никогда не пытался объяснить несколько особых обстоятельств, делавших отношения с прибалтийскими республиками не столь простыми, как это представляли себе, подталкиваемые балтийским лобби в США, американские партнеры.
— Прибалтика была в составе России значительно дольше, чем Эльзас и Лотарингия в составе Франции, — из-за потери которых Париж пошел на мировую войну.
— Прибалтийские государства в свое время отошли от России не в результате некоего народного волеизъявления, а по прямому приказу фельдмаршала Гинденбурга и генерала Людендорфа, решивших таким образом ослабить своего великого восточного соперника.
— Возвращения охваченных левым движением прибалтийских республик в лоно России не произошло в 1919–1920 годах только потому, что британский империализм, посредством посланного в Балтику флота, решил «отогнать» Россию от открытых морей, повернуть колесо петровской фортуны.
— Всякий, кто испытывает моральные конвульсии по поводу реализации пакта Риббентропа-Молотова, пусть просмотрит миллионы метров кинопленки 1939–1940 годов, запечатлевших ликующие толпы и море цветов, которыми встречали Красную армию в Прибалтике.
— Американские сторонники «восстановления» демократии в Прибалтике пусть лучше вспомнят о сущности полуфашистских режимов, бедности населения — а иначе кто объяснит, почему так много прибалтов уехало в США и Аргентину и не вернулось домой. Неприглядное положение Прибалтики 1920—1930-х годов просто невозможно отрицать.
— Стремясь восстановить историческую справедливость, даже крайние националисты трех республик предпочитают не вспоминать судьбу остзейских немцев, депортированных из Прибалтики в мае 1940 года. Почему столь странная избирательность?. Эти остзейцы давали России едва ли не половину генералов и губернаторов на протяжении столетий, а вот в малых республиках с ними едва уживались.
— Отметим феномен невиданного антисемитизма в годы германской оккупации.
— Столь же трудно отрицать цивилизационный подъем прибалтов после 1945 года, когда три местные республики стали элитарным регионом, имеющим гораздо более высокий жизненный уровень, чем, скажем, сама Россия.
И теперь, глядя на пустые корпуса ВЭФа, на распущенный Институт инженеров воздушного транспорта, на невероятную проституцию, на феноменальное цивилизационное падение прибалтийских республик, неблагодарно укусивших самого Ельцина (фактически давшего им их новый шанс), удовлетворенных отсутствием русских надписей даже в Риге, где половина населения — русскоязычные, хочется спросить радетелей прибалтийского отрыва, где их историческая мудрость? Не говоря уже о справедливости… Вина тех, кто с Горбачевым, Яковлевым и Ельциным пересмотрел итоги Северной войны, в невежестве и слепой ненависти к русской истории и ее творцам.
По мнению посла Мэтлока, дозу «фатальной, роковой инфекции Советский Союз получил в 1989 году… Национализм нашел благодатную почву. Попытки экономических реформ потеряли всякий темп, росло недовольство. Контрольный механизм Коммунистической партии оказался подорванным»243.
В одном Горбачев восставал категорически — и делал это весьма наивно: он не соглашался с «триумфом западных ценностей»244. Буш с удивлением слушал политика, который сдал едва ли не все и при этом не соглашался признать триумф противоположной стороны. Буш проявлял не свойственную ему, в общем и целом, горячность: ну как же, ведь западные ценности включают в себя коронную горбачевщину — открытость, транспарентность, стимулы в экономике, приверженность свободному рынку. Казуист Яковлев защищал навязчивую идею шефа. Ну как же, а что, есть «северные», «южные» или, в данном случае, «восточные» ценности? Горбачеву, автору «общечеловеческих ценностей», обидно. Не лучше ли говорить об общечеловеческих ценностях? Многие в Советском Союзе воспримут настаивание на «западных ценностях» как попросту западный идеологический империализм. Мы видим, что Горбачева и Яковлева интересует не суть, не совместимость идей «золотого миллиарда», богатого Севера с взглядами и приверженностями пяти шестых мирового незападного населения, куда Россия входит согласно своим экономическим показателям и своей истории.
Возвратившись в Вашингтон, президент Буш встретился с представителями различных аналитических центров, подчеркивая свою жесткую позицию по Центральной Америке. Вице-президент Куэйл: «Бедный Горбачев, у него нет шансов».
Американцы, видимо, осознали, что, получив все уступки русских, они еще и требуют от них унизительного признания, что все это происходит ввиду несокрушимой ценности западного мировоззрения. Не озлятся ли русские по этому вторичному по своей значимости поводу. Буш несколько раз вместо западных ценностей давал определение демократических и гуманитарных ценностей. Государственный секретарь Джеймс Бейкер решил исправить положение. Пусть отныне все говорят о «демократических ценностях» как основе общей платформы». А не о «победе Запада». Для Горбачева этого было достаточно, чтобы, покидая Мальту, сказать: «Мир покидает одну эпоху — эпоху «холодной войны» и вступает в новую эпоху»245. Через две недели Шеварднадзе навестил штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. Удивительно, но это порождение «холодной войны» вовсе не собиралось уходить в «мусорную корзину истории». Никто в Брюсселе не собирался следовать по стопам Организации Варшавского Договора.
Всего несколько недель спустя ОВД получила предложение от Бейкера помочь оппозиции окончательно свергнуть режим Чаушеску. Все стало немного понятнее, кто ведет, а кто ведомый. Кто правит этим миром, а кто становится жалким исполнителем. Даже столь обольщенный министр Шеварднадзе назвал предложение Бейкера «глупым»246. Не поздно ли пришло прозрение?
Теперь президент Буш стремился лишь к одному — к развитию успеха в Европе. Вернувшись с Мальты в натовскую штаб-квартиру в Брюсселе, президент Буш заговорил о необходимости покончить с расколом Германии «в соответствии с ценностями, которые становятся всеобщими идеалами». В данном случае Горбачеву просто давали задание. Чтобы не посыпать лишнюю соль на раны рухнувшей страны, президент Буш на Мальте сказал в декабре 1989 г., что Соединенные Штаты не воспользуются ослаблением России ввиду лишения ее пояса безопасности в Восточной Европе. Свидетель, посол Мэтлок, пишет так: «Горбачев заверил президента (Буша), что не использует силы в Восточной Европе, что он знает, что советские войска должны будут быть выведены из Восточной Европы… Он все еще надеялся сохранить Варшавский Пакт, но не использует силы для угроз.
Со своей стороны Буш сказал Горбачеву, что Соединенные Штаты не воспользуются переменами в Восточной Европе»247.
Как бы не так. Уже в январе 1994 года президент Клинтон, без малейшего согласования с теми, кто отдал ему влияние в Восточной Европе, объявил о марше НАТО на Восток И двух десятилетий не прошло, как не только Восточная Европа, но и Прибалтика стали аванпостами военной организации Североатлантического союза — НАТО. А у наивных борцов за «единую Европу» не хватило видения хотя бы оговорить вопрос о нерасширении НАТО на Восток в процессе сдачи своих позиций.
В ситуации, когда американские лидеры и не заикались о выводе натовских войск с территории западноевропейских и центральноевропейских государств, не преступным ли было заверить президента Буша на Мальте в том, что СССР выведет свои войска из восточноевропейского пояса своей безопасности.
Если рядовой Советской армии засыпал на посту, его ждали две недели гауптвахты. Если советский офицер опаздывал к месту несения службы, его ждал трибунал. А если Верховный главнокомандующий давал карт бланш вождю противостоящего блока, то он ожидал за это оваций. Полное искажение представлений о государственных интересах воцарилось в Кремле, а сверхцентрализованная обстановка в Советском Союзе делала противостояние преступной бесшабашности верховного руководства почти невозможной.
Именно об этом времени Збигнев Бжезинский сказал, что «мы не знали, что противника можно было свалить вначале используя лесть, а потом деньги». А идеолог консерваторов в США Майкл Ледин заметил с изумлением: «Мы смогли сокрушить Советский Союз, воодушевляя и поддерживая весьма малый процент его населения…» Горькое время предательства, смещения естественных инстинктов, безоглядного безразличия к своему отечеству. В комбинации с глупостью. Ведь Буш и тогда не обещал сохранять статус-кво в будущем.
Мальта характерна именно тем, какой характер приняли отношения Советской России и западного лидера — Америки. Горбачев фактически сдал Организацию Варшавского Договора. За туманные обещания неких экономических поблажек (никогда не сбывшихся в реальности), лидер огромной восточной страны как лучшему другу объяснил президенту Бушу-старшему, что восточноевропейские страны «могут уходить», Советский Союз не предпримет никаких контрдействий. Более того, расслабившийся генсек, вопреки всем правилам дипломатического торга, как последний простак из незрелой провинции, фактически «бесплатно» и непонятно для западных собеседников щедро распорядился судьбой Восточной Германии, и даже Советской Прибалтики.
