Изживание, по примеру Запада, религиозного органа русских и разрушение традиции было пафосом философии западников. В статье «Культурный мир русского западника» эмигрант В.Г.Щукин так характеризует эту часть интеллигенции: «В отличие от романтиков-славянофилов, любая сакрализация была им в корне чужда. Западническая культура носила мирской, посюсторонний характер – в ней не было места для слепой веры в святыню… С точки зрения западников время должно было быть не хранителем вековой мудрости, не „естественным“ залогом непрерывности традиции, а разрушителем старого и создателем нового мира».
Сегодня эта псевдо-рационализация дошла до гротеска. Духовный лидер «демократов» академик Н.Амосов пишет даже: «Бог – материя. Нельзя отказываться от Бога (даже если его нет). К сожалению, „материальность“ Бога, пусть самая условная, служит основанием для мистики, приносящей обществу только вред. Без издержек, видимо, не обойтись… Точные науки поглотят психологию и теорию познания, этику и социологию, а следовательно, не останется места для рассуждений о духе, сознании, вселенском Разуме и даже о добре и зле. Все измеримо и управляемо». Технократический бред, но ведь «демократы» чтят Амосова как пророка.
Сегодня мы является свидетелями огромного инженерно-идеологического проекта – попытки искусственного разрушения вошедших в подсознание религиозных структур огромного народа. Это – культурная диверсия, по своим разрушительным масштабам далеко превосходящая другие известные в истории. Без тpадиций и «иppациональных» ноpм, запpетов и pитуалов может существовать, да и то с болезненными пpипадками вpоде фашизма, лишь упpощенное общество атомизиpованных индивидуумов. Сложные поликультуpные, а тем более полиэтнические общества устойчивы до тех поp, пока не позволяют навязать им «пpогpессивные» западные ноpмы. Парадоксальным образом, именно оттеснив от власти экс-партократов со свечкой в руке, можно защитить религиозное чувство русского человека.
1995
Часть четвертая. Подходы к национальному вопросу
Первый «народный принцип»
Нынешний кризис в России дошел до такой стадии, что и политический режим, и оппозиция осознали потребность в выработке идеологий, скрепляющих хотя бы «критическую массу» граждан в подобие общества. Без этого уже невозможен никакой проект выхода из кризиса – ни через рынок, ни через план, ни через «смешанную экономику». Нужен набор представлений о человеке и обществе, который может обосновать трудные решения, повести людей «через огонь» лишений ради восстановления хозяйства.
Сейчас обсуждают, в разных вариациях, четыре блока ценностей и интересов, которые могут быть положены в основу объединяющей идеологии. Условно их можно обозначить как «православие», «национализм», «капитализм» и «социализм». Важный в перестройке блок «общечеловеческих» ценностей под условным названием «возвращение в цивилизацию» исчерпал себя и не упоминается даже безумными западниками.
Рассмотрим проблему национализма как основы идеологии. Это понятие нередко толкуют расширительно, как следование национальному духу или даже как синоним патриотизма. Но патриотизм не сводится к национализму, он даже перекрывается с ним лишь в малой степени. Патриотизм – необходимая часть любой государственной идеологии, но сам по себе несущей опорой не служит – он должен быть сцеплен с идеями, устремленными в будущее и «гарантирующими» реализацию патриотических ценностей.
Говорят, что русский национализм не содержит шовинизма и отражает вселенскую отзывчивость нашего национального духа. Однако когда речь идет об идеологии, термин «национализм» употребляется политиками в его стандартном европейском смысле – как возведенный в ранг государственной политики эгоизм титульной нации. Конечно, в таком виде национализм отпугивает всякого коммуниста, и левые силы отдали его «патриотам», называя себя туманно «государственниками».
В ряду «капитализм – социализм – национализм» последний, как считают, набирает силу и обладает большим потенциалом. Исчерпание ресурса, утрата внутренней энергии двух «тотализирующих» всеобъемлющих идеологий индустриальной цивилизации – либерализма (капитализма) и социализма – начали ощущаться уже в 60-х годах нашего века. Видимо, уже давал себя знать назревающий общий кризис индустриализма (проблема ресурсов, гонка вооружений, экологические проблемы). Возникли идеи постиндустриализма, «третьей волны» цивилизации. Уже в те годы историк А.Тойнби писал, что капитализм и социализм отступают пеpед напоpом национализма. Он видел в этом огpомный pегpесс цивилизации, был пpоникнут тяжелыми пpедчувствиями.
Конечно, это – взгляд из благополучной Европы. Когда Запад силен, космополитизм служит ему мощным оружием для ослабления конкурирующих культур – этот вирус очень легок внедряется в сознание европейски образованной интеллигенции. Как только какая-то часть Запада чувствует угрозу своему существованию, здесь, как по щелчку выключателя, возникает самый яростный национализм (вспомним хотя бы Германию в нашем веке или Францию после 1871 г.). Давайте глядеть из России и исходить из здравого смысла.
Трудности включения национализма в государственную идеологию России очевидны. Россия, по выражению Д.И.Менделеева, находится «между молотом Европы и наковальней Азии», и официальный национализм создаст натянутые отношения с этими цивилизациями вместо традиционной роли моста между ними. Сегодня ослабленная Россия нуждается в длительной стабильности ее внешних отношений, чтобы «сосредоточиться». Официальный национализм делает упор на отличии своих интересов от интересов соседей, резко определяет границу «свой – чужой».
«Внутренние» трудности еще основательнее. Россия – многонациональное государство с русским народом в качестве ядра. Россия – «не нация, а целый мир». Когда сложилась Российская империя, основой государственного чувства стал не национализм «титульной» нации, как в государствах Запада, а державный патриотизм. Если говорить о государственной идеологии, то главной ее метафорой и в царской России, и в СССР была семья народов. Все ее распады, хоть после февраля 1917 г., хоть сегодня, были не «отпадением» окраин, а разрушением центра – шли из столицы.
Это чувство державы и создало русский народ, как мы его сегодня знаем. Ведь исторически совсем недавно литовцев было больше, чем русских. И не только умножились русские, но и собрали огромную силу, знания и искусство множества народов. Сегодня русских «отстранили» и велят вытравить «имперское» сознание. Развалом СССР не ограничатся, Россия все еще огромная империя. И создают соблазн: сбросить бремя державности. Это чревато пресечением корня России, хотя и обещает свои удобства. Это – стягивание России обратно в Московское княжество. Безусловный патриот К.Леонтьев объяснял: «Кто радикал отъявленный, то есть разрушитель, тот пусть любит чистую племенную национальную идею; ибо она есть лишь частное видоизменение космополитической, разрушительной идеи». Это противоречие подчеркивал и Г.Федотов: «Задача каждого русского в том, чтобы расширить свое русское сознание (без ущерба для его „русскости“) в сознание российское. Это значит воскресить в нем, в какой-то мере, духовный облик всех народов России». Вл.Соловьев даже считал, что национализм представляет угрозу для русского самосознания, для самого существования народа: «под предлогом любви к народу желает удержать его на пути национального эгоизма, т.е. желает ему зла и гибели».
Эти русские философы исходили прежде всего из всечеловечности христианства. Вл.Соловьев писал: «Христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм».
Все эти предупреждения надо иметь в виду, их внимательно осмыслить. Но возводить в закон нельзя. Высказаны они были в совсем иное время. Мечты о «христианском общежитии» были разрушены двумя мировыми войнами. «Возлюбите врагов своих», на что упирал Вл.Соловьев, теряет смысл, если враг тебя уничтожает. Да и смысл понятия национализм гораздо шире.
Можно считать, что национализм был одной из главных движущих сил русской революции, хотя это было и непросто выразить на языке марксизма. Потому-то революции в Мексике, России, Китае, Вьетнаме, на Кубе, с их опорой на крестьянство, принадлежат к совсем иному классу, нежели революции в Англии и Франции, в Европе 1848 г., Парижская коммуна или в Германии в 1918 г. Крестьянство восставало против капитализма, движимое не только социальнным, но и этническим чувством – как против космополитической силы, уничтожающей всякую самобытность (и прежде всего связь с землей). «Индивидуализм губит индивидуальность людей и наций» (К.Леонтьев) – это крестьяне всегда понимали. Поэтому понятие национализм в России резко усложняется, оно не поддается простому делению «буржуазный национализм – пролетарский интернационализм», данному в «Манифесте» Марксом и Энгельсом.
