Вот тогда нас зауважают.
Опубликовано на АПН 12 декабря 2006 года – 22 января 2007 года
Ответ первый. Этнофобия
Интеллектуальная жизнь нашей газоспасаемой Эрефии разнообразием не балует. Если честно, она все больше напоминает захолустный колхозный рыночек семидесятых каких-нибудь годов. Под выцветшими тентами кемарят две бабуси, карауля связки переводного и домашние закатки с несвежим психоанализом… угрюмый мужик с ведром моченого постмодерна… какая-то замученная жизнью тетка, напялившая, несмотря на жару, фофудью и вязаный катехон, протирает подолом русскую религиозную философию… у самого входа трется потертого вида хмырь, он толкает кой-че привозное, «до лягальной дискурсы недопущенное»… В общем, уныние.
Но есть, есть один умственный товар, пользующийся на этом убогом торжище неизменным спросом. Это оклеветание, изморачивание и шельмование русских людей вообще и русского национализма в особенности. То есть интеллектуальное русоедство. Его охотно заказывает россиянское начальство, пользуется оно спросом и у либеральной публики, да и вообще у всех приличных людей время от времени возникает надобность подкрепить свои убеждения по русвопросу. Но в основном продукт закупается для подтравливания самих русских. Которые, увы, до сих пор читают и слушают подобную гиль, после чего долго маются головой, пытаясь переварить какую-нибудь очередную заморочку.
Я, конечно, не берусь рассмотреть весь ассортимент предлагаемой дряни. Но кое-что особенно ядреное заслуживает особого внимания.
Вот, например. Одна из самых популярных тем современного околонационального (то есть антинационального) говорения – это определение русской нации. «Вы скажите нам, кто такие русские». «Дайте определение».
Надо сказать, что подобного определения требуют почему-то только у русских – другие нации прекраснейшим образом существуют без того, чтобы их определяли. Ни грузин, ни чечен, ни образованный тунгус, ни друг степей калмык – никто из них не обязан давать отчета в том, что они такое. А если подобные вопросы и обсуждаются, то сугубо внутри национального сообщества, посторонним туда вход воспрещен. И, главное, это воспринимается всеми как должное. «Это же их внутреннее дело».
Так ради чего у русских вымогают какие-то «определения себя»? Ради двух целей. На вид они кажутся противоположными, но на самом деле ведут к одному и тому же. Это такие два зайчика, за которыми очень удобно гоняться: поймаешь одного – второй сам прибежит.
Во-первых. Навязчивое желание дать «определение русским» может использоваться для отрицания существования русских как народа. Раз нет точной, исчерпывающей и стопроцентно принятой дефиниции русского человека – значит, никаких русских в природе не существует. А все прочие народища, народцы и народишки, сколько их ни есть, – очень даже существуют: ведь они-то существуют de facto, a не de jure. «Им-то, знать, и пановать».
Во-вторых. Если убедить русских в том, что их нет, все-таки не получается, то можно ведь подобрать такое определение, которое позволит считать «русским» кого угодно, включая негра преклонных годов, кое-как выучившего слово «здрасьте». Более того, путем нехитрых манипуляций можно доказать, что негр преклонных годов, записавшийся в русские, является куда лучшим русским, чем сами русаки [92] . Что, разумеется, приводит на практике к тому же результату, что и в первом случае.
Сообщество, куда можно произвольно записать кого угодно, не является сообществом вообще, так как его состав можно в любой момент поменять на любой другой. Это так, симулякр. Говоря по-русски – фигня. А с фигней можно не считаться.
Теперь о характерных особенностях обоих лжеучений. Как правило, тезис «русских нет» доказывается через демонстративное отрицание этнического единства русского народа. «Нет никаких русских, а есть финно-татары». А тезис «русским может стать кто угодно» – через демонстративную переоценку ассимиляционных возможностей русской культуры. «Всякий, любящий поэмы Левитана и гравюры Лермонтова, – уже русский».
В первом случае отрицается само существование «русской крови». Во втором – утверждается, что всякий, объявивший себя русским и хоть каким-то боком причастный к «русской культуре», уже является русским.
Поэтому соответствующие направления мысли можно назвать этнофобией и культурофилией. С приставкой «рус», разумеется. Поскольку этнофоб отрицает не всякий этнос, а только русский. Равно как и культурофил открывает для всех и каждого не всякую культуру, а только русскую.
Начнем, пожалуй, с этнофобии.
Существует и поддерживается диковатая легенда о том, что русские – это народ-бастард, народ-ублюдок, «дикая смесь всяких кровей». В качестве компонентов предполагаемой «смеси» называются, как правило, «татары» («поскреби русского – найдешь татарина»), а также финно-угорские народы, какие-то абстрактные «азиаты» (это слово произносится обычно с характерным отвращением). На худой конец, из закоулков памяти извлекаются названия древних племен – всяких «кривичей и вятичей», которые тут же объявляются реально существующими до сих пор, а русские – всего лишь их «смешением» [93] . Далее фантазия начинает отрываться по полной: угро-татарские монголоиды начинают гулять по страницам либеральных газет и прыгают из телевизора.
Что же имеет место в реальности?
Как утверждает скучная наука генетика, русские – чрезвычайно однородный этнос. Разброс характерных признаков русских на всем огромном пространстве от Калининграда до Владивостока в два раза меньше, чем, скажем, для населения Западной Европы [94] . Что касается антропологического типа – определяемого через форму и размер черепа, длину конечностей и прочий «фенотип» – то русские являются не просто европеоидами [95] , а эталонными «белыми людьми»: значения этих величин наиболее близки к средним для европейцев в целом. Мы – белые люди, нравится это кому-то или нет [96] .
Впрочем, достаточно самых поверхностных знаний в области генетики, на уровне Менделя, чтобы прийти к тому же выводу. Дело в том, что типичная русская внешность определяется в основном рецессивными генами, а восточная – как правило, доминантными. То есть – любая примесь, попадающая в русский генофонд, сохраняется там очень надолго. Азиатские черты лица вылезали бы из поколения в поколение. Но этого нет.
Что касается монголоидных генов, тут есть свой конек: так называемый эпикантус – маленькая складочка у внутреннего угла глаза, прикрывающая слезный бугорок. Эпикантус характерен для монголоидов, а также сибирской расы (эвенков, юкагиров, бурят). В случае сколько-нибудь заметной примеси монгольской крови у русских он тоже присутствовал бы. Но, как показали исследования, что-то похожее имеется только у каждого семисотого русского, да и то в зачаточном состоянии. Вот и вся татарская примесь. Столько же ее можно сыскать у тех же немцев… И то же самое можно сказать и о прочих признаках монголоидности – например, пресловутых «азиатских скулах», воспетых Высоцким (интересно, где он их у себя обнаружил?) [97] . Короче говоря, человек, способный разглядеть в русском «татарина», скорее всего никогда не видел татарина.
Все те же самые аргументы применимы и к искателям «кривичей и родимичей» среди современных русских. Если немцев или англичан – национальное единство которых никто не смеет отрицать – как раз можно разделить на разные народы (швабы и пруссаки ну очень разные, да и шотландцы до сих пор сохранили не только историческую память, но и этническое своеобразие), то русские, по европейским меркам, одна семья.
Причины такой этнической однородности тоже вполне очевидны.
Во-первых, русские очень долгое время были народом, живущим в географической и культурной изоляции. Огромные расстояния в сочетании с ужасным климатом и крайне неудобными для преодоления пространствами [98] препятствовали какой бы то ни было мобильности. Путешествие – любое – было затратным и небезопасным мероприятием. Это не мешало медленному и основательному продвижению русских на северо-восток, но это был «билет в один конец»: люди приходили на новые земли и оставались там. А вот «приезжих» и «проезжих» в современном смысле этого слова в России всегда было мало.
Во-вторых, русским – в нормальном их состоянии – свойственен достаточно высокий уровень биологического отторжения от других народов. Я не имею в виду какую-то «ксенофобию», в которой, кстати, русских любят обвинять те же самые люди, которые отрицают само существования русского народа. Речь идет об элементарном нежелании биологически смешиваться с чужаками – то есть заключать браки и плодить смешанное потомство. Такое поведение вполне логично для народа с рецессивной генетикой [99] .
