В протоколе записано так:
«Не признаю. Я выполнял указания, которые мне давались по службе. Тогда я не знал, что некоторые указания являлись преступными. Когда я в порядке статьи 206 УПК ознакомился с материалами следствия и узнал о преступлениях Берия, — у меня волосы встали дыбом».
И вновь у меня складывается впечатление, что кто-то редактирует протокол.
Из судебного протокола можно узнать, что в 1941 году (записано так: с конца 1941 до начала 1942 года) Влодзимирский направлялся на строительство оборонительных сооружений, командовал саперной армией. Неожиданный факт. Начальника следственной части НКВД назначили командующим армией!? Да еще и саперной. Но это подтверждается документами.[129]
С Влодзимирским в суде разбирались по уже известным нам эпизодам.
Во-первых, похищение и убийство в 1940 году жены маршала Кулика К. Симонич-Кулик. Убийство в 1939 году в вагоне поезда под Кутаиси И. Бовкун-Луганца с женой. Участие в составлении фиктивных заключений о виновности на группу высокопоставленных военных (25 человек), которые были расстреляны в 1941 году (Рычагов, Смушкевич, Локтионов, Арженухин и др.).
Все эти факты Влодзимирский признал, однако заявил, что он лишь выполнял приказания руководства, прежде всего Берия и Меркулова, и не предполагал, что их приказы являются преступными.
В ходе допросов Влодзимирский признал, что во время его работы в следственном аппарате НКВД — НКГБ — МВД активно применялись меры физического воздействия к арестованным. Он лично избивал подследственных. Однако, как показал Влодзимирский, на это тоже было разрешение руководства.
Кроме того, Влодзимирский рассказал, что ряд следственных документов на родственников Серго Орджоникидзе он составил по приказу Кобулова. В частности, речь шла о Константине Орджоникидзе, которого продержали под стражей без суда 12 лет.
Обвинительное заключение по его делу в августе 1944 года подписал он, Влодзимирский, и следователь НКГБ Родос. Утвердил документ Кобулов, а под словом «согласовано» расписался сам нарком НКГБ Меркулов.
Выяснялись у Влодзимирского и «мелкие» вопросы. Например, подготовка документов на высылку членов семей расстрелянных в 1941 году 25 «изменников Родины». Допрос в 1953 году в Москве вместе с Кобуловым Теймураза Шавдия. Участие в расследовании еще до войны «преступной» связи Микояна с антипартийным блоком «Сырцов — Ломинадзе».[130]
Из протокола видно, что во всех случаях Влодзимирский свое участие подтверждает, однако пытается смягчить и уменьшить свою вину, в основном ссылаясь на распоряжения руководства.
Читаем протокол.
«Член суда Громов: Оглашаю показания свидетеля Семенова.
«В 1941 году, когда Влодзимирский занимал кабинет № 742, а я находился в его приемной, я был свидетелем избиения Влодзимирским арестованных — Локтинова, Рычагова и других. Избиения носили зверский характер; арестованные, избиваемые резиновой дубинкой, ревели, стонали и лишались сознания. При избиении в кабинете Влодзимирского арестованных Штерна и Баландина, присутствовали и участвовали в избиениях Меркулов и Кобулов Б. Арестованный Штерн был сильно избит, при избиении лишался сознания и его отливали водой. Избиение арестованных происходило не только в кабинете Влодзимирского. но и у его заместителей Шварцмана и Родоса. Так например, Мерецкова избивали и в кабинете Шварцмана. При этом случае в этом же кабинете находился и Влодзимирский. Когда Влодзимирский и Шварцман вышли из кабинета последнего то Влодзимирский приказал мне посидеть вместе со следователем у арестованного Мерецкова, который оставался в кабинете. Я сам видел, что Мерецков, сидевший на стуле, был жестоко избит, продолжал стонать, а когда немного успокоился, то говорил, что его очень сильно избили и что все у него болит. Я привел только те случаи избиений арестованных, очевидцем которых был сам (том 25, л.д. 90–91)».
Член суда Громов: Вы признаете, что избиение арестованных являлось преступным нарушением советской законности и вело избиваемых к самооговору и к клеветническим показаниям на других лиц?
Влодзимирский: Да, это было нарушением социалистической законности.
Член суда Громов: Оглашаю показания свидетеля Хомича:
«…За весь период моей работы с Влодзимирским, т. е. с конца 1938 года до его ухода в 1946 году, по большинству дел к арестованным применяли меры физического воздействия. Влодзимирский сам постоянно избивал арестованных резиновой палкой, которую имел у себя и хранил в сейфе. При мне в 1942 году Влодзимирский избивал в своем кабинете резиновой палкой арестованного Павлова — члена коллегии Главсевморпути. Павлов позднее был расстрелян по постановлению Особого совещания. Я знаю, что Влодзимирский избивал арестованных Рычагова, Локтионова, Штерна, Сергеева, Шашкина, Мерецкова и многих других в 1941 году.
Путем избиения арестованных Влодзимирский, Родос, Шварцман, Зименков и другие добивались у них признания в антисоветской деятельности и показаний на других лиц» (т. 25, л.д. 106).
Подсудимый Влодзимирский, вы подтверждаете эти показания свидетелей Семенова и Хомича?
Влодзимирский: Я эти показания подтверждаю частично. В некоторой части они преувеличены. В отношении Павлова (я не знаю о нем ли идет речь в показаниях Хомича) я применял меры физического воздействия, так как он был врагом советской власти и имел намерение при захвате немцами Москвы создать организацию «Возрождение России» и намечал себя бургомистром. Мне разрешили его бить и только после этого он рассказал следствию правду. На избиение Локтионова, Штерна, Мерецкова, Рычагова и др. было указание Меркулова, который ссылался на санкции директивных органов».
На этом допрос в суде Влодзимирского был прекращен.
* * *
21 декабря 195З года в 10 часов утра начался допрос П.Я. Мешика.
На вопрос, признает ли он себя виновным, Мешик ответил отрицательно и начал свободный рассказ.
В начале своего выступления Мешик сказал, что он не изменник родины. Не участвовал в террористических расправах (в протоколе уточняется: «которые совершал Берия»). Далее Мешик показал, что принимал участие в некоторых преступлениях Берия, хотя «никакого злого умысла против Партии и Правительства не имел». Далее Мешик рассказал о своем происхождении, родителях, членах семьи, работе слесарем на заводе в Конотопе, учебе в Самаре в институте и в центральной школе ОГПУ в 1932–1933 годах.
Рассказал о следственной работе в конце 30-х годов, под руководством Кобулова. Он показал, что тогда широко применялись методы физического воздействия к арестованным, это разрешило руководство и лично Берия.
В протоколе допроса Мешика записано так:
«Преступления Берия состоят не только в том, что он продолжал «ежовскую» практику и не в этом главное. Самым главным преступлением Берия является то, что он сумел убедить всех работников следственной части в том, что избиения арестованных или, как тогда мягко говорили, «применение мер физического воздействия» были негласно узаконены. Я считаю, что подлым и мерзким преступлением Берия в этой части является то, что избиения арестованных были дозволены и санкционированы инстанциями». Чувствуете литературную обработку показаний?
Есть и такая интересная запись в протоколе.
«Мешик: Преступлением является и то, что он (Берия. — Авт.) создал вокруг избиений и истязаний атмосферу безнаказанности, на что суд и прокуратура должным образом не реагировали.
Председатель Конев: Вы не обобщайте. Скажите, какие именно суды и какие именно прокуратуры?
Мешик: Я имею ввиду Военную коллегию Верховного Суда СССР, которую возглавлял Ульрих и Прокуратуру СССР, которую возглавлял Бочков».
Далее Мешик показал:
«В результате всего этого Берия совершил еще одно преступление. Он растлил следственный аппарат НКВД СССР. Следователи, в том числе и я, применяли избиения и истязания арестованных, считая, что так нужно. Я говорю об этом не с целью смягчения своей вины, а потому, что еще многие следователи работают сейчас так же, как работал и я, и они не виноваты в этом.
Кобулов прав, когда говорит, что при избиениях арестованных трудно разобраться кто враг, кто нет. Избивая арестованных, следователи считали всех их врагами и при этом допускали ошибки и преступления.
Кобулов прав, когда говорит, что избиения производились по указанию руководства НКВД».
На предварительном следствии в отношении Мешика расследовались три эпизода: дела сотрудника НКГБ Украины Войцеховского (1941 г.), сотрудника НКВД СССР Мирошникова (1939–1940 гг.), старого большевика Кедрова М.С., расстрелянного в 1941 году.
Мешик пояснил, что Войцеховский выдал немцам нашего резидента Кудрю,[131] а потом ими же был переброшен к нам. По делу Мирошникова Мешик показал, что тот на допросах не сознавался, но был осужден Военной коллегией. Сам Мешик считает, что Мирошников не виновен.
