И вот в 1930-е годы произошел прорыв идеократических корпоративных структур в совершенно не готовое к ним буржуазное общество. То было сродни вторжению стай умных хищников в бараньи загоны. Или, если иллюстрировать явление более понятными примерами из сегодняшних реалий, то экспансия идеократических корпораций подобна захватам русских городов с сонным, разобщенным и вялым населением, которые ведут спаянные группировки кавказцев. Вспомните еще как чеченские сепаратисты, организованные в 90-х как сетевая корпорация, смогли нанести поражение огромной военно-бюрократической машине РФ.
Дебютной сценой для неосредневековых корпораций стала бывшая Российская империя. Там впервые выступила на историческую арену корпорация красных революционеров. Благодаря сплоченности и преданности идее ей удалось совершить невозможное: одержать победу над превосходящими их силами белых армий. Просто белые были структурированы по-старому. Более того, большевикам удалось удержать власть в стране, несмотря на жгучую ненависть к ним половины народа, невзирая на жестокость красной диктатуры. Удержать — и построить новую империю. Ну, а следом в историю ХХ столетия ворвались фаши и наци. Тоже с впечатляющими успехами.
«...Возвращаясь к вопросу о массовом прорыве идеократических и корпоративных субъектов в современное общество между первой и второй мировыми войнами, можно сказать: с этой же точки зрения следует рассматривать и постоянные попытки публицистов учинить нравственный суд над большевизмом, фашизмом, германским нацизмом или японским милитаризмом. Это была первая манифестация, революционный десант целого ряда структур далекого будущего, которые попали в неподготовленное к ним общество и были использованы для манипулирования непросветленными массами. Эти структуры оказались в руках людей, либо просто невменяемых, не осознающих, с чем они имеют дело, либо богоотставленных, лишенных дара причастности к трансцедентным инвариантам. Никому не возбраняется высказывать личное и групповое мнение об этих людях. Однако сами по себе формы деятельности и социальные структуры не бывают ни плохими, ни хорошими. Анекдотичной выглядела бы попытка римского Сената осудить грядущий феодализм — хотя приход последнего вылился в целую эпоху массового одичания и социальных катастроф.
Если к дикарям попадают автоматы АКМ, они, естественно, могут пойти поохотиться и настрелять дичи для голодающего племени, но могут и свергнуть вождя, перебив множество соплеменников. Естественно, действует тут дикарь, а не автомат. Более интересен вопрос о том, каким образом автомат попадает в общество, в котором ему вроде бы не место?
А вот другая, химическая аналогия. Предположим, у вас имеется один атом, который своими электронными оболочками нащупывает вокруг другие атомы для того, чтобы выстроить целостную структуру, но тех, что надо, рядом нет. Зато есть сходные, с той же валентностью. Допустим, нет брома, есть только другие галогены: фтор или хлор. Если заменить бром на хлор, то с точки зрения химии мы не сделаем ничего плохого, это совершенно разные вещества. Только вот вместо лекарства мы получим яд.
Нечто похожее происходит, когда новые структуры попадают в старый социум, в котором им чего-то не хватает для того, чтобы замкнуть свои связи в целостность. Например, отсутствует тип личности, необходимый в массовом количестве для работы в современных предпринимательских корпорациях. Тогда эти структуры начинают использовать архаические прообразы нужных компонент, и возникают жуткие монстры. Монструозностью такого рода, кстати, веет от всей утопической и части фантастической литературы: воображения авторов не хватает на целостный образ нового мира, и они насильственно впихивают одну-две любимых идеи в тело знакомого, но совершенно к тому непригодного общества...
В этом смысле фашистская партия в Италии, немецкая НСДАП и наша партия нового типа, ведомые вождями с непререкаемым авторитетом — явления, в общем-то, одного порядка. Это весьма архаическая социальная ткань, в которую вживлена субъектная структура далекого будущего, шестого типа. Ближайший их родственник — секта, новое религиозное движение. В этом смысле наш марксизм-большевизм был именно религиозным учением, поэтому он с такой неистовой силой боролся со всеми другими религиями. Каждое нормальное религиозное учение он рассматривал как конкурента. Точно так же существовало нордическое учение о высшей расе, укорененное в каких-то архаических представлениях, в германской мифологии и мистике. Все это — родоплеменной уклад, но в его архаике просматривается явное «мета...». Это первое массовое вторжение в наше настоящее вестников из весьма далекого будущего, которые не могут не выглядеть зловеще...
Идея корпорации, корпоратизм — как и предвидел Дюркгейм — становятся парадигмой начала третьего тысячелетия. Вся совокупность личностных, социальных, культурных феноменов, связанных ним, будет играть возрастающую роль в нашей жизни. Еще недавно это было нетривиальной идеей, об этом почти никто не говорил и не писал, а завтра это станет общим местом.
Одним из первых великих пророчеств на эту тему стала работа Бердяева «Новое средневековье». Эту маленькую брошюрку он издал в начале 20-х годов. Там он сказал впервые: да, наступает новое средневековье. Но это не означает, что отменят радио и телевидение, опять начнут жечь ведьм на кострах, а залитые нечистотами города будет опустошать чума. В этом образе он выразил в явном виде мысль о том, что наступающая новая формация в определенном смысле явится отражением, воспроизводством на более высоком уровне очень важных черт средневековья, которые в новую эпоху были до времени утеряны ...» — написал Сергей Чернышев (указ. соч., сс. 517-520)
Таким образом, читатель, немцы смогли использовать необычайную энергию корпоратизма. Ворвавшись в капиталистическое, банальное общество, они породили действительно коллективный разум, сумевший поразить противников чередой чудес. Невиданным ранее сочетанием скорости, непредсказуемости и самых разнообразных, соединенных в схемы форм борьбы: информационных, психических, организационных и технологических. В самой глубинной основе блицкрига лежат не танки с пикирующими бомбардировщиками, а именно корпоратизм. Будущее, с безумной быстротой влетевшее в настоящее.
Об этом не любят вспоминать нынешние либералы, но факт остается фактом: покончить с гитлеровским рейхом смог не капитализм (так называемая «демократия»), а другой «гость из грядущего» — советский корпоратизм. Если бы СССР пал осенью сорок первого, то Гитлера не могло остановить ничто. Он душил и захватывал Англию, завладевал Ближним Востоком — а потом вместе с японцами запирал США в западном полушарии.
Именно футуристичность гитлеризма позволила Германии, не имевшей ни единого шанса на успешную войну в представлении трезвых аналитиков, воевать не год, а шесть лет при крайней нехватке всего и вся: людей, ресурсов, финансов! Да еще и оказаться в вершке от победы!
Корпоратизм, приложенный к России, сделает нас непобедимыми. Нас просто некому будет побеждать.
Потому, когда на наши выкладки о корпоратизме иные либеральные посетители Интернета норовят сравнить нас с Гитлером и Муссолини, мы лишь издевательски улыбаемся в ответ.
Из сказанного вытекает еще один беспощадный вывод. Уж сколько было сказано и написано о гитлеризме, фашизме и коммунизме. Мол, такого не должно повториться! Люди, помните! Люди, будьте бдительны! Сии фразы можно считать бесполезным сотрясением воздуха. Это повторится неизбежно. Но уже на новом технологическом уровне, с гораздо большим размахом. Такова логика истории. И возмущаться этим так же бессмысленно, как протестовать против смены лета на осень.
Не надо растопыренными руками силиться сдержать поток истории — нужно его оседлать! И тем самым — побеждать гораздо более богатого врага!
Вот, пожалуй, еще один урок для нынешних русских из времен Второй мировой. Самой мистической и скрытной из дотоле известных нам войн.
Еще один источник силы немцев при Гитлере — в их непредсказуемости для противников.
В 1957 году молодой еще Генри Киссиджер опубликовал докторскую диссертацию «Восстановление мира»[12]. И, хотя посвящалась она европейской дипломатии 1800-х годов, в ней содержится великолепная характеристика революционной силы, действующей против старорежимных сил. Причем действующей с пугающими эффективностью и непредсказуемостью. А ведь Гитлер как раз и выступал как революционная сила!
Итак, старая система сталкивается с революционным движением — силой, не признающей законности существования пресловутой системы. Чихать хотели революционеры на ее правила. Они с легкостью дают множество обещаний, совсем не собираясь их выполнять. Революционную силу бесполезно умиротворять и искать с нею компромисса. Люди, привыкшие к стабильности, не могут поверить в то, что творит революционное движение, а потому оказываются бессильными ему противостоять. Ревдвижение обладает отвагой, убежденностью и решимостью идти до конца.
