Итак, в этой книге публикуются только три произведения русского народного эпоса, но они как бы дают ключ ко всему богатейшему наследию былинного творчества (имеются в виду героические былины). Как уже говорилось, основное ядро былинногj эпоса сложилось как воссоздание более чем полуторавековой борьбы с Хазарским каганатом.
В заключение стоит отметить, что новейшие достижения наших археологов (ведущую роль здесь сыграла С.А. Плетнева) вполне уместно сравнить с открытиями европейских археологов, начиная со знаменитого Генриха Шлимана, «раскопавших» считавшуюся чисто мифической Трою, войны с которой породили древнегреческий героический эпос — «Илиаду» и «Одиссею». Точно так же открытые археологами хазарские крепости (со всем их описанным выше окружением) на границах Руси доказали реальность битв, воссозданных в русских героических былинах.
VII. «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона
Митрополит Иларион — великий писатель, мыслитель, церковный и государственный деятель Древней Руси. Он родился, по-видимому, еще в конце
X века, при князе Владимире и, возможно, лично знал его, ибо в своем «Слове» говорит о нем как о близком ему лице. Достоверно известно, что при Ярославе Мудром, правившем с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом), Иларион был священником дворцовой церкви, затем епископом, а с 1051 года — митрополитом Киевским. Он основал главный тогдашний центр русской культуры — Киево-Печерскую лавру, вместе с Ярославом составил основополагающий правовой кодекс — «Устав князя Ярослава», заложил начало русского летописания, принимал участие в создании главного храма Руси — Святой Софии и т. д.
В 1049 году Иларион написал и 26 марта произнес перед собранием наиболее просвещенных киевлян свое «Слово о Законе и Благодати», к которому примыкает его «Молитва», по всей вероятности, также прозвучавшая тогда. Обращаясь к своим современникам-киевлянам — внукам Святослава и его воинов, Иларион взывал от их имени к Богу:
И доколе ж стоит мир,
не наводи на нас напасти искушения,
не предай нас в руки чуждых.
Да не прослывет град твой плененным,
а стадо твое — пришельцами в земле не своей…
И слушателям Илариона было без каких-либо пояснений понятно, что речь идет о хазарском «пленении» Киева. Но сейчас, по прошествии почти тысячелетия, в «Слово» Илариона уже приходится внимательно вдумываться. Об этом писал в 1960-х годах виднейший историк М. П. Тихомиров. Ссылаясь на слова Илариона о том, как
Вера благодатная по всей земле распространилась и до нашего народа русского дошла.
И озеро Закона пересохло,
евангельский же источник наводнился… и о том,
Как отошел свет луны, когда солнце воссияло,
Так и Закон — пред Благодатью явившейся.
И стужа ночная побеждена,
Солнечная теплота землю согрела, —
М.Н. Тихомиров отметил, что современнику «были понятны намеки Илариона на близкую ему действительность, что он считает ночным холодом и солнечной теплотой… В этих словах Илариона заключается противопоставление Хазарского царства Киевской Руси. Иссохшее озеро — это Хазарское царство, где господствовала иудейская религия, наводнившийся источник — Русская земля».[191]
В самое последнее время о том же написал филолог и историк культуры с мировой известностью — В.П. Топоров. Определяя «основную идею первой части» творения Илариона, исследователь отмечает: «Речь идет о полемике с иудейством, основной пункт которой для автора «Слова о Законе и Благодати» заключался в доказательстве превосходства христианства… Видно, что в мысли Илариона было не какое-то далекое, давно прошедшее иудейство… При допущении живых контактов с иудейством в Киеве X–XI вв. прежде всего возникает вопрос об источниках иудейства в этом месте и в это время. В настоящее время не приходится сомневаться в его хазарском происхождении. Прогресс в изучении хазар и их государства помогает осветить и этот вопрос… Вырисовывается такая ситуация в Киеве IX–X вв. (во всяком случае, в первой половине X в.), которая характеризуется наличием в, городе хазарской администрации и хазарского гарнизона… Н.С. Трубецкой в свое время проницательно указал на актуальность иудаизма в Киеве в XI в. (связываемого им с пропагандой хазарских евреев) и полемики против него в «Слове о Законе и Благодати…».[192]
«Слово» митрополита Илариона — исключительно богатое смыслом творение, и его не так легко освоить и понять. Иларион с самого начала противопоставляет иудаистскому Закону, господствовавшему в Хазарском каганате, Христову Благодать. Закон когда-то открылся — через пророка Моисея («Закон, Моисеем данный») еврейскому народу, народу древнего Израиля. Он был дан как «предуготовление истине и Благодати»:
Да обвыкнет в нем человеческое естество, от многобожия идольского уклоняясь, в единого Бога веровать.
Но когда Благодать явилась в Христе, большинство иудеев не приняло Его:
Ибо иудеи о земном радели, христиане же — о небесном.
Их самоутверждение иудейское скупо от зависти, ибо не простиралось оно на другие народы, оно стало лишь для иудеев.
И потому пришел Спаситель и не был принят израильтянами.
Напряженность и остроту полемики с иудейством в «Слове» митрополита Илариона просто невозможно понять, если не видеть в этом своего рода «продолжение» борьбы с порабощавшим сравниfельно недавно Русь Хазарско-иудейским каганатом.
Выше отмечалось, что в «Повести временных лет» о хазарах говорится кратко и «спокойно». Но к 1110-м годам, когда составлялась «Повесть», прошло уже полтора столетия со времени похода Святослава на Итиль. А «Слово» митрополита Илариона слушали или, по крайней мере, могли слышать внуки и даже младшие сыновья тех воинов, которых вел Святослав (этим воинам, допустим, было тогда, в середине 960-х годов, по двадцать лет; поздние сыновья их могли родиться в конце 990-х годов и стать зрелыми мужчинами к 1049 году, когда Иларион произнес свое «Слово»). А память внуков о делах дедов (не говоря уже о памяти сыновей) обычно еще всецело свежа.
Поэтому Илариону не нужно было в своем «Слове» упоминать о Хазарском, каганате — тем более что он, говоря о Владимире (по христиански Василий) и Ярославе (Георгий), называет их «каганами» — то есть высоким (имперским) титулом, перешедшим к киевским князьям после упразднения ими итильского каганства.
В конечном счете можно сказать, что Иларион в своем «Слове» как бы утверждает русское христианство (и его государственность) на развалинах, на руинах поверженного хазарского иудаизма и его государственности.
Подчас у иных читателей вызывает недоумение тот факт, что первоначальное христианство воздвигалось именно в Иерусалиме, который был центром, средоточием иудаизма. Этим людям представляется, что христианство могло и должно было родиться где-нибудь в другом месте, на некоей «нейтральной» почве. Но это, если вдуматься, ничем не оправданное «предположение», ибо христианство, возвестившее устами апостола Павла, что «нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех… Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников» («Послание к Римлянам», гл. 10, стих 12; гл. 3, стих 29), должно было утвердиться именно на отрицании иудаистской концепции одного «избранного народа».
И митрополит Иларион (кстати сказать, опиравшийся в своем «Слове» прежде всего на ряд «Посланий» апостола Павла) как бы заново «повторил», «воскресил» ситуацию рождения первоначального христианства, утверждая христианскую Русь на отрицании иудаистской Хазарии…
VIII. О фрагментах из трактата Л.Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая Степь»
Лев Николаевич Гумилев — интереснейший современный историк и мыслитель. Он, сын поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой, сформировался в атмосфере высокой и вольной мысли. В своих работах он так или иначе развивает идеи сложившейся после 1917 года в эмиграции замечательной школы русских историков (Г.В. Вернадский, С.Г. Пушкарев, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий и др.), которые называли себя «евразийцами».
Из книги Л.Н. Гумилева, изданной в 1989 году, отобраны фрагменты, относящиеся к истории взаимоотношений Руси и Хазарского каганата. Должен признаться, что с некоторыми суждениями и идеями Л.Н. Гумилева я не согласен и мог бы их оспорить. Но, как я полагаю, иной взгляд, иная оценка той столь уже давней эпохи расширит кругозор читателей, поможет им обрести более объемное, более многостороннее представление об этой эпохе.
