На протяжении двух веков в грузинских княжествах окончательно сложились персидские и турецкие формы феодализма. Грузинские феодалы-тавады, как и главы княжеств, сформировались в сословие, одновременно выполнявшее функции опричников и сборщиков налогов. Вассальное положение нового тавадского сословия было столь жестким, что оно было вынуждено целиком заимствовать деспотические нравы, господствовавшие при дворах персидского шаха и турецкого султана. Чтобы представить положение, создавшееся в Грузии, достаточно напомнить о следующих трагических для грузинского народа событиях. В 1795 году персидский шах Ага-Мухаммед-хан, недовольный тем, что Ираклий II не явился на его коронацию и тем выразил свою независимость, подвел войска к Тифлису. Сюда, в Тифлис, шахские войска пригоняли мирное население, которое специальные отряды подвергали геноциду. Так, за несколько дней было уничтожено более 80 тысяч грузин. В Тифлисе к мосту через Куру был выставлен образ Святой Марии. Сюда согнали более трех тысяч мужчин. Обнажив их, шах приказал каждому подходить к образу Святой Марии и имитировать половой акт. Отказывавшихся выполнить волю шаха с отрубленной головой бросали в реку. Массы грузинского населения покидали Грузию. Беженцев вылавливали и тут же с ними расправлялись. Во всем этом вместе с персидскими отрядами участвовали также многие грузинские тавады, демонстрировавшие свою покорность шаху. Грузинская катастрофа 1795 года была столь значительной, что становилось невозможным похоронить погибших – не хватило лопат. В Ананурском монастыре, в полуразрушенной келье, где Ираклий II сидел лицом к стене, чтобы не показывать подданным свой лик, грузинский царь, сравнивая народ со стадом баранов, уничтожаемым стаями голодных волков, писал письма Екатерине II и просил о спасении единоверной Грузии. Три отряда российских войск (отряды генералов Бурнашева, Гудовича, Сухотнева), находившиеся на Кавказе, и осетинский отряд из 500 воинов пришли на помощь Грузии. В Петербурге было решено срочно снарядить десятитысячное войско и во главе с В. Зубовым направить в разрушенный Тифлис. Ага-Мухаммед-хан отступил, захватив с собой десятки тысяч отрубленных голов. Ими он собирался возвести «шатер», не хватало ему, однако, головы Ираклия II, которой шах был намерен увенчать свой шатер...
Столь редкая форма ксенофобии, господствовавшая в Персии и обрушившаяся на Грузию, на протяжении трехсотлетнего шахского ига захватила феодальную знать Картли-Кахетинского царства. Грузинские тавады, а вместе с ними и царский двор придерживались ксенофобии как идеологической системы. Особенностью ее являлись крайние виды человеконенавистнической психологии, жестокостей, насилия и воинствующей дискриминации «инородцев». В Восточной Грузии, и нигде больше на Кавказе, общественное сознание вполне воспринимало примитивный расизм как нечто естественное. Грузинский царевич в 1782 году издал свод законов, запрещавших бракосочетание между осетинами и грузинами. В нем предписывалось: «если какой-либо христианин выдаст дочь за осетина и сроднится с ним – посчитаем это как вероломство и крепко взыщем». Грузинский феодализм, обильно сдобренный идеологией шахского деспотизма, был ориентирован на экспансию и установление режима, приводившего к геноциду. Отдельные села Южной Осетии, расположенные на равнине и соседствовавшие с грузинскими владениями моуравов, нередко становились жертвой подобной экспансии; грузинские хроники XVI, XVII, XVIII веков изобилуют сведениями о походах в южные районы Осетии с целью сбора дани и захвата людей. Что же до жестокостей и насилия, то грузинские моурави, подвластные шаху и лиходейской жадности, сочетавшейся с холопской злостью, превосходили своих персидских учителей. У Сека Гадиева, классика осетинской литературы, превосходно знавшего осетино-грузинские отношения, в одном из рассказов повествуется о том, как грузинский моурав, вероломно овладев осетинскими селами Кудского ущелья, установил тиранию: «моурава боялись не только люди, но, – как писал Сека Гадиев, – и горы, и звери». В рассказе писателя передана трагедия мужа и жены: они долго ждали рождения ребенка, но когда он у них появился, моурав заставил женщину кормить грудью щенка своей собаки. Недовольный тем, что щенок похудел, моурав выхватил ребенка, несколько раз ударил им женщину и умертвил ребенка; точно так же поступали персы с детьми грузинских крестьян. Специальные отряды Ага-Мухаммед-хана с вечера точили сабли, а утром входили в Тифлис и грузинские села и начинали с того, что проверяли на детях остроту своих сабель – если воин разом разрубал ребенка, то считал, что наточил свое оружие «как надо». Похоронив единственного ребенка, женщина, героиня Сека Гадиева, продолжала кормить грудью щенка. Однажды повзрослевший щенок укусил женщину в грудь. Заражение крови стало причиной ее смерти. Берды, ее муж, потеряв семью, обнищал от поминок. Пережитое насилие свело его с ума. Ему стало казаться, что за ним постоянно гонится озверевший грузинский моурав. Вскоре не стало и Берды. В рассказе Сека Гадиева, как и в других произведениях писателя, немало говорится об упорной борьбе Южной Осетии с грузинским варварским феодализмом. В 1791 году Ираклий II вынужден был признать, что с жителей Южной Осетии «нельзя было брать ни саупросо, ни сауплисцуло», т. е. повинностей, поскольку они считали себя свободными. На протяжении всего XVIII века Южная Осетия систематически подвергалась вооруженным вторжениям со стороны Картли-Кахетии и Имеретии, приводившим ее к опустошению. Сжигая села, отнимая имущество, скот, захватывая людей в плен, одни из которых направлялись как «живой товар» в Персию и Турцию, другим выкалывали глаза и отпускали «на волю», грузинские моурави добивались распространения персидского и турецкого господства в Южной Осетии. Грузинская феодальная экспансия особенно усилилась при Ираклии II, который вынашивал планы расширения своего влияния в Закавказье, в особенности среди горцев Большого Кавказа, и с помощью последних думал освободить Грузию от персидского и турецкого ига. На последнюю четверть XVIII века приходится один из самых сложных периодов осетино-грузинских отношений. В этот период Ираклий II, получив серьезную военную поддержку со стороны России, взял курс на централизацию своей власти. Он также вынашивал идею объединения народов Закавказья и Большого Кавказа, чтобы противостоять Персии и Турции. Однако решения первой задачи – укрепления своей власти – Ираклий II добивался за счет ослабления грузинской знати, стремившейся к политическому сепаратизму. Агрессивные действия он вел и в отношении Южной Осетии. Лишив сначала владетелей Мачабеловых, а затем и Эристовых феодальных прав, Картли-Кахетинский царь с помощью карательных мер пытался установить в Южной Осетии свое безраздельное господство. Что касается второй задачи – освобождения Грузии от иноземного ига, то Ираклий II, подорвав свое влияние среди собственной феодальной знати, был обречен на серьезную неудачу. Феодальная оппозиция оказалась в лагере Ага-Мухаммед-хана, объявившего геноцид грузинскому народу. Несмотря на все усилия, Ираклию II, до этого очень популярному в Грузии, не удалось в судьбоносный для народа момент собрать войско и защитить страну от опасности, грозившей ей полным исчезновением: Восточная Грузия выставила ополчение в тысячу воинов, столько же дала Имеретия. Этих сил против 35-тысячной армии (по некоторым данным, шах располагал 70-тысячной армадой) было безнадежно мало. Обращения Ираклия II к соседним народам о военной помощи не нашли отклика. Одна лишь Осетия, несмотря на насилия, жестокости и феодальную экспансию грузинских тавадов, снарядила вооруженный отряд численностью в 500 воинов. Поводов для такого жеста у осетин явно не было. У Осетии было немало своих внешних опасностей и тяжелых военных невзгод, но никогда Грузия не проявляла готовности защитить соседний народ. Никто еще не пытался объяснить странный феномен – не было ни одной войны, которую вела Грузия и в которой на ее стороне не участвовала бы Осетия. «Осетинам много не надо, свистни им, и они придут на защиту... Так было всегда... Кости их разбросаны и стонут на полях сражений», – с грустью и не без укора писал об этом Сека Гадиев.
В 1795 году Грузия нуждалась в спасении от физического уничтожения, к которому в том году приступил Ага-Мухаммед-хан. Истребление грузинского населения, подвластного персидскому шаху, становилось реальным. Феодально раздробленная страна была поставлена на колени. Тавадская знать, многие из которой приняли персидские имена, спасая себя, предала собственную страну и вместе с шахом участвовала в геноциде грузинского народа. Всеобщее предательство не обошло стороной и царский двор. За спиной Ираклия II, пытавшегося оказать сопротивление войскам Ага-Мухаммед-хана, его супруга и сын вынашивали планы о насильственном устранении царя, чтобы с помощью шаха взойти на престол. На помощь пришли российские войска. Шах отступил, оставив разрушенный Тифлис, сожженные села и десятки тысяч жертв. Ираклий II, как и грузинский народ, видел, какая угроза нависла над Грузией, – отступление Ага-Мухаммед-хана было вынужденным, в Грузии это хорошо понимал каждый. Единственным выходом из создавшегося положения являлось присоединение к России. Вопрос о присоединении к России Ираклий II периодически выдвигал и раньше. Но после того как Ага-Мухаммед-хан обнажил свои планы в отношении Грузии, Ираклий II готов был даже ценой ликвидации своего трона присоединить к России Картли-Кахетинское царство, которому в первую очередь угрожал персидский шах. В 1796 году, однако, не стало Екатерины II, энергично поддерживавшей Ираклия II. Сменивший ее Павел I под влиянием петербургских англоманов не стал проявлять особого интереса к Кавказу. Новый император отозвал российские войска из Грузии, предоставив Ираклию II самому решать проблемы грузино-персидского противостояния. Серьезно изменившейся политической обстановкой поспешил воспользоваться Ага-Мухаммед-хан. В 1797 году он вновь с крупными военными силами подступил к Тифлису. От нового геноцида Восточную Грузию спасла случайность – нукеры расправились с патологически жестоким шахом. Неожиданная смерть Ага-Мухаммед-хана, настойчиво проводившего идею геноцида в Грузии, не снимала общей угрозы, нависшей над грузинскими районами, входившими в состав Персии. Пришедший ему на смену Фетх-Али-шах (Баба-хан), племянник Ага-Мухаммед-хана, не уступал в жестокостях своему дяде. Но главное было в другом – новый шах готов был не только расправиться с Грузией, ориентированной на Россию, но и вытеснить из Закавказья Османскую империю, чтобы установить свое господство во всем регионе. Положение Картли-Кахетинского княжества осложнялось еще одним обстоятельством – смертью в 1798 году Ираклия II. Разыгравшаяся в связи с этим внутридворцовая борьба фактически парализовала политическую жизнь страны, не успевшей оправиться от кровавой тризны Ага-Мухаммед-хана.
