Были ли эти люди антисемитами? Да ни Б-же мой! Они ж еврейскую девочку на самом деле спасли. С нулевой опцией получения благодарности и признательности от кого бы то ни было. Но будучи гражданами Германии – на тот момент Третьего рейха, – они закон, уж какой он был – справедливый или нет, нарушили? Нарушили. Должны были соседи и друзья их за это осудить? Всенепременно! Без срока давности. А уж как в Германии могут осудить – не в юридическом смысле, а в общечеловеческом…
Вчера ты почтенный член сообщества, а сегодня – изгой. Прокажённый. Пария. И ты, и вся твоя семья. И дети твои. И внуки. А уж если дело в евреях… Это ты не девочку спас – ты родину продал. Фатерланд. И кто его знает, за тридцать серебренников (источники иногда полагают, что за тридцать сребреников – велика разница!) или за какую другую сумму. И не из-за таких ли, как ты, Иуд – спасителей евреев – мы проиграли войну всем этим… Нет, вслух, может, и не скажут. Но дадут понять так, что мало не покажется. Чтобы проняло, как в Германии и положено – корректно, но до самых печёнок.
Но это только насчёт Германии! Однако, будучи гражданами не только Германии, но и Объединённой Европы, престарелая пара жила не в вакууме. То есть поток информации о том, как евреи, построив Израиль, совершили страшнейшее преступление в истории, что в «объективных» европейских средствах массовой информации присутствует ежедневно, не мог пройти мимо них. Как и простое человеческое понимание того, к чему всё идёт. Хоть в связи с исламизацией Европы – и, само собой, Германии. Хоть с поднимающимся в ответ в Европе нацизмом всех разновидностей.
И вот только между ненавидящими евреев арабами и турками и любящими их ничуть не больше, чем всех этих арабов и турок, бедным старикам было необходимо попасть. При этом со свободной прессой свободного мира, которая навострилась было брать у них интервью, понятно было, что знаменитыми они на почве юдофилии станут непременно… Вот только непонятно, надолго ли? Говоря по совести, какие к ним могли быть претензии? И у кого? У евреев? Так им не привыкать. Вот сделал человек еврею что-то хорошее, и? С точки зрения того, какие это для него повлечёт последствия?
Причём это мы пока говорили о Германии. Которая как-никак прошла денацификацию – по крайней мере теоретически. А как насчёт людей, которые спасли евреев от нацистов в Ливии или Тунисе? Реальные, кстати, были люди. У кого-то в семье мама или бабушка были из еврейских семей – а родня на Востоке многое значит. У кого-то соседи были, с которыми они дружили. А кто-то просто был хорошим человеком. И некоторые на момент написания настоящей книги даже не ушли ещё в мир иной – долгожителей среди арабов много…
Вот им после арабо-израильских войн, изгнания евреев и антисемитской пропаганды на протяжении десятилетий, после которой для нормального араба еврей – хуже дьявола, как? Насчёт статуса Праведника народов мира, признания их героями и интервью прессе? При том что после этого к каждому из них и ко всему их потомству выстроится очередь – убивать их, искореняя под ноль. Чтобы сама память о том, что в этой деревне или городе жил такой человек, который спас евреев, была стёрта с лица земли. Потому что ненависть – страшная сила.
Утрирует автор? Вообще-то нет. Он, автор – человек советского воспитания и, стало быть, интернационалист, – долго заставлял себя относиться к немцам так же, как ко всем прочим людям. Что, в частности, не давало возможности пригласить домой ребят из ГДР, с которыми учился, – поскольку тот факт, что они были из Восточной Германии (фильмы студии ДЕФА, на Новый год кабаре «Фридрихштадтпаласт» в «Голубом огоньке» и прочее позитивное), в глазах родителей явно не перевешивал то, что они были из Германии. Всё старшее поколение с немцами воевало. Половина семьи в войну погибла – кто на фронте, а кто и в лагерях смерти. Не до интернационализма.
Кто помнит, после войны самой распространённой в СССР фразой относительно населения Германии – в том числе социалистической – было: «Перебить всех немцев надо было – до последнего человека». Другое дело, что это – в теории. А на практике, когда перед тобой не какой-то теоретический немец, а конкретная женщина или ребёнок… В общем, кто смотрел «Отец солдата» – тот понимает, о чём это. Очень точно показано. Тогда и те, кто снимал, и те, кто снимались, понимали такие вещи. Чувствовали – кожей.
Нынешние тоже стараются. Министр культуры говорит исключительно правильные слова – непонятно только, почему в итоге складывается такое впечатление, что он врёт как сивый мерин. Может, это из-за того, что у него на лице написано, что на самом деле никакой он не министр и к культуре не имеет никакого отношения. Как говорит о нём бывший капитан знаменитой команды КВН из бывшей братской советской республики, «в культуре замечен не был».
Просто похоже, что этот министр – агитатор-пропагандист, который пришёл осваивать бюджет. И в команде у него, а также в резерве не всё то и не все те, чем и кем гордится страна, а группа ремесленников с хорошими фамилиями, которые с ходу могут сбацать «под Голливуд» фильм на любую тему. Дашь им задание снять про Сталинград – будет про Сталинград. Причём краси-и-во… Души нет, сюжет бредовый, враньё на вранье, но картинка – настоящий «экшн». Как в Штатах. Сделайте нам красиво – пипл же хавает!
В русскоязычной литературе про встречу немцев с наступавшей Красной Армией лучше всех написал Эфраим Севела. Талантливый и желчный, вечный диссидент, израильский фронтовик, нелюбимый истеблишментом Святой земли едва ли не больше, чем родными советскими парторганами. Задёрганный жизнью эмигрант, книги которого по-настоящему рвут сердце, в отличие от патетических пафосных панегириков, любимых официозом вне зависимости от его национальности и вероисповедания (или его отсутствия). Сцена из книги «Моня Цацкес – знаменосец», где еврей, у которого, пока он воевал с фашистами, уничтожили всю его семью, подбирает такую же по составу, чтобы отомстить, а сделать с ними ничего не может – может только накормить, плача над своими убитыми, – передаёт эти настроения куда лучше, чем академические тома и «вечера памяти» в дорогих залах.
Так что спасибо тем, кто нарушал законы. Хотят они встречаться со спасёнными или от них бегают как от чумы – не важно. Худо-бедно, но если к шести миллионам погибших, из которых то ли миллион, то ли полтора были детьми, не добавилась ещё сотня тысяч – то исключительно благодаря тем, для кого совесть, природная доброта, любовь или прихоть оказались важнее казарменной дисциплины. Благослови Б-г их готовность нарушить такие законы, как Нюрнбергские! Что, кстати, полностью соответствует русскому: «Тебя судить по закону или по совести?» Поскольку так, чтобы одновременно выходило и по закону, и по совести, – не получалось и в старые времена…
Но это лирика. Что до конкретики, чтоб уж совсем закончить тему… Был как-то автор со своим другом, крупным лингвистом и специалистом по берберским языкам, в Берлине. В каковом друг этот – на тот момент ректор еврейского университета в Москве – познакомил его со своим немецким коллегой из интеллектуалов. Не тех, которые себя ими зачастую так называют, не понимая, о чём речь, а из настоящих. Университетским преподавателем и известным в Европе академическим боссом из довоенной профессуры. Отличавшимся во все времена, на протяжении которых его оный берберолог Александр Милитарёв знал, редкой и, главное, совершенно искренней симпатией к евреям.
Понятное дело, под очередную кружку пива вечером московские гости, набравшись смелости (или окончательно потеряв чувство меры), спросили: откуда всё-таки у человека из Берлина такие странные симпатии. И получили неожиданный ответ. Как выяснилось, в семье у этого вполне аристократических кровей человека была-таки еврейка. Бывшая (!) на тот момент жена его папы. Которую он любил больше всех родственников, поскольку именно она была ему ближайшей подругой, наставницей и настоящей матерью. Хотя с его отцом они, повторим, на момент его появления на свет уже давно развелись.
Причём любил её, очевидно, не только он, но и вся папина родня, включая его родного дядю – члена нацистской партии и страстного поклонника фюрера. Который знал, что её прячут в доме (а прятали до конца войны и её, и всю её еврейскую семью – совершенно бескорыстно), но никому об этом не сказал. Поскольку по его, дядиным, понятиям было это непорядочно. Чего он, при всём его национал-социализме, не одобрял и поступить так не считал для себя возможным. Так что в конечном счёте серьёзно нарушить закон в данном случае пришлось всем – включая дядю-нациста. Что есть, с точки зрения автора, пример для подражания.
Хотя, скорее всего, это в авторе всё-таки говорит еврей. Или, что вернее, мамино воспитание. Отчего человеческое благородство и правильные поступки для него куда важнее национальности, партийной принадлежности и религии. В том числе в отношении немцев. Да и всех прочих жителей планеты, среди которых вопреки всему встречались и в войну, и после неё удивительные люди – на которых в конечном счёте мир и держится…
