России нечего было продавать, а дворянам хотелось отдыхать в Париже, на Ницце, проматывать состояния. Брать деньги они могли только продавая хлеб своих крестьян, часто обрекая последних на голод.
В начале XX в. голод постиг Россию 5 раз: 1901, 1905,1906, 1908, 1911 годы. Вполне закономерно, что по материалам переписи 1897 г. в европейской части России продолжительность жизни русских мужчин была 27,5. Николаем II был издан уникальный указ «О приготовлении хлеба из барды и соломенной муки, как могущего заменить употребление обычного ржаного хлеба». И, несмотря на голод, Россия вывозила хлеб! Царский министр Вышнеградский, отвечая на обвинения в сбыте хлеба за границу даже во времена голода в России, сказал с трибуны Государственной думы: «Недоедим, а вывезем!».
Русский народ не бегает от сытости, а ведь количество забастовок и протестов в России было в 5 раз выше чем, например, в Германии. Если бы все было хорошо, то не было бы тысяч стачек, забастовок, митингов, восстаний. Причем, это были не митинги типа праздничных гуляний. Людей расстреливали, сажали, ссылали, но успокоить страну так и не смогли.
Сегодня очень часто можно также услышать о том, что коммунисты придумали продотряды, с помощью которых отнимали хлеб у крестьян, истязали их, разве только не съедали живьем. Но это не соответствует действительности. Продотряды были созданы еще при царском режиме в 1916 году. Мера в условиях войны вынужденная, нужно было кормить голодающие города. Большевики сохранили продотряды с той же целью. Но было и одно отличие: сами большевики не имели позолоченных карет и вилл в Ницце. И это прекрасно знали крестьяне и понимали, что хлеб отдают таким же, как они сами – простым и голодающим.
Если мы обратимся к фактам, то увидим, что далеко не все так однозначно было с русским православием, которое «погубили» большевики. К 1917 году, по мнению многих мыслителей того времени, русское православие пребывало в серьезном кризисе. Причем констатировали это далеко не революционеры, а как раз консервативные писатели, которых, кстати, никто не читал, зато читали Л. Толстого, отлученного от церкви. Не вызывают поэтому удивления известия о том, что в годы первой русской революции практически во всех семинариях происходили забастовки (в 48 из 53), или о том, что в 1911 г. из общего числа выпускников семинарий в 2148 человек, только 574 приняли священнический сан, т. е. 25 %[290].
А. Ф. Лосев рассказывал, что епископ Феодор считал П. Флоренского единственным верующим человеком в Московской духовной академии, причем перебирал остальных преподавателей и доказывал это. В начале века П. Флоренский считал, что церковь стала похожа на сухарь, и ее надобно перемолоть в муку, дабы напечь новые хлебы – веру и церковь живую[291].
Но проблема заключалась не только в хлебном псевдоизобилии и развале церкви. К октябрю – ноябрю 1917 г. более 90 % уездов России бушевали в бунтах, в городах бесчинствовала уголовщина. После Февральской революции была произведена бездумная амнистия, и вместо жертв царизма на воле оказались тысячи уголовников. Полиция была практически полностью парализована. На улицах Петрограда происходили вооруженные столкновения. Красноречивым фактом, показывающим уровень развала России, было то, что полиция боялась заходить в некоторые кварталы Петрограда.
Начался парад суверенитетов. Объявили о своей независимости от России: Украина, Финляндия, Закавказье, Северный Кавказ, Литва, Молдавия (Валахия). Большевикам досталась полностью разрушенная страна с фактическим отсутствием централизованной власти. Эту страну необходимо вновь было собирать и вести вперед к новым победам.
Русский писатель В. Г. Короленко в своем дневнике 4 ноября 1917 г с горечью констатировал:
«Общество распадется на элементы без общественной связи… Наша психология… – это организм без костяка, мягкотелый и неустойчивый. Русский народ якобы религиозен, но теперь религия нигде не чувствуется»[292]. Исторический парадокс заключался в том, что именно интернационалисты-большевики, столько говорившие о праве наций на самоопределение, сделали все возможное и невозможное, чтобы вновь сплотить Россию. А те, кто очень много рассуждал о «великой и неделимой», на деле сделали все, чтобы довести страну до полного развала. Сегодня это все забыто, но тогда это очевидное обстоятельство признавали даже «белые»:
«Противобольшевистское движение силою вещей слишком связало себя с иностранными элементами и поэтому невольно окружило большевиков известным национальным ореолом, по существу, чуждым его природе. Причудливая диалектика истории неожиданно выдвинула советскую власть с ее идеологией интернационала на роль национального фактора современной русской жизни, – в то время как наш национализм, оставаясь непоколебленным в принципе, потускнел и поблек на практике вследствие своих хронических альянсов с так называемыми «союзниками»»[293].
О русском царе, большевиках-евреях и шпионах
Император Николай II имел около 0,8 %, т. е. меньше 1 % русской крови, а наследник престола царевич Алексей и того меньше – 0,4 %. Дело в том, что последний русский царь, женившийся на русской (и то первым браком), был Петр I, все остальные брали в жены немецких, датских и английских принцесс[294].
«Историки отмечали: в результате бесконечных династических браков в жилах русских царей Романовых к XX веку почти не осталось русской крови»[295].
В СССР не было принято обсуждать национальность большевиков. В постсоветское время на читателя хлынул вал литературы, рассказывающий о том, что все большевики были евреи, о масонском заговоре и всякой другой чепухе. Часто обливают помоями большевиков те же историки, которые до этого рассуждали о славных традициях Октября. Мы не пытаемся никого обелить, но очернять мы тоже не будем. Разберемся максимально непредвзято.
У истоков марксизма в России стояли три наиболее крупные фигуры: Плеханов, Ленин, Мартов. Плеханов был русским. Мартов был евреем, его настоящая фамилия Цедербаум.
Был ли евреем Ленин? Во-первых, Ленин не был чистокровным евреем. Во-вторых, Ленина нельзя признать евреем и по еврейскому закону, т. к. еврейство передается по материнской линии, а его бабушка, соответственно, и мать не являлись еврейками. По некоторым данным Ленин был евреем на 25 %, а его дедушка со стороны матери носил имя Александр Дмитриевич Бланк. Итак, максимально, что можно выжать из еврейской темы – это 25 %. Но и здесь не все так просто.
Даже исследователи, пишущие о еврейских корнях Ленина, вынуждены признать, что А. Д. Бланк конфликтовал с еврейской общиной и, обращаясь к императору, заявлял о своем несогласии с религиозным фанатизмом еврейского общества. Кагально-раввинская организация объявила его «преступником еврейского закона, погрязшим в блудодействии». В абсолютном большинстве, рассуждая о еврейских корнях Ленина, ссылаются на книгу М. Г. Штейна, который приходит к выводу, что «по ненависти к своему народу Д. Бланка можно сравнить, пожалуй, только с другим крещеным евреем – одним из основателей и руководителей московского «Союза русского народа» В. А. Грингмутом. Окончательный разрыв произошел после того, как Бланк крестился[296].
Есть и другие данные, по которым биографии двух Бланков спутывают сознательно. Дед Ленина, Александр Дмитриевич Бланк, происходил из православного купеческого рода. Начавши службу в 1824 году, он в 40-е дослужился до чина надворного советника со старшинством (подполковник), который давал ему право на потомственное дворянство. Другой Александр Бланк, никакого отношения к Ленину не имевший, действительно существовал, был на 3–4 года старше Александра Дмитриевича и во многом повторил его служебную карьеру. Он тоже учился медицине, но служил в госпиталях и благотворительных организациях, а не на государственной службе, то есть не мог получить чина, дающего право на дворянство.
Был ли Ленин этнически на 25 % евреем или нет, неизвестно, но самое главное, что в семье Ульяновых никогда не считали себя потомками евреев, эта тема даже не обсуждалась. По свидетельствам историков, появившиеся идеи о еврейских корнях семьи Ульяновых, вызвали чувство глубокого удивления у сестры Ленина. Но главное, Ленин был ментально русским человеком, это признавали и те, кто его ненавидел. Как писал Н. Бердяев:
«Ленин был типически русский человек… В характере Ленина были типически русские черты и не специально интеллигенции, а русского народа: простота, цельность, грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике, практичность мысли, склонность к нигилистическому цинизму на моральной основе»[297].
