В течение почти всей американской истории частный банк или фирма, испытывающие трудности, должны были либо найти выход самостоятельно, либо заявить о несостоятельности. Спасения со стороны государства никто не ожидал. С этим настроем мы пришли и в XXI в. Даже Fannie Mae и Freddie Mac не признавались «официально» слишком крупными, чтобы допустить их банкротство вплоть до 2006 г. Подход к оказанию финансовой помощи правительством начал меняться в 2007 г. и был полностью пересмотрен в 2008 г. Сейчас большинство рынков ожидают, что крупные финансовые институты и некоторые знаковые нефинансовые компании в случае краха будут спасены государством. В одно мгновение обязательства многих, если не большинства, финансовых (и некоторых нефинансовых) организаций стали де-факто условными обязательствами правительства США (включая ФРС).
Суверенный долг Америки всегда был потенциальным, но очень редко используемым источником поддержки частных финансовых посредников (Continental Illinois) и нефинансовых компаний (Lockheed). Однако недавнее спасение General Motors и Chrysler продемонстрировало готовность правительства, чуть ли не установившуюся практику, оказывать более щедрую поддержку частному бизнесу. В целом все центральные банки развитых стран ясно показали своими действиями в 2008 г. и впоследствии свою готовность вмешаться и выделить столько средств, сколько нужно для предотвращения дефолтов и их лавинообразного распространения. В сфере финансов такие гарантии ведут в конечном итоге к свертыванию деятельности и консолидации большей части банковской системы под крылом центрального банка. Это фактически уже произошло с банковской системой южной еврозоны. Более того, рост активов и денежной базы центрального банка практически всегда влечет за собой рост денежной массы (остатков на счетах) (см. главу 13), а это через некоторое время почти наверняка приведет к общему росту цен.
Склонность к неограниченному дефицитному расходованию — это наша главная внутренняя экономическая проблема. В 1920-е гг. и раньше бюджетного дефицита избегали из опасения, что он немедленно повлечет за собой финансовый кризис и инфляцию. Такое представление, конечно, оказалось необоснованным, поскольку дефицит рос, а мир не рушился7. Но факт остается фактом — единственным способом снижения налоговых ставок является сокращение расходов. Я допускаю, что мы можем не прийти к решению дилеммы с социальными выплатами без кризиса в той или иной форме, который сместит политические ориентиры в сторону ограничений. Остается надеяться лишь на то, что мудрость политиков не допустит такого исхода. Нам явно не хватает таких личностей, как сенатор Говард Бейкер, Боб Доул, Дэниел Патрик Мойнихен и Ллойд Бентсен, чья мудрость была бы очень кстати в залах нынешнего Конгресса.
Пока сохраняется экономическая неопределенность, подавляющая интерес к долгосрочному инвестированию (см. главу 7), а налогово-бюджетная политика загнана в тупик, инфляция, скорее всего, будет сдерживаться. Но с уменьшением экономической неопределенности наша склонность к оптимизму приведет к росту деловой активности, а вместе с ней инфляции и процентных ставок. По опыту второй половины 1979 г. можно сказать, что изменения происходят быстро и неожиданно8. Если события конца 1979 г. что-нибудь значат, то инфляционные кризисы должны приводить к значительным изменениям налогово-бюджетной и государственной политики.
Рассчитывать на возврат к временам сбалансированного бюджета на сегодняшний день можно лишь с большой натяжкой. Более того, даже если мы сможем вновь достичь того уровня валовых внутренних частных сбережений, который был на протяжении 100 лет и составлял 15–20 % от ВВП, все равно останется вопрос о том, как инвестировать эти сбережения в будущем.
Доллар США по-прежнему остается валютой, к которой весь мир прибегает в кризисные времена. Об этом свидетельствует уровень глобального заимствования у ФРС, достигший почти $600 млрд после кризиса 2008 г. Достойных соперников, способных заменить американский доллар в качестве мировой резервной валюты на сегодняшний момент нет. Финансовая система России продвинулась вперед по сравнению с советскими временами, но российский капитализм скорее клановый, чем по Адаму Смиту. Евро уже не раз проходил через кризисы с момента своего появления 15 лет назад. Когда-нибудь Китай создаст высокоразвитую финансовую систему, придет к конвертируемости капитала и начнет представлять реальную угрозу для американского доллара (см. главу 12), но до этого пока далеко.
В последние годы растет неудовлетворенность долларом в качестве глобальной «безопасной гавани». После финансового кризиса 2008 г. премьер-министр Великобритании и президент Франции призвали к пересмотру мировой финансовой системы. К ним присоединился председатель центрального банка Китая, выступавший от имени китайского правительства. Следует признать, что международный статус США уже не таков, каким он был раньше.
В марте 2014 г. размер валютных резервов Китая составлял $4 трлн, львиная доля которых приходилась на доллары США. Китай, как ни крути, использует свои резервы неоптимальным образом как с экономической, так и с политической точки зрения. В главе 12 я высказал предположение, что он вполне может (хотя и не в ближайшей перспективе) направить умеренную часть этих резервов на наращивание золотого запаса и, таким образом, сделать юань соперником доллара в качестве глобальной резервной валюты.
Но прежде чем разочаровываться в будущем, финансовом или экономическом, нужно напомнить себе, что мы уже бывали в подобной ситуации раньше. Взять хотя бы атмосферу, которая царила в США в 1940 г. Мы пережили десятилетие экономической стагнации и финансовых потрясений. Будущее казалось весьма мрачным. Величие Америки осталось в прошлом. А менее десятилетия спустя американская экономика мчалась вперед на всех парах.
Вряд ли я взялся бы за эту книгу и уж конечно не закончил бы ее, если бы не три моих главных помощника: Ной Холл, Джеффри Янг и Кэти Байерс Брум. Ной расшифровывал мой неразборчивый почерк и редактировал многочисленные варианты текста, а также внес значительный вклад в исследования, на которых строится книга. Джефф контролировал огромный объем статистических данных, подкрепляющих повествование, и графики, которых более шести десятков. Кэти занималась историческими вопросами и формировала временные ряды, позволившие мне углубить многие исследования.
Я бесконечно обязан огромному числу моих бывших коллег по совету управляющих ФРС, которые оказали мне неоценимую помощь в восстановлении истории моего 18-летнего пребывания в должности председателя. Дэвид Стоктон, в частности, после ухода в отставку очень активно содействовал работе над книгой в первые месяцы, пока обязательства перед Банком Англии вновь не призвали его к делам. Пэт Паркинсон держала меня в курсе последних инноваций на рынках деривативов. Питер Уолиссон и Брайан Брукс углубили мои познания юридических тонкостей ипотечных рынков.
Второй раз за семь лет Скотт Мойерс из Penguin Press провел меня через все тернии подготовки рукописи. Ясность его ума помогла мне структурировать аргументы. Его коллега в Penguin Press Мэлли Андерсон выступала как связующее звено между моей командой и всеми отделами издательства, которое немало сделало, чтобы превратить первоначальный набросок в отшлифованное, я надеюсь, произведение, книгу, достойную занять место на книжной полке. Мэлли также подарила мне свой ценный редакторский опыт, особенно в подборе рисунков.
И наконец, я выражаю глубочайшую благодарность моей жене Андреа. Я не смог бы обойтись без ее поддержки в сложные моменты работы над книгой.
Так же, как и в «Эпохе потрясений», предупреждаю, что и в этой книге наверняка есть ошибки. Если бы я знал, где они, то исправил бы их. Мой разум, привыкший оперировать вероятностными категориями, говорит, что из 90 000 слов некоторые неизбежно использованы неверно.
Приложение А
Характеристики инстинктивных склонностей
В этой книге приводится множество уравнений, в которых оценивается воздействие инстинктивных склонностей на экономическую и финансовую деятельность. В частности, мне хотелось выяснить, в какой мере обширный массив опубликованных результатов рыночных сделок определялся инстинктивными склонностями, а в какой — рациональными действиями. Можно ли, например, статистически разделить рациональные и иррациональные решения, влияющие на экономику и особенно на финансы?
Люди редко оценивают вероятность экономических исходов, поскольку они живут в мире объективной реальности. А если они и делают это, то все равно ошибаются. Но ошибочные действия, когда реальность воспринимается правильно, являются по определению беспристрастными и случайными. Под воздействием инстинктивных склонностей, особенно страха, эйфории, инерции и стадного чувства, люди попадают совсем в другую категорию1. В экономической науке возникла целая школа — поведенческая экономика, которая пытается учесть влияние иррационального, инстинктивных склонностей людей. Их ошибки распределяются уже не случайным образом, а в соответствии с предсказуемым смещенным восприятием реальности.
