Новая материальная среда, пропитанная духом науки и техники, и новый человек, впитавший вместе с этим духом и крамольную светскость… И новая материальная реальность, и новая реальность духовная, культурная, антропологическая одинаково давят на социум. И требуют, чтобы возникли новые регуляторы, новые правила социальной игры. В противном случае социума не будет вообще. Ведь даже относительно устойчивая искусственная материальная среда все равно не воспроизводится сама собой как среда природная. А уж социальная среда — тем более.
Капитализм заявил: «Я создам новые правила, новые регуляторы и спасу общество от распада и смуты».
Это было очень важное заявление, поскольку население еще помнило ужас смут. Религиозных войн — и не только. Капитализм пришел и легитимировал себя великими социальными преобразованиями.
Капитализм отменил сословный принцип.
Капитализм атомизировал традиционное общество, вбросив в городскую пролетарско-индустриальную жизнь огромное количество сельского населения.
Капитализм сформировал новую общность — нацию. теперь уже не религия, а язык, гражданство, культура, этос регулировали принадлежность индивидуума к подобной общности.
Капитализм действительно создал новый индустриальный мир.
Капитализм предоставил новые права огромной массе ранее бесправного населения.
Капитализм (и это, возможно, главное) сделал закон гиперрегулятором построенного им принципиально нового общества. теперь уже все регулировала не традиция, не привычка, которая «душа держав», а писаный и строго исполняемый закон. Подкрепленный соответствующими юридическими институтами.
Капитализм построил новую политическую систему, назвав ее демократической.
Капитализм переустроил все подсистемы предыдущего традиционного общества. и тем самым капитализм сделал — что именно? Правильно. он реализовал проект «модерн», легитимировав тем самым себя в виде класса не только господствующего, но и исторически лидирующего.
Помимо вышеназванных обычных слагаемых рассматриваемого проекта «модерн», у этого проекта есть еще и метафизика. Причем как религиозная, так и светская.
При всей важности религиозной метафизики модерна, его содержание, конечно, определяется наличием светской метафизики. то есть наличием прогресса и гуманизма как сверхценностей.
Подчеркиваем — не как обычных ценностей, а именно как сверхценностей. Метафизика проекта «Модерн» существует только до тех пор, пока прогресс и гуманизм обладают именно сверхценностным содержанием.
Причем такое содержание должно носить всеобщий и одновременно абсолютный характер. То есть быть адресованным каждому народу, каждому представителю рода человеческого и человечеству в целом.
Что же касается религии, то Модерн лишь допускает ее, решительно отделяя церковь от государства. И — до предела рационализируя религию. То есть подвергая ее весьма существенным трансформациям.
Баланс между разумом и верой в религиозном модернизме резко сдвигается в сторону приоритета разума. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
Глава 15. исчерпание модерном своих возможностей
После того, как аналитика проекта «Модерн» произведена, прогностика фактически является делом техники.
Не составляет труда доказать, что исчерпание касается всех вышеописанных слагаемых проекта «Модерн». Но, прежде всего, бросается в глаза то, насколько Модерн исчерпал свой метафизический ценностный потенциал.
Ключевой и грубейшей приметой подобного исчерпания является абсолютизация категории «демократия». Современная западная практика основана на абсолютном приоритете формальной демократии над чем угодно еще.
Между тем еще совсем недавно Модерн явным образом не был синонимом демократии. Очевидным свидетельством этого являлся позитивный смысл, вкладываемый западными политиками и политическими философами в понятие «авторитарная модернизация».
Теперь США и Запад в целом объявили авторитарную модернизацию своим главным врагом. Фактической «осью зла». Можно ли так поменять курс, не расплевавшись с метафизикой Модерна, то есть с прогрессом и гуманизмом? Конечно, нет.
Формальная демократия?
Если в какой-нибудь архаической стране есть два клана каннибалов… Один из которых считает, что лакомиться надо и женщинами, и мужчинами… А другой — что только женщинами…
Если эти два клана создают две партии. Проводят демократические выборы. Формируют парламент. Вырабатывают каннибальский консенсус. «Мы, мол, согласны в главном: что человечина — это нормальный пищевой продукт. Но у нас дискуссия по частным вопросам…»
Если соблюдены все процедуры проведения дискуссий и правильно разделены ветви каннибальской власти, то формальная демократия налицо, не так ли? Но при чем тут Модерн?
Приведенный пример может показаться чересчур экзотическим. Хотя на самом деле это отнюдь не так. И скоро при проведении в Центральной Африке той политики, которую Запад сейчас проводит в Северной Африке, все будет происходить буквально так, как описано в этом примере.
Но поддержка Соединенными Штатами и Западом в целом «Братьев-мусульман», движения «Талибан», других движений, вдруг ставших «демократическими», — это уже совсем не экзотика. Демократия у нас на глазах превращается из содержания в форму. Причем в форму не только безразличную к своему содержанию, но и агрессивно ему противостоящую. Что категорически ставит крест на прогрессе и гуманизме как сверхценностях проекта «Модерн». Да и на Модерне в целом.
Но дело вовсе не только в политическом отказе Запада, этого локомотива Модерна, от сверхценностей Модерна и от Модерна как такового. Налицо еще более глубокий отказ.
Экологическая проблематика, поставленная в повестку дня еще Римским клубом, тоже далеко не случайна. Ибо проект «Модерн» зиждется на праве — пусть формальном, но жестком — каждой страны мира на этот самый прогресс. А также на гуманизм. Даже в колониальный период такое право существовало. И это позволяло Киплингу как певцу британского колониализма рассуждать о «бремени белых». То есть о том, что западный локомотив, именуемый «белым», тянет за собой в сторону прогресса и гуманизма поезд с множеством вагонов. Как «белых», так и не «белых».
Философия и аналитика Римского клуба основаны на правомочности и даже необходимости открепления всех вагонов поезда от локомотива, ранее тянувшего эти вагоны в определенном направлении.
Ускоренное развитие всего человечества — пока утопия. Но ускоренное развитие огромных азиатских стран (таких, как Индия и Китай) — это уже реальность. Локомотив не может тянуть за собой такие вагоны. Он не может предоставить двум с лишним миллиардам пассажиров этих вагонов те же материальные блага, которые предоставлены команде локомотива.
Во-первых, для этого на планете нет необходимых ресурсов.
А во-вторых, это очень быстро превратит пассажиров в хозяев поезда. Для команды локомотива такая метаморфоза категорически неприемлема.
Рассмотрев политическую и политэкономическую подоплеку отказа Запада от сверхценностей проекта «Модерн» (а значит, и от проекта как такового), необходимо перейти к еще одной подоплеке — антропологической.
Проект «Модерн» проникнут волей к развитию. Но к развитию определенному. Тому самому, которое именуется прогрессом.
Этот тип развития предполагает, что используемый для развития антропологический материал (то бишь вид «человек разумный») остается без изменения.
Что советский проект создания нового человека (а значит, и нового гуманизма) утопичен и контрпродуктивен одновременно.
Что надо не искоренять в человеке зло, а использовать это зло во благо.
Что правильно организованное зло будет способствовать этому благу так же, как звериная конкуренция за выживание способствует великому делу эволюции.
Модерну удалось правильно организовать антропологическое зло. В этом его огромное достижение. Правильно организованное зло стало генератором развития. Причем такого развития, которое, прежде всего и быстрее всего, касается производительных сил. Или иначе — искусственно созданной материальной среды.
Человек же стал обусловливаться этой средой все в большей и большей степени. Что означает в лучшем случае его крайне медленное развитие. А на самом деле чревато стагнацией, а то и деградацией человека.
В результате возник колоссальный разрыв между качествами искусственной среды обитания и тем, кто в этой искусственной среде обитает. Обитатель почти не развивается (или даже деградирует). А среда развивается стремительно. Подобный разрыв именуется «ножницами».
