Отечественные официальные лица, как правило, рассуждая о Северном Кавказе, старательно обходят проблему отношений армии и местного населения, оставляя ее на откуп местным администрациям, внесистемной оппозиции или в лучшем случае правозащитникам. На самом деле это проблема общенациональная. Прецедент покойного полковника Буданова показал, что патриотизм такого типа, как и его массовая поддержка, – это основа будущей национальной катастрофы. Стоит понять – роль армии в регионе с точки зрения лояльности населения к власти абсолютно деструктивна? Или когда-нибудь армейские части, расквартированные там, смогут стать еще чем-нибудь, кроме иллюстрации для местного населения того, почему посылать детей в армию не надо? Это, разумеется, помимо прочего, проблема реструктуризации и реконструкции Российской армии, которая за постсоветский период разложиться успела окончательно. Говоря о реформе армии, в основном говорят о танках, ракетах и личном составе, а также о том, войска стратегического или тактического назначения нужны стране. Армия в России как институт, который пользовался бы доверием и поддержкой населения и заслуживал бы этого доверия и поддержки, в настоящее время не существует, и Северный Кавказ это иллюстрирует. Что до боевиков и террористов, действующих в регионе, – это проблема, с которой, за исключением самих местных жителей и при их активной помощи, никто никогда не разберется. При всей опасности их для страны в целом это в первую очередь местная проблема. Именно от того, в какой мере федералы и местное руководство способны найти выход из этой проблемы, во многом зависит, будет или не будет на Северном Кавказе нормальная экономика и нормальная жизнь.
Бессмысленно говорить о проблеме Северного Кавказа с цивилизационной, европейской и гуманистической точки зрения, потому что регион является разменной картой европейской и мировой политики. Ни малейшего сочувствия по отношению к жителям региона политики, которые защищают их теоретические права, не испытывают. Опыт распада западных колониальных империй показал, что ничего более катастрофичного для их населения, чем независимость бывших колоний, нет. Они уходят в религиозный фанатизм – отнюдь не только исламский – и гражданские войны, местные власти выстраивают коррумпированные диктатуры и столь же коррумпированные имитационные демократии, а главная цель жителей, получивших независимость, эмигрировать в бывшую метрополию и именно там жить и работать. Причем едва ли не основной источник средств к существованию их оставшихся на родине семей – перечисления эмигрантов. Разница в том, что Алжир и Марокко в свое время освободились от Франции, Пакистан и Индия от Великобритании, а Чечня и прочие республики Северного Кавказа от России не отделились, хотя попытки эти были и, не исключено, еще будут. В итоге Алжир и Марокко заполнили Францию, а Пакистан и Индия – Великобританию миллионами легальных и нелегальных иммигрантов. Учиться лучше на чужих ошибках. По отношению к России для автономных республик Северного Кавказа верна фраза: «Лучше близкий сосед, чем дальний родственник». Ни иностранные государства вообще, ни исламские страны в частности при всех декларациях о желании бескорыстно помочь отстроить жизнь в регионе не будут этим заниматься. Будут они устанавливать там свои правила игры и защищать собственные интересы, в том числе за счет местного населения и наверняка – за счет местной элиты. Проблема отношений с этим местным населением российских властей в том, что, с точки зрения населения, они пока что делают то же самое, решая не проблемы региона, но текущие тактические проблемы выборов, соотношения тех или иных групп в администрациях, личного взаимодействия тех или других людей в центре и на местах. До той поры, пока эта мышиная возня вокруг распила бюджетов и дележа синекур не закончится, и в регионе, и в центре будут проблемы.
Заметки на полях
«Погром» – слово русское
Отношения между людьми разных национальностей есть фактор постоянный, к общественному строю и стране отношения не имеющий. Национальность есть у всех. Человеку свойственно разделение на своих и чужих с времен, когда он представлял собой существо исключительно биологическое. Животным оно тоже свойственно. Близкие родственники образуют семью у львов, слонов, волков, обезьян или китов с дельфинами точно так же, как и у людей. Семьи сбиваются в более крупные группы далеко не всегда и не у всех. Люди организуются в род. Слоны – в группу. Лошади – в табун, а прочие копытные – в стадо. Волки и собаки – в стаю. Но львиный прайд – это боевая единица сама в себе. Как там, у Макаревича? – «…и только кошка гуляет сама по себе и лишь по весне – с котом». Ну, что касается животных – имеет смысл читать Гржимека, Лоренца и Даррелла, получая от этого удовольствие. С людьми сложнее. Изначально человечество устроено просто: группы разных уровней организации, с их сходством и различием, которое извне, для человека из соседней группы, может быть совершенно незаметно. За родом следующий уровень – племя. Союз племен. Народ. Нация. Со всеми сопутствующими этому процессу попутными расколами и интеграцией инородных групп. Ассимиляцией и столкновениями. По пути эволюционируют языки и появляются диалекты. Создаются и распадаются территориальные образования: города-государства, княжества, царства, теократии, империи – или республики. Но где бы человек ни жил и какое бы государственное устройство в его стране ни было, национальность у него есть всегда.
Она может быть для него предметом гордости или проблемой – особенно если он живет в окружении тех, кто к этой его национальности относится недружелюбно. Но вне зависимости от того, что думает по этому поводу он сам и люди вокруг, она есть и от нее не деться никуда. В прежние времена над идеей о наличии в мире особого, советского, народа не иронизировал только ленивый. Когда СССР не стало, вдруг выяснилось, что идея эта имела под собой все основания и была не так уж и плоха. Советский человек представлял собой что-то вроде американца: жителя страны, в которой все теоретически были равны, вне зависимости от того, какой они были национальности. Теоретически, поскольку ни в Америке, ни в СССР равенства не было и не могло быть. Советская система, развивавшаяся рывками, порубила на своем пути к нормальному сегодняшнему состоянию немало леса, создав негласную табель о рангах, где русские присутствовали наверху, а все прочие – под ними в виде пирамиды. Кому-то были положены союзные республики, кому-то нацавтономии разного уровня, кому-то области или края. В самом низу держали репрессированные народы: от немцев и чеченцев до крымских татар. Некоторым из них национальные анклавы после войны восстановили. Другим – нет. Итог всей этой феодальной каши Россия расхлебывает до сих пор. В целом, однако, смысл в этой системе был и, не исключено, еще остается, хотя построена она неидеально, управляется безобразно и шатается непрерывно.
Американская система равенства национальностей держалась на том, что они формально никого не интересовали. Отношение к ним представляло собой что-то вроде качелей – от крайних степеней ксенофобии и расизма до политкорректности, столь же демонстративной, сколь и ханжеской. Мартин Лютер Кинг гораздо больше, чем Барак Хусейн Обама, заслуживал президентского поста, но ничего, кроме пули, в Америке своего времени получить просто не мог. В начале ХХ века надпись «евреям, собакам и неграм вход воспрещен» была стандартной на всем американском юге. Американские еврейские больницы, общинные центры, университеты, спортивные команды и масонская ложа «Бнай-Брит» появились потому, что в христианские евреев не принимали. Католические – потому что католиков, вне зависимости от национальности, не принимали в протестантские. Больницы, спортивные команды и колледжи для негров – потому что их не брали в заведения для белых. В 60-е эта система получила первый сильный удар. В 90-е – последний. Но на протяжении большей части истории Соединенных Штатов эта страна жила не по завету отцов-основателей: «Бог создал людей равными» – да и сами отцы-основатели по нему не жили, а в соответствии с поговоркой: «Бог создал людей разными, но полковник Джон Сэмюэль Кольт уравнял их шансы».
«Погром» – слово русское, хотя явление вполне международное. Идее о том, что кто-то из соседей слишком зажирел и обустроился, поэтому его необходимо поставить на место, заодно прибрав его имущество себе, а что не удастся прибрать – уничтожить, столько же лет, сколько человечеству. При этом, если сосед говорит на другом языке, его внешность и обычаи чем-то отличаются, а тем более если он исповедует другую религию, погром из бандитизма и разбоя превращается в проявление национальных чувств. Либо – чувств национально-религиозных. Или, если всех подпадающих под указанные выше категории разнесли в пух и в прах на предыдущих этапах, в проявление классовой ненависти. Что демонстрирует любая революция, бунт, мятеж или гражданская война в любой стране. Громят ли в Греции турок или в Турции армян и греков. Протестантов в Северной Ирландии или католиков в Англии. Евреев и цыган – по всему христианскому и мусульманскому миру или китайцев в Индонезии, Малайзии и Вьетнаме. Индийцев в Восточной или Южной Африке или белых в Зимбабве. Христиан в Египте или корейцев в Японии. Узбеков в Киргизии или месхетинцев и таджиков в Узбекистане. Правила этой увлекательной народной забавы всегда одни и те же.
