— Владимир Александрович распорядился привести в боевую готовность к двадцати одному ноль-ноль две группы сотрудников ОУЦ (отдельный учебный центр, спецподразделение разведки), по пятьдесят человек каждая, с транспортом.
— К двадцати одному ноль-ноль, а сейчас уже четвертый час, воскресенье… А какое задание?
— Не знаю, он звонил из машины, велел передать приказ — две группы по пятьдесят человек с транспортом.
— Кто будет дальше распоряжаться группой? С кем связаться?
— Там будет Жардецкий (начальник ЗГУ, военной контрразведки), все будет идти через него. Я больше ничего не знаю.
Дело неприятное. ОУЦ давно гирей висит на ГГГУ, попытки передать его в чье-то ведение успеха не имели. Боевое подразделение, предназначенное для действий в особых условиях за рубежом, представляется Крючкову удобным орудием и в сложных внутренних ситуациях. Это подразделение посылали в Баку для охраны Дома правительства, его же собирались в январе 1991 года послать в Вильнюс, но, к счастью, по каким-то неведомым мне причинам не послали. Очень беспокоили бесцеремонные, не оформленные письменно приказы Крючкова. (Мы часто ворчали по этому поводу с моим заместителем В. А. Кирпиченко, даже писали какие-то бумаги, но не хватило духу, как и в других случаях, прямо потребовать от Крючкова письменных приказов. В конце июля — начале августа (случайно ли?) на совещании руководства КГБ обсуждался проект указа Президента о порядке использования войск КГБ, и я предложил зафиксировать в документе, что соответствующие приказы отдаются только в письменном виде.)
На 19 августа у нас были назначены торжественные мероприятия по случаю 10-летия ОУЦ.
Что-то затевается, но что? По телефону даю команду дежурному по ОУЦ вызвать на работу начальника подразделения Б. П. Бескова и собирать группы.
Звоню Жардецкому.
— В чем дело, где планируется использовать группы?
— Сам не знаю. Мы только что отправили тридцать пять сотрудников в Прибалтику. Может быть, туда?
Договариваемся поддерживать контакт, если кто-то получит информацию поточнее, другого известит.
Плохо. Не то что-то происходит. Не было в последние дни тревожных сведений из Прибалтики, вообще при чем здесь военная контрразведка?
Звонит Борис Петрович Бесков. Докладывает, что прибыл на работу и выполняет приказ.
— Куда?
— Пока не знаю. Собирайте людей.
— Какая экипировка, снаряжение?
— Не знаю, сообщу дополнительно.
Около восемнадцати часов, возможно, немного позже, звонок дежурного по КГБ — председатель созывает совещание на двадцать два тридцать у себя в кабинете. Это уже не Прибалтика, а что-то похуже. Неужели что-то затеяли военные? Посоветоваться не с кем — надежный человек Вадим Алексеевич Кирпиченко только что возвратился из отпуска, на работу выходит только через три дня, на даче его нет.
Проходит час. Вновь звонок — совещание отменили. Сбор групп не отменен.
В двадцать один ноль-ноль Б. П. Бесков докладывает мне, а я по телефону — Грушко (он в своем служебном кабинете), что сто человек готовы. Но какой должна быть их экипировка?
— А какая у них есть экипировка? — интересуется Грушко.
— Есть гражданская одежда, есть темные комбинезоны (а есть ли они?), есть полевая форма пограничников.
— Председателя нет на месте, я выясню у него и сразу позвоню.
Около двадцати двух часов звоню А. В. Жардецкому. Он ничего нового сказать не может, указаний нет. Голос встревоженный. Связываюсь с Б. П. Бесковым, прошу дать возможность людям отдохнуть и быть готовыми к утру следующего дня, о чем и сообщаю Жардецкому.
Ложусь спать.
19 августа.
В час тридцать звонок. Жардецкий.
— Гений Евгеньевич наше решение дать людям отдохнуть не одобрил, но просил привести их в состояние готовности к утру.
— Так что же затевается? Где должна будет действовать группа?
— Возможно, что в Москве. Только меня не выдавайте. Я вам этого не говорил.
— Ладно.
Бескова не тревожу. Засыпаю. Снится какая-то чертовщина.
В шесть тридцать пять собираюсь на прогулку с собакой, включаю приемник.
«…Государственный комитет по чрезвычайному положению…»
Да, творится что-то очень зловещее. Список членов ГКЧП свидетельствует, что речь идет не о выходке военных.
Звонок. Агеев.
— Группы готовы?
— Должны быть готовы.
— Направьте их в помещение Центрального клуба немедленно. И нужны еще сто человек, туда же.
— Экипировка, вооружение?
— Пусть берут все, что есть!
Звонок дежурного: «Совещание в кабинете председателя в девять тридцать».
Если раннее утро начинается с телефонных звонков, добра не жди. Это вестники тревоги. Нарушен нормальный ход жизни. Мелькнула мысль: «Нормальной жизни уже не будет никогда».
Передаю информационной службе указание записывать на пленку передаваемые по радио тексты документов ГКЧП и отправляюсь из Ясенева на Лубянку.
Как всегда по утрам в понедельник, на улицах много машин, люди возвращаются из-за города. Очереди на автобусных остановках, народ спешит на работу. Спокойно в центре, обычная толкучка у «Детского мира», никаких внешних признаков ЧП.
Напротив кабинета председателя ждут девяти тридцати знакомые лица члены коллегии, начальники управлений. Все слегка подавлены, не слышно разговоров, не видно улыбок.
Крючков начинает совещание без предисловий. Понять, что произошло, невозможно. По привычке делаю короткие пометки, по привычке про себя пытаюсь кратко, одной фразой, прокомментировать речь Крючкова. Получается: «Чрезвычайное положение введено с целью помочь в уборке урожая». Говорит Крючков отрывисто, он очень возбужден, завершает выступление примерно так: «Работайте!» С предложением задавать вопросы не обращается. Мелькнула фигура Ю. С. Плеханова, начальника службы охраны, совершенно подавленная. (Видимо, беспокоится о здоровье Президента? Ведь он болен?) Какой-то ободряющий жест в его сторону сделал Крючков, что-то вроде: «Ну-ну! Все будет хорошо, не беспокойся!»
Расходимся понурые, обмениваемся не мнениями, а бессмысленными ругательствами вполголоса.
Внутренний голос подсказывает, что сейчас от Лубянки лучше держаться подальше, чтобы не нарваться на какое-нибудь поручение. Любителей загребать жар чужими руками в этом здании всегда было достаточно.
Возвращаюсь в Ясенево. Те же улицы, но по ним идут колонны бронетехники. То там, то здесь заглохшие машины, около них суетятся солдаты. В воздухе дизельный чад, как в худые времена в Кабуле. Колонны кажутся бесконечными, идут неспешно и, к нашему удивлению, останавливаются на красный свет светофоров. Явно происходит что-то не то.
Уличное движение продолжается обычным порядком, и приходится задержаться лишь минуты на три на проспекте Вернадского у выезда на кольцевую дорогу.
Созываю своих заместителей, начальников подразделений, кратко излагаю ситуацию по крючковским тезисам, записанным отдельными словами и фразами. Вот эта запись.
19.5.91
09.30
Крючков
Назначен Калинин комендантом г. Москвы. Как прекратить кровопротилие в ИКАО (1300 убитых).
Из Узбекистана уехали 176 т. русских.
Патриотизм, интернационализм.
Не допускать ущемления русских.
Россия — оплот СССР, и СССР — оплот России.
Обновляться на базе стабилизации. Поднять добычу нефти (упала на 106 млн. т).
Промышленность — упала на 20 %.
Мобготовность.
Белоруссия-Украина-Кравчук — спокойно.
Назарбаев. В Ср. Азии ЧП вводить нет смысла. В Москву не едет.
Казахстан — положительно.
Акаев — в Москву не едет.
В областях нормально.
Кавказ — идут тяжелые бои, участвуют сотни людей с бронетехникой и артиллерией.
— Призывы к забастовкам.
— Прессу защитим.
— ТВ — 2 канала.
Уборка урожая — главное, надо помочь.
Прибалтика — неясно.
Молдавия — заседает СМ.
ЧП в отдельных областях.
Кравчук: не сдают хлеб государству, вывозят из республики.
Росс. руководство: идут призывы к всеобщей забастовке.
Патрулирование (демонстративное) Москвы.
Эконом. указы.
Задача — сохранить единую денежно-финансовую систему.
Возвращаемся к Конституции.
Договор обсуждать и не спешить.
К рынку пойдем, но не к дикому.
Законов поменьше, но получше.
Не допускать вмешательства извне.
М.б., удастся найти общий язык с российским руководством.
Задача разведки — видеть и корректировать.
Уборка урожая в Моск. области (Язов дает 50 тыс.).
Жить Конституцией.
Усиленные дежурства.
Подписание Договора не состоится. Сразу перейти из одного состояния в другое невозможно.
