“Советский союз, — пишет М.Раш, — хотя и встретил трудности, вовсе не был обречен на коллапс и, более того, не был даже в стадии кризиса. Советский Союз был жизнеспособным и наверное существовал бы еще десятилетия — может быть очень долго — но он оказался восприимчивым к негативным событиям вокруг. Жизнеспособный, но уязвимый, Советский Союз стал заложником отвернувшейся от него фортуны. То, что ослабленный организм пошел не по дороге жизни, а умер на руках у неуверенного доктора, использующего неиспытанные доселе лекарства, является, прежде всего, особым стечением обстоятельств”.* Для этой группы интерпретаторов потеря советским руководством веры в свое будущее, смятение и самоубийственный поиск простых решений очевидны. При этом имел место своего рода “эффект бумеранга”. Оголтелая прежняя советская пропаганда настолько демонизировала образ Запада, что нормальная психика многих интеллигентов не могла отреагировать иначе, как броситься в другую крайность, теряя историческое чутье и собственно критическое восприятие действительности. Теряя здравый смысл.
Конечно же, велико число тех, кто отказывается объяснять проблему поисками заглавного фактора. Осторожные и глубокомысленные говорят об их сочетании, о сложности предмета. По мнению Дж.Л.Геддиса, тектонические сдвиги в истории не были результатом действия одной нации или группы индивидуумов. “Они были результатом, скорее, взаимодействия ряда событий, условий, политических курсов, убеждений и даже случайностей. Эти сдвиги проявляли себя на протяжении долгого времени и по разным сторонам границ. Однажды пришедшие в движение, они были неподвластны всем попыткам обратить их вспять”.* Главными Геддис (один из наиболее проницательных историков холодной войны) считает столкновение технологии с экологией, коллапс авторитарной альтернативы либерализму и “общемировое смягчение нравов”.
* Р.Дарендорф выделяет три фактора: Горбачев; “коммунизм никогда не был жизнеспособной системой”; “странная история 80-х годов, в ходе которой Запад обрел уверенность в себя”. П.Кеннеди идентифицирует свои три фактора: 1)кризис легитимности советской системы; 2) кризис экономической системы и социальных структур; 3) кризис этнических и межкультурных отношений. Дж. Браун находит уже шесть факторов: 1) сорок лет замедления развития; 2) нелигитимность коммунизма; 3) потеря советской элитой убежденности в своей способности управлять страной; 4) нежелание этой элиты укреплять свою роль; 5) улучшение взаимоотношений Востока и Запада; 6) инициативы Горбачева.
Но все это интерпретации свершившегося, а для истории более всего важен тот факт, что как геополитический центр Советский Союз саморазоружился в поразительно короткий отрезок времени и Соединенные Штаты получили уникальный шанс возглавить всю систему международных отношений.
Одна на геополитической вершине
В 1945 г. потерпели поражение Германия и Япония, в последующие годы ослабевшие западноевропейские метрополии постепенно теряли свои позиции. Все это объективно способствовало возвышению США. В 1990 г. довольно неожиданно затормозился экономический рывок Японии, уже достигшей уровня половины колоссального американского ВНП. Соединенные Штаты при населении, составлявшем менее 5 % мирового, владели примерно 50% мировых богатств – и это питало иллюзии о незыблемости международных позиций крупнейшей страны капиталистического мира, казалось ей естественным положением вещей. По четырем показателям – по доле валового национального продукта в общемировом производстве, по сумме военных расходов, по размерам стратегических сил и по относительной независимости сырьевой базы от внешнего мира – США достигли апогея своего могущества.
Со времен первых пуритан-поселенцев и, конечно же, со времени бурной деятельности отцов-основателей республики в США укоренился миф об исключительной миссии Америки в мире. Задача создания глобальной зоны влияния буквально не могла бы быть решена без переносимого из поколения в поколение американцев представления о том, что Америка – это «лаборатория прогресса», что Соединенные Штаты имеют право и даже обязанность «поделиться» своим прогрессом с «менее удачливыми» районами мира. Те, кто планирует американский внешнеполитический курс, воспевали «моральный пример» североамериканской республики, поучительность эксперимента свободы на североамериканском континенте. Энергичность национального характера стала связываться с императивом миссионерской деятельности в глобальных масштабах. Предприимчивость подавалась как предпосылка разрешения всех проблем.
Вторая черта экспансионистской практики – безапелляционная вера правящих кругов в существование американского решения для любой из мировых проблем. Здесь мы имеем дело с феноменом исключительной исторической устойчивости. Несмотря на многочисленные примеры тяжелейших провалов, неудач политики США на мировой арене, поколение за поколением американских политических деятелей предлагают собственные варианты решения любых международных и локальных споров в различных частях земного шара. За таким глобализмом стоит вера его авторов в эталонную сущность буржуазной демократии американского образца. Вера в универсальную приложимость догм буржуазно-демократической модели парадоксально незыблема в американской идеологии.
Третий «столп» американской стратегии – неукротимое стремление найти противника, того «козла отпущения», против которого необходимо мобилизовать все ресурсы. Какой бы экзотической, отдаленной, уникальной ни была арена конкретных действий проводников американской внешней политики, неизбежно находился тайный, закулисный враг, тот скрытый махинатор, который коварно нарушал американские планы. На протяжении четырех послевоенных десятилетий таким врагом считался мировой коммунизм, причина неудач американской внешней политики усматривалась в вездесущей «руке Москвы». Позднее таким манихейским образом стал воинственный ислам и огромный Китай.
На краткий исторический период пало время необычайного могущества США, вышедших из «холодной войны» первой державой мира.
Конечно, будущие американские правительства могут быть менее националистически настроенными, чем нынешняя администрация; но полагаться только на это было бы неразумным.
А. Ливен, 2002
Японцы и китайцы стоят в очереди за книгами, авторы которых «говорят нет» высокомерным американцам. Русские с удовлетворением говорят о партнерстве с Китаем, Индией и другими странами, способными создать сбалансировать единственную сверхдержаву. Европейцы – и не только французы – говорят о единстве , необходимом для создания противовеса Соединенным Штатам. Устрашающее число европейских ученых, включая и англичан, говорят о том, что, хотя 11 сентября было ужасным, оно было неизбежным результатом американской политики. И, конечно же, существует Иран, для которого Соединенные Штаты всегда были Великой Сатаной.
«Экономист», 5 июля 2002 г.
Чтобы обеспечить мир на своих условиях, Вашингтон просто вынужден безостановочно осматривать горизонт ради раннего обнаружения потенциального соперника. Не все ликуют при виде американской империи. Даже те на Западе, кто полагается на «просвещенное руководство» Соединенных Штатов, периодически теряют уверенность: «Соединенные Штаты оказались ослепленными собственным успехом, они не могут усмотреть надобности в подчинении своих интересов неким абстрактным общим принципам. Соединенные Штаты ревностно охраняют свой суверенитет и поведут себя как единственный арбитр, отделяющий правое от неправого»*. Неизбежно и неотвратимо встает вопрос, является ли американское преобладание благом для огромного пестрого мира? Может ли Америка с ее уникальным историческим опытом, — спрашивает американский политолог Дж. Чейс, — быть моделью, или, как минимум, хотя бы «лишь найти общую почву с другими великими державами, такими как Европейский Союз, Китай, Россия, Япония и Индия стремящимися создать собственную сферу влияния и взаимно разделить интересы?» (А если нет, то «сумеет ли Америка предотвратить создание коалиции, восстанавливающей баланс сил, действуя против главенствующей державы?»)*
Эти вопросы актуальны в той же степени, в какой огромный мир, его большинство неудовлетворены существующим положением, при котором благоденствует лишь малая часть мирового населения. В той мере, в какой США самовлюбленно провозглашают (в данном случае президент Дж. Буш-мл. в послании «О положении страны» в 2002 г.), что «есть требования, по поводу которых не ведут переговоры, которые не обсуждаются: главенство закона, ограничение прерогатив государства, уважение к женщинам, частная собственность, свобода слова, справедливость для всех и религиозная терпимость». Высокомерие никогда не было надежной отправной точкой. Достижение абсолютной неуязвимости лишь для одной страны – заведомо обреченная с самого начала задача.
