А теперь дам слово С. Г. Кара-Мурзе:
«Один из политических активистов перестройки Рой Медведев тоже писал в 1988 г.: „В 1937–1938 гг., по моим подсчётам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек… Большинство арестованных в 1937–1938 гг. оказалось в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну“. На деле численность заключённых в лагерях, „покрывших страну густой сетью“ (всего было 52 лагеря), за 1937 г. увеличилась на 175 486 человек, в том числе осуждённых по 58 статье — на 80 598 человек. В 1938 г. число заключённых в лагеря подскочило на 319 тыс. — из них осуждённых за контрреволюционные преступления — на 169 108. При этом Рой Медведев публиковал свои измышления в массовой прессе уже тогда, когда он мог получить надёжные и проверенные исследователями данные. И это был человек, приближённый к М. С. Горбачёву, Народный депутат СССР.
Более того, член Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и Комиссии по расследованию убийства С. М. Кирова и политических судебных процессов 30-х годов О. Г. Шатуновская писала в массовой прессе („Аргументы и факты“) в 1990 г.: „С 1 января 1935 г. по 22 июня 1941 г. было арестовано 19 млн. 840 тыс. „врагов народа“. Из них 7 млн. было расстреляно. Большинство остальных погибло в лагерях“. Таким образом, деятель КПСС весьма высокого ранга сознательно преувеличивает масштаб репрессий более чем в десять раз — в то время как истинные данные были уже достаточно широко известны даже в обществе, а уж она была обязана их знать по своему партийному положению члена Комиссии, которая этим вопросом занималась. По её словам, 7 млн. было расстреляно, а большинство из остальных 13 млн. „врагов народа“ погибло в лагерях, между тем как доподлинно известно, что с 1 января 1934 г. по 31 декабря 1947 г. в исправителъно-трудовых лагерях ГУЛАГа умерло 963 766 заключенных, из коих большинство были не „врагами народа“, а уголовниками. И основное число смертей приходилось на годы войны».[397]
В данном случае нам важны не числа репрессированных, а кто именно внушал народу клевету — это не шпионы, не диссиденты, а партийные чиновники КПСС высочайшего ранга, «лица, приближённые к Горбачёву». И как же мог рядовой геббельсовец Ю. Зоря им не верить?
358. Но на сегодня мотив «репрессий» бригада Геббельса уже не использует, по той причине, что она сама доказала его несостоятельность, бездумно опубликовав море документов, опровергающих её же первоначальную версию. Дело в том, что репрессии против «пятой колонны» в сталинском СССР не прекращались никогда: не прекращались они и после 1938 г., и после того, как при Берии из следственных изоляторов, лагерей и из ссылки только в 1939 г. вернулись на свободу 837 тыс. человек,[398] и после того, как были расстреляны или осуждены те следователи и судьи, которые фабриковали дела и приговаривали невиновных к лагерям и расстрелам в 1937–1938 гг.
Поэтому как только в плен к СССР попали польские офицеры, следователи НКВД немедленно начали среди поляков поиск тех, кто имел особые заслуги перед СССР и коммунистическим движением: кто вооружал и посылал с территории Польши банды для разбоя в советских Украине и Белоруссии, кто убивал украинцев и белорусов в самой Польше, кто убивал в Польше коммунистов. Вы должны помнить, что министр иностранных дел Польши Ю. Бек 6 января 1939 г. рапортовал министру иностранных дел Германии И. Риббентропу, что Польша «делает всё, чтобы сотрудничать» с Германией «против Коминтерна в области полицейских мер», но, наверное, не совсем представляете себе, что это означало на практике. В биографии Пилсудского об этом упоминается:
«Коммунисты наиболее часто подвергались репрессиям… Уже по дороге в Брест, — писал историк и социалистический деятель Адам Прухник, — конвой не скупился на угрозы и вульгарные клички для арестованных. По отношению к Либерману конвой не остановился на угрозах, а перешёл к делам. Автомобиль, которым его везли, был остановлен за Седльцами. Либерману приказали выйти и ударами прикладов загнали в лес. Сопровождавший комиссар полиции дважды ударил его в подбородок и повалил на землю; на его голову, которую обвернули плащом, уселся один из конвоиров, с лежащего сняли одежду и с оскорблениями и криками: „Ты смеешь оскорблять Чеховича, ты смеешь поднимать голос против пана Маршала“, — его избили до потери сознания, нанеся более двадцати кровавых ран. Либерман потерял сознание, и в таком состоянии конвой затащил его в автомобиль и привез в Брест».[399]
А надо сказать, что Уголовный кодекс тогдашнего СССР очень неодобрительно смотрел на подобные «полицейские меры» вообще, но особенно — когда предметом полицейских забав оказывались коммунисты. В нём была такая статья:
«58 — 4. Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к её свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности влечёт за собой — лишение свободы на срок не ниже трёх лет с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела или объявления врагом трудящихся с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда с конфискацией имущества».[400]
По этой статье виновными были и преступники из СССР, и преступники вне его. Вот этих преступников НКВД среди пленных постоянно искал, а найдя, из среды пленных изымал, помещал в следственный изолятор, вёл следствие, а затем суд и после него — лагеря или кладбище.
359. И нынешняя трудолюбивая бригада Геббельса опубликовала сотни документов, подтверждающих, что «политика репрессий» против преступников из Польши велась только так — индивидуально и через суд. Скажем, в бывшей столице Украинской ССР — в Харькове — велись следственные дела на борцов с Коминтерном и СССР среди попавших в плен к Красной Армии. Наиболее усердных борцов расстреляли и похоронили частью на еврейском кладбище Харькова, а частью на специальном. В Харькове таких было около 300 человек.[401] Тем же самым занимались Управления народного комиссариата внутренних дел и суды в Смоленске и Калинине, возле которого был специализированный лагерь польских полицейских и разведчиков. Так что, если долго копать на кладбищах Харькова, Смоленска и Калинина, то какие-нибудь пуговицы от польских мундиров можно найти, но это для бригады Геббельса не то: расстрела осуждённых судом преступников СССР никогда и не скрывал. Бригаде Геббельса нужно свалить на СССР расстрел десятка тысяч тех польских офицеров, которых расстреляли немцы и к которым Уголовный кодекс СССР не имел особых претензий. А вот для их расстрела мотив «репрессий» сегодня уже не подходит именно потому, что то, как действительно производились репрессии, стало известно, а расстреливать поляков другим способом (массовым, без определения конкретной вины и в нарушение закона) СССР просто не стал бы.
К примеру, есть у польских геббельсовцев такой любимый свидетель — поручик Свяневич. Его в составе этапа военнопленных в конце апреля 1940 г. привезли на станцию Гнездово возле Смоленска, откуда военнопленные на автобусах направлялись в новый лагерь, а по геббельсовской фальшивке — прямо ко рвам, у которых их всех расстреляли. И этого Свяневича сталинские репрессии догнали как раз в Гнездово — его арестовали по подозрению в шпионаже и отправили в Москву для следствия. Там следователи больше года не могли найти достаточно доказательств, чтобы этого Свяневича отдать под суд и расстрелять, в результате в 1941 г. после заключения союзного договора между СССР и правительством Польши в эмиграции поручика Свяневича амнистировали и освободили.[402] И получается у геббельсовцев глупость, очевидная даже им самим: преступника, подлежащего расстрелу за шпионаж, почему-то больше года кормили и не расстреливали, а тех, кого ни в чём не обвиняли, вдруг взяли и расстреляли?
360. Поэтому как ни приятно было бригаде Геббельса жевать соплю «массовых репрессий», но нужно было искать какой-то другой мотив, а это невозможно. Поэтому академическая часть бригады Геббельса, прикинувшись дурачками, мотив расстрела поляков не рассматривает совершенно. А прокурорской части геббельсовцев хуже — пять лет учёбы на юрфаке обязывают знать, что преступлений без мотива не бывает. И их эксперты в качестве мотива выдают такой шедевр.
