А дальше началось самое интересное. Годами мы не могли заставить людей думать об экономике предприятия, теперь же не было отбоя от вопросов. Первыми забеспокоились те, кто лучше работал и чья доля в инвестициях, соответственно, была больше. „Если результат труда — моя собственность, то и средства, идущие на развитие производства, — мои. Я хочу видеть свои деньги“, — говорили они. Тогда мы завели личные счета на каждого, где записывали суммы, инвестированные конкретным работником. Тогда появились другие вопросы: „Если у меня на инвестиционном счете 10 000 рублей, которые используются в производстве и дают доход, то почему я не вижу этого дохода, ведь за используемые основные фонды я плачу как и все?“ Тогда в части „накопление“ были определены доли для формирования дивидендов на имущественные и земельные паи. Дивиденды на земельные паи выплачиваются каждому жителю территории по праву рождения как совладельцу земли, а дивиденды на имущественные паи — пропорционально доле в общественном капитале.
Были сформированы страховые и резервные фонды из части „накопление“. Остаток части „накопление“ (инвестиции) распределили в долях между всеми участниками производства — непосредственными товаропроизводителями, специалистами, обслуживающим персоналом и администрацией. Это еще один важный момент. Некоторые „борцы за права рабочих“, стремясь их сделать хозяевами, предлагают нанимать администрацию. Получается как в фильме „Свой среди чужих…“: „Бая ругаешь, а сам баем хочешь стать. И бить своих батраков будешь. Будешь, будешь. Это, брат, диалектика“. Мы отменили наемный труд для всех, а не просто поменяли хозяев и рабов местами. Поэтому все действительно равны в правах и в отношении к создаваемому продукту, а следовательно, и к инвестициям.
Следующий этап в развитии нашего союза начался с вопросов уже не работников, а пенсионеров. „Вы получаете дивиденды на свой капитал, а разве нашего труда нет в этом хозяйстве? Ведь мы начинали с сохи и лопаты, а вы сейчас на какой технике работаете“.
Отвечая на вопросы, действительно поставленные жизнью, а не высосанные из пальца, мы на третьем году работы должны были ответить на вопрос — чья же у нас собственность? Люди способны решить любые проблемы, но направление поисков решения определяется наличием или отсутствием совести. Есть совесть — тогда возникают ответы, исключающие несправедливость. Решили мы и эту проблему. Подняли все архивы с момента организации колхоза в 1936 году, посчитали прирост основных фондов за каждый год, выяснили, кто и сколько работал, создавая этот прирост. Распределили его между работниками пропорционально вкладу каждого. Просуммировали по годам и расписали по личным счетам. Таким образом, распределили капитал между всеми, кто его создавал. Если человек умер, его доля доставалась наследникам.
Тут есть одно очень важное следствие. Поскольку каждый работник, используя прошлый труд, овеществленный в основных фондах, в первую очередь восстанавливает стоимость самортизированного имущества, то тем самым восстанавливает используемый капитал, а значит, и прошлый труд своих предшественников. Следовательно, сколько бы лет ни прошло, личный инвестиционный счет каждого будет состоять из собственного капитала и капиталов его предков. И всегда можно сказать: вот мой вклад в наше богатство, вот — моего отца, вот — деда, прадеда…
Тут наступил завершающий этап с точки зрения формирования структуры нашего союза. К нам обратились врачи, учителя и другие жители, не работающие в основном производстве. „Почему мы живем вместе, а живем по-другому? Не можем ли и мы жить так же?“
Конечно, можете. Давайте обсудим, какую долю дохода каждый работник готов выделить на образование, медицину, милицию, как будем оценивать результат вашего труда и какова мера ответственности каждого. С тех пор мы и живем все вместе по принципам, которые мы сформулировали так:
• каждый гражданин является собственником результата своего труда;
• все граждане являются совладельцами природных ресурсов по праву рождения;
• каждый гражданин является собственником своей доли в общественном капитале.
Иногда спрашивают: „Это социализм или капитализм? С одной стороны — вроде рыночная экономика, с другой — что-то коммунистическое про результат труда. А уж общественный капитал совсем странное понятие, что-то вроде гибрида ежа и ужа. Я думаю, что найдутся люди, которые придумают название тому, что у нас получилось. Знаю только, что частная собственность и государственная собственность — лишь два разных способа отбирать у человека результат его труда и ясно, что этот тип отношений в обществе себя изжил. Вопрос только в том, сможем ли мы принять в обществе другие принципы общественных отношений, либо изжившие себя принципы изживут и нас.
Что же касается рыночной экономики, то, на наш взгляд, разговоры на эту тему не столько проясняют вопрос, сколько запутывают его. Так же как кибернетика оказалась вовсе не „продажной девкой империализма“, так и рыночная экономика может существовать в любом обществе. Проблема лишь в том, кто и что продает. Продаются люди — получаем рабство, продается рабочая сила — получаем полурабство (в виде капитализма или социализма — не важно). Мы решили продавать результат своего труда. Продавец, естественно, тот, кто его создал. В результате получили принципиально иную систему общественных отношений. А форму собственности в нашем союзе назвали индивидуально-общественной. Отсюда и название — союз собственников-совладельцев, когда каждый член союза является собственником результата своего труда, доли в общественном капитале и совладельцем природных ресурсов и общественного богатства.
Каковы же результаты?
Самый главный экономический показатель — затраты. Себестоимость продукции за первые три года уменьшилась в четыре раза и продолжает снижаться, хотя и не такими темпами.
Производительность труда за 10 лет работы выросла в 64 раза. Чтобы не подумали, что это опечатка, скажу по-другому: 6400 процентов. Это, естественно, в сопоставимых ценах, а не за счет инфляции. При такой производительности труда можно многое себе позволить, поэтому уровень жизни в нашем союзе примерно на порядок выше, чем в среднем по стране. Это подтверждается таким объективным показателем, как уровень рождаемости. При отрицательном приросте населения в Дагестане (как и в России в целом) в нашем союзе рождаемость в шесть раз превышает смертность…»[40]
Чартаеву удалось невозможное: валовая продукция сельского хозяйства с 1985 по 1993 год увеличилась более чем в четырнадцать раз при той же численности работников. Урожайность возросла в три раза, производительность труда — более чем в тридцать раз. Затраты сократились на порядок, многократно увеличилась техническая и социальная база. В десять раз снизилась себестоимость продукции. В хозяйстве стали строиться прекрасные дома, стали обычными личный достаток, образцовые школы, пошло снижение заболеваемости. Еще в 1995-м, на инерции экономики СССР, для членов союза построили 60 трехэтажных коттеджей…
К сожалению, потом все пошло наперекосяк. С развалом СССР и приходом «рынка» система Чартаева наткнулась на целую орду «демонов». На недоступный кредит по сумасшедшим процентам. А ведь без кредита как развивать производство? Своих средств не хватает. Сама система могла работать, если у хозяйства был хороший сбыт. Но на просторы разделенной страны хлынуло импортное продовольствие. Подчас скверное, нездоровое — но дешевое. Не в последнюю очередь потому, что иностранные аграрии имеют и кредиты под низкие проценты, и дотации от своих правительств. Чего напрочь нет у нас. Появились торговые сети, которые стали отфутболивать отечественных производителей и брать импорт. А свою торговлю создавать — так нужны большие кредиты. Чартаевская система-то создавалась для СССР, где все, что производило сельское хозяйство (естественно, при соответствии качественным стандартам ГОСТа), обязательно покупалось государством по гарантированным ценам. В Советском Союзе не было проблем со сбытом — и потому «Шукты» не оставались без денег. Только работай! А при «рынке» такой порядок отменили.
К тому же система Магомеда Чартаева мешает начальству воровать и наживаться на разорении предприятий. А наши «рыночники» — это трупоеды, мародеры, гиены.
Сказалось и то, что в 1980-е и даже позже внедрение чартаевской системы требовало огромного объема организационной работы — вручную и с бумагами. Не было еще нужных компьютерных программ по управлению таким предприятием — союзом собственников, удобным для пользователя.
Но если в РФ не хотят использовать гениальную систему Чартаева, то это сделаем мы в Новороссии! Мы специально отработаем современную информационную систему для таких предприятий. Таким образом мы вдохнем новую жизнь в наши заводы, шахты, сельские хозяйства! Обеспечим им беспроцентные кредиты, создадим нормальную торговлю, не станем обдирать производство налогами!
