Так называемая демократическая идеология, ратующая за развал "империи", на самом деле игнорирует главное обстоятельство: развал крупных суперэтнических государств в Евразии означает капитуляцию этого континента перед США. Именно здесь, а не в демократических мотивациях посттоталитарных движений кроется все дело. Посттоталитарные этносуверенитеты вовсе не являются демократическими. Их идеологией является агрессивный и узколобый национализм, уводящий далеко назад по сравнению с "советской империей", в сторону от идеалов Просвещения. Если мы не осмеливаемся раскрыть для себя этот парадокс, состоящий в том, что тоталитаризм был по-своему демократичен (созидал демократию равенства с ее высокой социальной мобильностью и открытостью, с ее установками на массовое просвещение как средство модернизации — тогда как посттоталитарный национализм глубоко антидемократичен, селективен, закрыт для массовой мобильности и других практик Просвещения), то мы ничего не поймем в политической драматургии ближайшего будущего.
Сегодня на Континенте существуют не более 6—7 держав, актуально или потенциально враждебных замыслам США прибрать к рукам эту общую родину народов. В первую очередь это Россия, Китай, Индия и Иран; в определенной степени сюда можно отнести Францию, претендующую на роль лидера в самостоятельной Западной Европе. Далее идут две страны, пребывающие в пограничной ситуации — Германия на Западе и Япония на Востоке. Обе они в свое время подписали безоговорочную капитуляцию и в результате согласились на американский протекторат. Сегодня они уже начинают им тяготиться, но еще не ясно, что для них перспективнее: попытаться разделить плоды нынешней победы США в "холодной войне" и их последующей геополитической экспансии в Евразии — или дистанцироваться от них и воскресить свою антиатлантическую идентичность (центральноевропейскую для Германии, азиатскую — для Японии).
Не случайно главным объектом политической опеки Америки выступают эти страны. Поощряя Германию к экспансии на Восток, США превращают ее в заложницу своей тотальной геополитической авантюры в Евразии; в союзника, скованного воинской дисциплиной.
Превратить Европу в плацдарм американского наступления на Евразию — значит "повязать" ее совместным риском и совместной судьбой. Бжезинский говорит об этом с предельной откровенностью. "Реальными альтернативами на ближайшее одно — два десятилетия является либо расширяющаяся (курсив мой.— А. П.) и объединяющаяся Европа... либо Европа в состоянии пата, которая не пойдет много дальше своего нынешнего состояния интеграции и пределов географического пространства, и, как вероятное продолжение пата, постепенно дробящаяся Европа, где возобновится старое соперничество держав" { Бжезинский З. Указ. соч. С. 95. } .
Итак, продвижение НАТО на Восток — это совершенно новый тип и способ объединения Европы, ничего общего не имеющий ни с демократической идеологией, ни с экономическим утилитаризмом, как это было прежде. Речь идет об объединении Европы по законам войны, которую сегодня ведут США за подчинение Евразии и где им нужны высокодисциплинированные, милитаристски связанные подручные. Ясно, что все это означает формирование качественно нового климата в Европе, ничего общего не имеющего с либерально-демократическими установками и ожиданиями.
Дисциплинировать атлантизм ценой вовлечения его в сверхрискованную мировую авантюру — значит изменить все прежние установки демилитаризированного модерна, которыми в послевоенные десятилетия так гордилась Европа. США планируют при этом поручить Германии роль наиболее заинтересованного и потому решительного союзника в совместном наступлении на Евразию, даже ценой того, что при этом ставится под угрозу вся столь долго и трудно выстраивавшаяся послевоенная идентичность Германии. Если прежде США опирались на европейских союзников с целью демилитаризации и демократизации Германии, то теперь они пытаются опереться на Германию с целью ремилитаризации Европы, превращенной в плацдарм для наступления на евроазиатский Континент. Совместное американо-германское давление будет особенно необходимым для того, чтобы добиться обязательного единодушного согласия всех членов НАТО; и ни один из последних не сможет отказаться, если США и Германия будут этого вместе добиваться.
Итак, нам уже вполне ясны ставки тотального наступления США — полное господство в Евразии, а значит и в мире в целом (еще X. Макиндер подчеркивал: "Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над хартлендом; тот, кто доминирует над хартлендом, доминирует над миром"). Но необходимо понять, что цена, которую за это предстоит уплатить человечеству,— это не только "чисто политическое" подчинение господству США, но и полная капитуляция гуманизма и Просвещения, новые сумерки мира.
И дело не только в том, что новый глобальный геополитический подход вольно или невольно означает новую милитаризацию сознания, культуры и всей общественной жизни и перечеркивание либерально-демократических достижений послевоенного атлантизма. Дело и в том, что сами практики европейского модерна под влиянием американского новейшего "великого учения" и неоконсервативной волны претерпели разительную деформацию. Сегодня американский либертаризм, навязывающий в форме "рыночной модели" социал-дарвинистскую модель естественного отбора, означает наступление на социальные достижения мировой цивилизации. Нахлынувшая из англо-американского мира неоконсервативная волна грозит смыть ценнейшие завоевания человечества, связанные с цивилизаторскими практиками социального государства, которому удалось в значительной мере обуздать и социализировать маргинала культуры и морали — алчного буржуа — и заставить его нести издержки по сохранению и развитию человеческого капитала.
Либеральный "секвестр" отмечает контрнаступление социально безответственного буржуазного пиратства, тяготящегося возложенной на него государством социальной ответственностью. Этот секвестр грозит редукцией образования, науки, культуры, социальных гарантий — всего того, с чем был связан социальный проект модерна и его миссия, обращенная к непредпринимательскому большинству населения. Американский либеральный проект для Евразии, навязанный США как победителем в "холодной войне", оказался ликвидаторским в двояком смысле.
Во-первых, миссионеры "великого учения" спровоцировали такие "реформы", в результате которых была демонтирована социоинформационная инфраструктура, связанная с развитием человеческого фактора и поддерживающая просвещенческие практики на Континенте. Направленный против нее тотальный секвестр быстро отбросил народы бывшего "второго мира" в "третий мир".
Во-вторых, злонамеренное поощрение этносуверенитетов в Евразии, осуществляемое США по принципу "дроби, разделяй и властвуй", привело к нарушению одного из ведущих принципов Просвещения — приоритета единых больших пространств над затхлыми малыми, огражденными от универсалий модерна всякого рода архаическими перегородками. Наблюдается недвусмысленная корреляция: чем быстрее идет процесс формирования новых этносуверенитететов — тем быстрее множатся депрессивные регионы, отступают практики Просвещения, демонтируются достижения модерна, связанные с массовым образовательно-квалификационным ростом, социальной мобильностью и социальными гарантиями.
Уход новых этнократических государств из объятий "империи" на самом деле означает не самостоятельность, а подчинение новому хозяину, который в отличие от держателей евразийских "империй" отнюдь не готов разделять с ними общую историческую судьбу и поощрять их развитие. Союз новых компрадорских элит с силами заокеанского гегемонизма фактически заключен против интересов собственных народов, отбрасываемых из Просвещения в варварство, из модерна — в архаику. Но чтобы оценить эти издержки "американизации" по достоинству, надо мыслить в духе вертикали, а не горизонтали. Горизонталь Запад — Восток искушает народы не только соблазнами вестернизации, но и провокационными заигрываниями с племенной архаикой, называемой культурной самобытностью и даже цивилизационной идентичностью.
На самом деле мы здесь имеем дело с манипулятивными технологиями обработки массового сознания, имеющими целью заставить народы примириться с неслыханными экспроприациями и социальными потерями во имя "самостийности". Не заметить этих потерь или примириться с ними современное цивилизованное сознание не может. Поэтому новые псевдоэлиты не останавливаются перед тем, чтобы заменить такой тип сознания агрессивной племенной архаикой, питающейся не вдохновениями Просвещения, а сомнительными чувствами ненависти, зависти, мести, натужного величия и идолопоклонства. Континенту нужен какой-то мощный рычаг, посредством которого можно было бы выровнять наметившийся опаснейший крен нашего бытия и преодолеть инволюционные тенденции.
