Я возразил: «Это безумие! В такой ситуации я должен потребовать вашего вылета сегодня же ночью в Берхтесгаден, чтобы обеспечить руководство Рейхом и вермахтом; в Берлине, если связь будет оборвана, что может произойти с минуты на минуту, сделать это невозможно».
Фюрер заявил: «Ничто не мешает вам немедленно вылететь в Берхтесгаден. Я даже приказываю вам сделать это! Но сам я останусь в Берлине! Час назад я по радио сообщил об этом немецкому народу и столице Рейха. Отступить от этого я не могу».
И еще Гитлер убеждал Кейтеля: «Именно мое присутствие в Берлине побудит войска сражаться до последнего и удержит население от паники. К сожалению, это необходимая предпосылка удачи уже начатых операций по деблокаде Берлина и успешных боев за город. Только одно доверие ко мне дает вообще какой-то шанс на еще возможный успех, а потому эту борьбу за Берлин я доведу до конца лично! Восточную Пруссию удерживали только до тех пор, пока моя ставка все еще находилась в Растенбурге, а когда я больше не смог поддерживать боевой дух войск своим личным присутствием, фронт там был прорван. Так получится и с Берлином, а потому я своего решения не изменю и своего обещания армии и населению не нарушу!»
К тому времени Гитлер уже нисколько не сомневался, что никакой удачи для вермахта больше не будет и что Берлин падет в течение одной-двух недель. По свидетельству начальника Генштаба люфтваффе генерала Карла Колера, находившегося в рейхсканцелярии, фюрер еще 22 апреля приказал сжечь все свои личные бумаги и явно готовился к смерти. Так что слова об «успешных» боях и «шансах на все еще возможный успех» предназначались лишь для ободрения генералитета, чтобы не допустить преждевременной капитуляции. Гитлер хотел умереть во главе еще сражающегося Берлина и вермахта.
В последние дни фюреру пришлось пережить измену ближайших соратников по партии. Вспоминает Э. Кемпка: «Из Оберзальцберга была получена телеграмма Геринга. Ее содержание вызвало у нас огромное возмущение. Вот ее текст:
«После того как Вы, мой фюрер, назначили меня своим преемником на случай, если смерть или иные обстоятельства не позволят Вам вести дальше дела правительства, я считаю, что для меня настало время вступить в должность Вашего преемника. Если я не получу никакого ответа до 24 часов 26 апреля 1945 г., я буду считать, что Вы согласны с моими предложениями.
Геринг».Среди узкого круга людей, познакомившихся с телеграммой, она произвела эффект разорвавшейся бомбы... Рейхсмаршал предъявил шефу почти диктаторские требования. Мы, рядовые люди, восприняли этот шаг Геринга как открытую государственную измену.
События развивались все быстрее. Вскоре после получения этой телеграммы личный адъютант Гитлера группенфюрер СС Шауб улетел в Мюнхен на одном из двух еще оставшихся у нас самолетов. Я узнал, что шеф приказал ему уничтожить все его личные бумаги в Мюнхене и в Оберзальцберге. В Берлине это уже было сделано.
Подавленное настроение в бункере все более усугублялось. Войну считали проигранной. Никто не сомневался, что Германии уже нет спасения...
После отлета Шауба состоялся разговор шефа с Борманом. Объявив, что он действует по поручению Гитлера, Борман дал радиограмму Герингу:
«Ваше намерение взять на себя руководство государством является государственной изменой. Совершивший ее карается смертью. Учитывая Ваши заслуги за время долголетней деятельности в партии и государстве, фюрер намерен воздержаться от смертной казни. Но он требует Вашей немедленной отставки с мотивировкой, гласящей, что Вы вследствие болезни не в состоянии больше исполнять порученную Вам работу.
Борман».Одновременно Борман отправил оберштурмбаннфюреру СС доктору Франку, командиру подразделения войск СС в Оберзальцберге, радиограмму следующего содержания:
«Геринг намеревается совершить государственную измену. Приказываю Вам немедленно арестовать Геринга, чтобы пресечь всякую возможность этого. Об исполнении доложить мне.
Борман».Вскоре Борман отправил в Оберзальцберг еще одну телеграмму:
«Если Берлин падет, участники измены 22 апреля (день получения злополучной телеграммы Геринга. — Б. С.) должны быть расстреляны.
Борман».29 апреля в своем политическом завещании Гитлер исключил Геринга из партии, который к тому времени был уже арестован Франком. Однако расстреливать Геринга после падения Берлина никто не собирался. 5 мая эсэсовцы передали его охрану отряду люфтваффе, и Геринг был немедленно освобожден, а 8 мая он сдался в плен американцам. Геринг покончил с собой в камере Нюрнбергской тюрьмы за несколько часов до приведения в исполнение смертного приговора.
Такая выходка объяснялась иллюзорными надеждами «толстого Германа», что ему удастся договориться о мире с западными союзниками и избежать безоговорочной капитуляции. Рейхсмаршал был жизнелюбом, привык ни в чем себе не отказывать. Он не мог смириться с мыслью о неизбежной смерти, тем более насильственной и скорой. Гитлер же свыкся с мыслью о самоубийстве и теперь готов был удалить из своего окружения, да и из жизни, любого, кто не проявил твердости в такой момент, когда обреченность Рейха не вызывала сомнения.
Это подтвердила печальная судьба Германа Фегелейна, группенфюрера СС, представителя Гиммлера при ставке и мужа сестры Евы Браун — Гретль, т. е. фактически — гитлеровского свояка. 26 апреля 1945 года он покинул рейхсканцелярию и пытался бежать из Берлина. В тот же день пришло сообщение, что Гиммлер через шведского графа Фольке Бернадотта пытался вступить в переговоры с англичанами и американцами. Вот что вспоминает об этом Кемпка: «Радисты лихорадочно работали у своих приемников, и мы напряженно ожидали объявленного сообщения:
«Агентство Рейтер сообщает, ссылаясь на Германское информационное бюро, что Гиммлер связался с графом Бернадоттом, чтобы вести переговоры с западными державами о сепаратном мире. Гиммлер сообщил, что он взял на себя инициативу переговоров, ввиду того что Гитлер окружен и у него произошло кровоизлияние в мозг. Он полностью лишен способности соображать, и ему осталось жить не более 48 часов».
Мы были потрясены. Это сообщение подействовало еще более ошеломляюще, чем телеграмма рейхсмаршала Геринга...
Секретарши и посол Гевель просили шефа дать им яду. Стало известно, что Гитлер некоторое время назад получил от Гиммлера ампулы с ядом.
Где был Фегелейн?..
Если кто-либо мог быть осведомлен о задуманной Гиммлером измене, так это именно Фегелейн!
Между тем в рейхсканцелярию возвратился адъютант Фегелейна. Он был тут же допрошен начальником службы государственной безопасности при фюрере крими-наль-директором Хеглем. Адъютант сообщил, что Фегелейн решил отослать автомашины обратно и продолжать путь пешком. Они вместе пришли в берлинскую квартиру Фегелейна. Там генерал переоделся в штатское платье и предложил адъютанту сделать то же самое.
Адъютант был изумлен странным поведением своего генерала и счел своим долгом вернуться в рейхсканцелярию. Фегелейн собирался дождаться, пока пройдут русские, чтобы затем пробраться к Гиммлеру. Это была открытая измена. Борман приказал всем учреждениям, с которыми еще поддерживалась связь, задержать Фегелейна, где бы его ни обнаружили, и немедленно доставить в бункер фюрера...
В полночь телефонный узел связал Фегелейна, говорившего из Берлина, с Евой Браун. Он возбужденным голосом потребовал от сестры своей жены, чтобы она вместе с Гитлером покинула Берлин. Он считал бегство возможным и брался за его организацию. Ева Браун отклонила это предложение и заявила, что отказывается от его помощи. Она предупредила о последствиях его поступка и просила вернуться к своим обязанностям. Фе-гелейн отказался. Он заявил, что не вернется и не откажется от своего решения пробраться к Гиммлеру...
Вскоре после полуночи в угольном бункере, переполненном беженцами, был замечен подозрительный человек в штатском, который, появившись, видимо, из задних подземных помещений, направлялся к выходу... Когда часовой попытался его арестовать, он заявил, что является генералом Фегелейном, и приказал пропустить его. Но часовому было известно о розысках генерала Фегелейна. Он не дал себя запугать, арестовал его и доставил к коменданту обороны правительственного квартала бри-гадефюреру СС Монке.
В домашних туфлях, в кожаном пальто, в спортивной фуражке и с шарфом, Фегелейн, когда мы увидели его у Монке, произвел странное впечатление. Он признался, что приходил за портфелем, который лежал в его комнате позади угольного бункера.
Монке немедленно передал Фегелейна криминаль-директору Хеглю для допроса. В портфеле были найдены бумаги, подтвердившие факт государственной измены Гиммлера и Фегелейна, на основании которых агентство Рейтер и передало свое сообщение. На допросе Фегелейн признался, что, захватив портфель, он намеревался вновь покинуть рейхсканцелярию.
