С одной стороны, ни одно из государств не должно покидать организацию, призванную служить обеспечению международного мира. С другой — как быть, если, по мнению того или иного государства, всемирная организация не выполняет своих задач. Что же, в этом случае страна не должна иметь права прекратить свое членство? Наконец, если та или иная страна решает перейти на позиции нейтралитета без членства в ООН, разве она должна быть лишена такого права? Эти вопросы не могли не возникнуть и возникали. Участникам конференции предстояло определить свои позиции на этот счет.
США, Англия, Франция внешне как бы заботились, чтобы ООН не ослаблялась путем выхода из нее тех или иных стран. Но это только внешне. В действительности они стремились нанести удар по священному принципу в системе международных отношений — принципу суверенитета государств. Его расшатывание в уставном порядке, можно сказать, генетически закладывало бы опасность вмешательства одних государств во внутренние дела других. Более того, это открывало бы возможность самой международной организации вмешиваться во внутренние дела стран — членов ООН.
СССР решительно воспротивился этому, настаивая на неприкосновенности принципа суверенитета. По поручению Советского правительства я сделал на конференции соответствующее заявление с занесением его в протокол заседания.
Большинство делегаций, одна за другой, заняли позиции, аналогичные советской. Была включена специальная статья (пункт 7 статьи 2 главы I), которая гласит, что Устав ООН ни в коей мере не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства.
Ретроспективно оценивая дискуссию в Сан-Франциско по этому вопросу, нетрудно увидеть, что уже сорок с лишним лет назад делегаты от западных держав выпустили по принципу суверенитета государств немало залпов, которые перекликаются с теперешним подходом Вашингтона и некоторых его союзников к этому принципу.
История помогает лучше понять и некоторые факты современной обстановки. И наоборот.
Стеттиниус и сенатор Ванденберг
В период работы конференции я особенно часто встречался со Стеттиниусом. После смерти Рузвельта, с появлением новых веяний в американской политике, о чем уже говорилось, подавляющее большинство деятелей из его окружения ушли с занимаемых постов — либо по собственному желанию, либо их заменили. Стеттиниусу, однако, удалось на некоторое время «устоять».
Объяснялось это не в последнюю очередь тем, что государственный секретарь являлся представителем кругов монополистического бизнеса США. Сыграли свою роль и его связи с «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн», где еще до войны он возглавлял одно время совет ее директоров. Эта стальная империя принадлежала к числу таких образований бизнеса, с которыми должен считаться любой президент, любая администрация США.
Тем не менее спустя три с небольшим месяца после смерти Рузвельта очередь дошла и до Стеттиниуса. Он был заменен на своем посту Джеймсом Бирнсом, который политически больше устраивал Трумэна.
Образ Стеттиниуса четко запечатлелся в моей памяти. Вот он сидит в кресле на совещании представителей великих держав в ходе работы конференции. Его волосы — цвета только что выпавшего снега. Он обводит глазами присутствующих. Когда выступает, находит слово для каждого из глав делегаций. Его речь ровная. Голос никогда не повышает. Но приводимые им доводы выглядят почему-то однозначно: это — черное, а это — белое. В глубь проблем он старался не вдаваться. Если же это требовалось, то предпочитал предоставить слово Пасвольскому или сенатору Ванденбергу.
У меня всегда возникало ощущение, и не только в Сан-Франциско, что дискуссии по сложным политическим вопросам ему не нравятся. Он считал их хотя и необходимым, но неприятным занятием. Видимо, командное положение в стальной промышленности США, которое он занимал долго, наложило печать на его характер и в значительной степени на склад его интеллекта.
После ухода с поста государственного секретаря Стеттиниус примерно год являлся представителем США в ООН. В дальнейшем государственных постов не занимал. В 1950 году он опубликовал книгу «Рузвельт и русские. Ялтинская конференция», где излагалась его точка зрения на вопросы советско-американских отношений.
К уже упомянутым чертам Стеттиниуса следует добавить, что при встречах с советскими представителями он никогда не навязывал разговоров о преимуществах частного предпринимательства, американской демократии и американского образа жизни. А возможности у него для этого, казалось бы, имелись: к примеру, во время состоявшейся в период конференции в Думбартон-Оксе прогулки на яхте вокруг Манхаттана — центрального района Нью-Йорка.
На эту прогулку Стеттиниус пригласил меня с Лидией Дмитриевной и сыном Анатолием. Самого Стеттиниуса сопровождали его жена Вирджиния и два сына. Стояла хорошая погода, и мы собирались осмотреть достопримечательности Манхаттана — мосты, памятники и прочее.
Мы следовали на прогулочном катере вдоль острова. Стеттиниус давал пояснения со знанием дела… Вдруг он сказал:
— Смотрите, а вот это — Уолл-стрит.
Объяснять, что значит эта улица, он не стал, да в этом и не было необходимости. Но тогда я, пожалуй, впервые наиболее четко увидел, что на фоне каменных громад Манхаттана дома банков и фондовой биржи, иными словами ставка американского капитала, которая находится на этой улице, выглядела отнюдь не помпезно, скорее даже как-то подчеркнуто скромно. Одним концом эта улица упирается в воды океана, и потому ее так хорошо видно с судна, а другим — в кладбище.
Наш хозяин хотел показать нам с близкого расстояния статую Свободы, возвышающуюся при входе с Атлантики в нью-йоркскую гавань. И тут уж мы рассмотрели знаменитую «леди» в разных ракурсах. Убедились, что она имеет внушительные размеры. Даже не поднимаясь по лестницам, находящимся внутри этого колосса, можно понять, что размеры его огромны.
При осмотре статуи Свободы мне так и хотелось напомнить меткое замечание Теодора Драйзера о том, что было бы более правильным на ее пьедестале поместить слова из «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду всяк, сюда входящий» — вместо выгравированных на металлической доске, укрепленной в вестибюле пьедестала, строк сонета поэтессы Э. Лазарус.
Увы! Мечтала поэтесса благородно. Но как далеки ее мечты от суровой действительности Нового Света, где все благородное и человеческое так часто приносится в жертву интересам монополий.
Завершая свои впечатления о Стеттиниусе, хочу сказать, у меня, несмотря на то что он был представителем другого социального мира, сложилось мнение, что он являл собой тип дипломата и человека, с которым можно говорить и договариваться.
Заметным влиянием в американской делегации на Сан-Францисской конференции пользовался сенатор Артур Ванденберг. Он относился к категории тех, кто принимал участие преимущественно во внутренней работе делегаций стран Запада. На узких и общих встречах Ванденберг предпочитал отмалчиваться.
С момента избрания в 1932 году Рузвельта на пост президента Ванденберг стал лидером республиканской оппозиции в сенате. Он выступал против признания СССР и неоднократно в своих речах требовал разрыва дипломатических отношений с нашей страной.
Накануне второй мировой войны Ванденберг защищал точку зрения, сторонники которой утверждали, что западным державам не угрожает опасность со стороны гитлеровской Германии. Вскоре после того, как мировая война разразилась, он сделал заявление, что она «не имеет никакого отношения к Америке», а в феврале 1941 года выступил против закона о ленд-лизе.
На всем протяжении войны Ванденберг вел борьбу против политики Рузвельта, сопротивляясь открытию второго фронта в Европе и высказываясь за концентрацию военных усилий США на Тихом океане. Тем не менее Рузвельт, учитывая влияние Ванденберга в республиканской партии, пригласил его войти в состав американской делегации на конференции в Сан-Франциско.
Незадолго до ее открытия сенатор выступил с поправками и дополнениями к проекту устава будущей международной организации, выработанному в Думбартон-Оксе. Эти поправки имели целью ослабить роль Совета Безопасности, подорвать сотрудничество великих держав в деле создания ООН. И все же, принимая во внимание настроение общественного мнения США, Ванденберг по окончании конференции в Сан-Франциско выступил в сенате за ратификацию принятого на ней Устава ООН.
После смерти Рузвельта влияние сенатора на внешнюю политику США усилилось. Он фактически стал правой рукой Бирнса, который, как уже отмечалось, сменил Стеттиниуса. Ванденберг проявил себя убежденным противником послевоенного сотрудничества государств антигитлеровской коалиции.
