Трех крайне тяжелых месяцев было достаточно, чтобы дать общественную оценку югоосетинской трагедии. Она была разной и, в отличие от начальных дней, изменилась в сторону значительно большей поляризации двух мнений, двух основных политических течений – советского и антисоветского. Газета «Советский Кавказ», хорошо осведомленная о политических событиях, происходивших в Южной Осетии, приводила новые свидетельства о зверской расправе с Южной Осетией. Она сообщала о том, как грузинское правительство восстанию крестьян против деспотической власти «меньшевиков» придало «характер национальной резни осетин». По данным газеты, регулярные правительственные войска Грузии «прошли огнем и мечом все ущелья Южной Осетии», особому разгрому подверглись «6 ущелий: Джавское, Рокское, Кешельтское, Бельтское, Корнисское и Кударское. Сожжено дотла 17 сел. Весь скот и все имущество или сожжено или конфисковано. Оставшееся в селах население, даже не принимавшее непосредственного участия в восстаниях, было поголовно вырезано, вплоть до престарелых стариков и грудных детей. Весь хлеб отобран, а новый урожай вытоптан. Имели место многочисленные случая изнасилования женщин и после этого растерзания их»... Газета «Советский Кавказ» приводила новые данные о численности беженцев, покинувших Южную Осетию: «50 000 человек», нашедших пристанище в Северной Осетии и частью в Кабарде. Эти люди, писали газеты, бежавшие от врага «по горным тропинкам от голода и отсутствия приюта, вымирают по сей час массами. Были случаи, когда женщина при виде страдания своего ребенка от голода бросала его в пропасть, в реку, и сама бросалась вслед за ним. Страданиям народа не было и нет до сих пор конца». Официальный печатный орган Грузии «Эр-тоба», касаясь событий в Южной Осетии, с редким цинизмом писала: «наша Республика высылает осетин туда, куда они стремились – в социалистический рай». Следует заметить – национал-шовинистическая идеология в ее крайне деспотических проявлениях, которая была на вооружении правительства Жордания, находила широкую поддержку не только у так называемых меньшевиков, но и среди грузинских коммунистов и крестьянского населения Грузии. В письме из Баку В. Санакоев поведал о том, как на съезде народов Востока коммунист Ладо Думбадзе «дерзко заявил, что есть Грузия, но нет Южной Осетии». В исторической справке, составленной 6–8 сентября 1921 года, подчеркивалось, что во время геноцида летом 1920 года «часть грузинских крестьян приняла участие в гнусных деяниях правительства» Жордания. Господством этой идеологии, становившейся частью национальной политической культуры Грузии, собственно, и объяснялось массовое участие грузинского народа в организации бесчеловечного истребления осетин. Стоит напомнить, что те же грузинские коммунисты, казалось бы, самим вступлением в партию обязавшиеся быть «интернационалистами», не расставались с национал-шовинизмом; их было принято называть «национал-уклонистами».
24 января 1921 года во Владикавказе состоялось решение «О созыве съезда эмигрантов-повстанцев Южной Осетии». На съезде рассматривались вопросы: «О текущем моменте», «Положение Южной Осетии», «О мерах дальнейшего устройства Южной Осетии» и др. У нас нет материалов съезда, но есть «Выписка из протокола Юго-Осетинского окружного комитета РКП(б)», проводившего съезд, датированная 25 февраля. Судя по ней, важнейшим решением, принятым накануне съездом беженцев, являлось – «Выделить Юго-Осетию в автономную единицу (область). Центром Юго-Осетии считать Цхинвал». В упомянутом «Протоколе» была сделана также запись: «Данное постановление (т. е. образование области. – М. Б.) вводится в силу революционным путем и в будущем подлежит окончательной санкции съезда Советов Юго-Осетии». Одновременно еще во Владикавказе был создан Революционный комитет и определен его персональный состав. Шло также формирование партизанского отряда и его резервного отряда – эти отряды возглавлялись Сергеем и Тото Гаглоевыми. Готова была к вооруженному выступлению регулярная осетинская бригада, ранее участвовавшая в разгроме Врангеля; ее ряды, в особенности после сражения под Кисловодском, нуждались в пополнении; доукомплектование бригады провели за счет беженцев. В подготовке отрядов к вооруженному изгнанию грузинских оккупантов из Южной Осетии приняли участие «революционные силы» Северной Осетии. 1 марта хорошо организованные отряды Осетии вышли на исходные позиции и 5 марта 1921 года заняли Цхинвал – первыми в город вошел резервный отряд Тото Гаглоева. Отдельный вооруженный отряд, сформированный Дзандаром Такоевым, выступил из Дигорского ущелья. Преодолев сложный перевал, он вступил в бой с правительственными войсками в ущелье Рачи. Отряд Такоева в упорных боях не только освободил от «меньшевиков» Рачу, но и участвовал в изгнании контрреволюционных сил из Западной Грузии. В приветствиях рачинского Ревкома и Ревкома Кутаиси с искренним восторгом отмечали, что «отряд этот, несмотря на непреодолимые препятствия, без обоза и почти без провианта совершил переход через заваленный снегом Кавказский хребет в зимнюю пору, рискуя на каждом шагу стать жертвой снежных завалов, сугробов и морозов. Прибыв в Западную Грузию, Дигорский отряд принял геройское участие в борьбе за освобождение грузинского крестьянства и этим запечатлел в сердцах последнего и рабочих чувство самой искренней благодарности и симпатии». Приветственное письмо подписал «особоуполномоченный, член Грузинского Ревкома» А. Гегечкори. Освободив Южную Осетию, осетинская бригада действовала в Восточной Грузии так же, как Дигорский отряд, освобождая вместе с местной крестьянской беднотой Грузию от ненавистного всем правительства. Стоит отметить, что несмотря на жестокий геноцид, в котором участвовали как правительственные силы Жордания, так и представители других слоев грузинского общества, осетинские войска, вступив на территорию Грузии, взаимодействовали с местными революционными силами, не позволяя себе мести и оставаясь в рамках поведения воинов-рыцарей. Об этом, например, писал председатель Рачинского уездного Ревкома К. Гобеджишвили, подчеркивавший: «С полным сознанием революционного долга, возложенного на него исторической неизбежностью, 1-й Дигорский революционный отряд выявил в деле защиты завоеваний рабоче-крестьянской революции строго-революционную дисциплину и классовое самосознание».
Основные военные события, связанные с освобождением Южной Осетии и свержением контрреволюционного профашистского режима Жордания, завершились в феврале – марте 1921 года. Более сложным оказался политический аспект осетинского вопроса, более всего волновавший Осетию. Его решение затягивалось. У нас нет подлинных данных, которые бы свидетельствовали о происходивших обсуждениях, не всегда фиксировавшихся в документах. Известно, что при формировании Грузинской Советской республики Абхазия в специальном «Заявлении» заявила о своем нежелании входить в состав этой республики. Что касается Южной Осетии, еще накануне объявившей о стремлении быть в составе Российской Федерации, то вопрос об этом повис в воздухе. Судя по всему, имели значение два очень важных обстоятельства: а) 21 мая 1921 года Грузинская Советская республика заключила «Союзный рабоче-крестьянский договор с РСФСР» и вступила с ней в «военно-хозяйственный союз». Несомненно, что во время подготовки этого договора возникал осетинский вопрос, и вполне возможно, что Российская Федерация заняла позицию компромисса; б) К решению вопроса о Южной Осетии, возможно, отношение имел Сталин, и нет сомнения, что он должен был занять прогрузинскую позицию. Необходимо отметить – на российском и грузинском Олимпе действовала, кроме Сталина, большая группа грузинских большевиков, по своей националистической настроенности ни в чем не уступавшая Жордания и его клике. Во всяком случае только 6–8 сентября 1921 года после долгих обсуждений, в том числе с новыми грузинскими властями, стал проясняться вопрос о Южной Осетии. До начала сентября Южная Осетия ставила вопрос о предоставлении ей статуса автономной республики. Эту идею легко было торпедировать, поскольку даже Северной Осетии, которая территориально в два раза больше Южной, Российская Федерация отводила всего лишь статус автономной области. Положение Южной Осетии благодаря Москве осложнялось еще одним обстоятельством. Несмотря на недавно состоявшийся разгром Южной Осетии и сложности в отношениях между Грузией и Южной Осетией, определение политического статуса последней, по-видимому с подачи Наркомнаца, коим управлял Сталин, было отнесено к прерогативе Грузинской республики; между тем в Грузии, несмотря на новую власть большевиков, заявлявшую о высоких демократических принципах, национальная идеология оставалась традиционной для грузинского общества. При формировании административных структур Грузинской республики так называемые грузинские национал-уклонисты, ничем не отличавшиеся от «меньшевистских» национал-шовинистов, настаивали на создании из Южной Осетии обычных двух административных районов. Тем самым грузинские большевики желали довершить дело своих предшественников – ликвидировать Южную Осетию как историко-национальное и культурное образование. Комиссариат внутренних дел Грузии, которому было поручено представить предложение по Южной Осетии, внес в Ревком Грузии заключение, в котором говорилось, что Юго-Осетия не обладает географической цельностью и не может отвечать требованиям, необходимым для автономии. Ревком Грузии, понимая сложность проблемы и, очевидно, рассчитывая на поддержку идеи расчленения Южной Осетии на два района, передал вопрос на рассмотрение ЦК КП(б) Грузии. На этом этапе югоосетинские лидеры не смогли продолжить свою политическую борьбу и отстаивать свою независимость от Грузии. Слишком ослаблены были силы Южной Осетии, все еще находившейся в критическом хозяйственном положении. Единственным политическим шагом, предпринятым в начале сентября 1921 года, было решение Ревкома и Парткома Юго-Осетии по «Вопросу о самоопределении и политическом устройстве Юго-Осетии». В принятом «Постановлении» было записано: «а) Признать необходимым образование Автономной области Юго-Осетии с центром в Цхинвали; б) Юго-Осетия добровольно вступает в федеративную связь с Социалистической Советской Республикой Грузии; в) Социалистическая Юго-Осетия образуется в границах, соответствующих наличным этнографическим, географическим и экономическим условиям, гарантирующим свободное экономическое и культурное развитие трудящихся Юго-Осетии». Пакет документов, связанных с организацией югоосетинской автономии, Ревком Юго-Осетии передал не только высшим партийно-советским органам Грузии, но и Кавказскому Бюро РКП(б). 31 октября состоялось решение ЦК КП(б) Грузии о предоставлении Юго-Осетии политического статуса автономии. При этом проект решения, представленный Юго-Осетией, подвергся в Тбилиси серьезной редакции. Согласно принятому тексту, Юго-Осетия не создавала своей автономии, вступая в федеративную связь с Грузией, а ей предоставляли автономию. Таким образом, в политическом отношении Юго-Осетия получала «усеченную» форму автономии. Тем самым Москва предоставила Грузии особые полномочия в решении югоосетинской проблемы, чем фактически продолжила традиционную российскую политику на Кавказе, где Грузии отводилось особое привилегированное положение. При этом не были приняты во внимание чрезвычайная ситуация в Южной Осетии, созданная грузинскими националистами, доводы о территориальной независимости Южной Осетии от Грузии, желание Юго-Осетии, присоединенной к России в 1774 году, быть в составе Российской Федерации и, наконец, историческая несовместимость Южной Осетии и Грузии. Для Москвы более важными, естественно, были не интересы малого народа, а стремление успокоить грузинский национал-шовинизм, все еще дававший о себе знать. В сущности многострадальная Южная Осетия была не просто обманута большевиками, а в качестве подачки отдана на откуп грузинским националистам. Несомненно, сказалось и другое. Триумфальное шествие Советской власти, происходившее в условиях революционного и идеологического коллапса, создавало в политической атмосфере мощную пелену, через которую, видимо, трудно было рассмотреть будущее не только Южной Осетии, Грузии, но и самой России.
