Постэкономизм означает новые приоритеты земной цивилизации в целом, смещение акцентов с инструментальной деятельности, связанной с присвоением богатств природы в угоду "непрерывно растущим потребностям", на деятельность, связанную с поддержкой экологического, социокультурного и социально-политического равновесия мира. Если вспомнить о классической индоевропейской триаде, объединяющей жреца (брахмана), воина (кшатрия) и пахаря, то в будущем нас ожидает, по всей видимости, чрезвычайная активизация двух первых персонажей, как раз и олицетворяющих постиндустриальные функции организаторов и стабилизаторов общества.
Из истории древнего индоевропейского общества мы знаем, что именно кшатрий был наиболее динамичной фигурой, инициирующей глобальные перестройки. Брахман был слишком связан "текстом", и эта фундаменталистская ортодоксальность мешала ему своевременно реагировать на внутренние и внешние вызовы. Пахарь не обладал достаточным досугом и кругозором и, кроме того, был слишком привязан к месту, чтобы инициировать смелые перемены. Каста кшатриев олицетворяла не только высокий динамизм, но и межкастовую открытость.
Как отмечает В. А. Пименов, труд жреца и труд земледельца или ремесленника в традиционном обществе высоко ритуализированы. Овладение приемами жертвоприношений, как и овладение продуктивно-производственными навыками, наиболее соответствует тому, что М. К. Петров назвал "олимпийским ключом". Здесь сословие, род, профессия, имя сливаются воедино. И только кшатрий выступает наиболее подвижным, наименее ритуализированным элементом индоевропейского социума. "Кшатрий должен быть дерзким, воинственным и щедрым — вот и все требования к нему. Зато претендовать на этот титул может всякий, кто становится кшатрием по существу, то есть владеет оружием и принадлежит к правящей элите" { Пименов В.А. Возвращение к дхарме. М.: Наталис, 1998. С. 115. } .
Кшатрий по уровню гибкости своей ментальной и поведенческой структуры наиболее приближается к пиратам Моря, и если учесть, что именно от них идет сегодня беспрецедентный вызов Континенту, то определенную соразмерность соответствующих структур надо признать многозначительной. Континенту в его грядущей борьбе с Морем несомненно предстоит активизировать "кшатриеподобный" элемент своего социума, наделив его новыми функциями и арсеналом. Весьма возможно, что и современная криминальная революция как "пятая колонна" Моря на евразийском Континенте будет усмирена только активностью кшатриев. Речь не идет о чисто полицейских функциях; предстоит, по-видимому, создать какие-то новые механизмы социальной интеграции тех высокоподвижных, но анархиствующих элементов, которые сегодня пополняют ряды криминалитета, но могут на самом деле найти совершенно иные формы применения своей высвобожденной энергии. Речь, по-видимому, может идти о конвертировании анархистской энергии в высокоинтегрированную милитаристскую; на этой основе предельно недисциплинированным элементам индоевропейского социума предстоит предельная же дисциплинизация. Некоторые симптомы этого уже сегодня просматриваются.
Наконец, восточная идея обещает реализацию еще одного потенциала Евразии — ее культурного многообразия. Современный либерализм и инициированная им вестернизация грозят истребить культурное многообразие планеты. От современной западной идеи сегодня исходят импульсы откровенной культурофобии и технобюрократической унификации мира. Восточная идея и в этом представляет собой мощную и вдохновительную альтернативу.
Восточный архетип в отличие от западного не предполагает культурной унификации. Не случайно даже самые свирепые деспотии Востока, исключающие всякий политический плюрализм, не посягали на плюрализм этнический и культурный. Сегодня великие евразийские синтезы находятся под угрозой распада, идущей со стороны явно подогреваемого извне этносепаратизма. Только сформировав новый великий суперэтнический синтез под эгидой большой восточной идеи, противостоящей всемирному западничеству, евразийский Континент имеет шансы выступить в будущем как единый миросистемный субъект — носитель воскресшей биполярности.
2. Идея солидарности с Югом. Эта идея основывается на дихотомии "Север — Юг" и питается нравственно-религиозной традицией сострадательности к униженным и оскорбленным. Если восточная идея является культурологической по своему глубинному содержанию, то южная идея носит моральный характер и требует солидарности со всеми угнетенными народами "третьего мира". Словом, южная идея наследует моральный потенциал Великого интернационала угнетенных.
Идея консолидированного Юга включает множество идеологических течений, восходящих к традициям христианского и просвещенческого гуманизма, сегодня оказавшихся невостребованными и даже откровенно дискредитируемыми новым либеральным социал-дарвинизмом. Благодаря этой идее евразийский Континент перехватывает у Запада все его гуманистические и социал-демократические инициативы, посредством которых он в свое время воодушевлял и соблазнял остальной мир.
Солидаристская южная идея означает честный и прямой поворот к проблемам того маргинализированного большинства человечества, "внутреннего и внешнего пролетариата" (А. Тойнби), судьбы которого перестали волновать "золотой миллиард", не считая волнений за сохранность своих привилегий. Но социальная идея обладает не только могучим политическим потенциалом, связанным с возможностью объединить всех нравственно чутких людей планеты, не утративших священного инстинкта сострадательности.
Как уже говорилось выше, социальная идея является специфическим подспорьем постэкономической цивилизации, питая ее социокультурное информационное творчество импульсами, выходящими за пределы логики нового разделения труда, рентабельности, интеллектуальной собственности и инвестиций в человеческий капитал. Последние аргументы в пользу развития постиндустриальной инфраструктуры явно недостаточны и не гарантируют надежной поддержки общества без мощной социальной идеи.
Мы ничего не поймем ни в исторических судьбах интеллектуальной элиты, ни в секретах ее духовного влияния на общество, если ограничимся пониманием ее функций как всего лишь обслуживающих экономический, научно-технический и интеллектуальный прогресс общества. Не только с внешней стороны, связанной с поддержкой интеллигенции социальными "низами" общества, но и с внутренней стороны, касающейся секретов духовного творчества и вдохновения, интеллектуальную элиту следует признать наследницей старого церковного клира, утешающего страждущих и поддерживающих их духовную веру в лучший мир.
Интеллигенция, лишенная этой мотивации, связанной с социальной идеей и духовно-нравственным вдохновением, быстро вырождается в корпорацию дельцов, поставляющих свой конъюнктурный, подверженный моральному старению товар на рынок экспертных разработок, но не способных рождать действительно большие фундаментальные идеи. Не случайно коммунистический Восток после 1917 года стал настоящей Меккой западных интеллектуалов — до того, как коммунистические цензоры окончательно усмирили смятенный дух старой левой партии, и тем самым загасили алтари левой "церкви" на Континенте.
Теперь, когда правоверный либерализм изгоняет на Западе любой критический социальный дух, любые нонконформистские идеи, можно не сомневаться, что новая Мекка мировой интеллигенции со временем снова окажется на Востоке.
3. Новая индоевропейская идея. Проработка этой идеи имеет первостепенное значение для Континента (и для России в особенности), поскольку она способна вдохновить контрнаступление Континента и заново отвоевать у Моря колеблющихся представителей великого межконтинентального пограничья — Центральную Европу во главе с Германией и новую Восточную Европу во главе с Украиной.
Индоевропеизм или арийство — это идея "новых правых" на Континенте, объединяющая антиамериканизм во Франции, Германии и, потенциально, на Украине. Сегодня украинские националисты ищут противовес американизму в объединенной Германии, сколачивающей свою большую Центральную Европу. Однако германо-центристский индоевропеизм сегодня надо признать малоперспективной идеей.
Во-первых, Германия еще не готова дистанцироваться от США и скорее предпочитает пользоваться плодами американской победы в "холодной войне", чем солидаризироваться с антиамериканской оппозицией на Континенте.
Во-вторых, германо-центристское арийство достаточно скомпрометировано нацизмом и способно отпугнуть всех благомыслящих политических активистов бывшего "второго мира". Индоевропейская идея только в том случае может избавиться от негативных ассоциаций, равно как и от европоцентристского провинциализма, если выйдет из языческой горизонтали и войдет в ауру духовно-религиозной вертикали, поддерживаемой великими традициями России, Индии, Ирана.
