Газета обращалась к Президенту США с призывом принять меры к прекращению забастовки, дабы она «исчезла со сцены к моменту прибытия г-на Хрущева».
«Либо Хрущев увидит унылую картину, — тревожилась «Нью-Йорк пост», — полмиллиона металлургов, которые существуют на пособия, а 250 тысяч других рабочих не работают ввиду косвенной связи с этим тупиком, либо, как предсказывают некоторые наблюдатели, ему предстоит увидеть, как забастовка будет сломлена с помощью закона Тафта — Хартли о запрещении забастовки на 80 дней. Это, как, несомненно, напомнят г-ну Хрущеву, часть того, что американское рабочее движение заклеймило «законом о рабском труде»».
Американская пресса называла забастовку металлургов «самой серьезной забастовкой середины века».
Орган монополистических кругов США — еженедельник «Бизнес уик» писал: «Впервые за много лет крупная отрасль американской промышленности пошла на открытую схватку с влиятельным профсоюзом, не внося никакого конкретного предложения финансового порядка». Что это сулило? Разумеется, прежде всего обострение классовой борьбы.
Журнал писал об этом весьма туманно: «Это означает конец одной эпохи в отношениях между рабочими и предпринимателями и начало новой эпохи, более благоприятной для предпринимателей». Почему «благоприятной для предпринимателей», журнал не пояснял. Он лишь пророчил быструю победу «королям стали». Но последующие события показали, что забастовка металлургов, вопреки ожиданиям монополистов, оказалась упорной, стойкой и длительной.
В первые дни забастовки металлургов газета «Нью-Йорк таймс» так оценивала суть конфликта между «королями стали» и бастующими металлургами:
«Забастовка в металлургической промышленности является проверкой нового подхода предпринимателей к коллективным договорам. Этот подход основан на мнении, что промышленники отдали профсоюзам слишком много своих прерогатив и что настало время изменить тенденцию, начало которой положил четверть века назад новый курс Франклина Рузвельта. Твердое намерение металлургических компаний показать профсоюзу, что хозяин все еще остается хозяином, — вот момент, доминировавший во время десятинедельных бесплодных переговоров, которые привели к забастовке полмиллиона металлургов».
Вот вам и прогресс! Назад от «нового курса» Рузвельта к полному и беспрепятственному хозяйничанью монополий!
Наступление «королей стали» на рабочих-металлургов, на профсоюзы американская печать рассматривала как новую тактику монополий, которые решили стукнуть стальным кулаком по столу и на деле показать, «кто хозяин в Питтсбурге». «В первом ряду построенных в боевом порядке руководящих сил стоят корпорации, обладающие миллиардами долларов», — запугивала бастующих газета «Нью-Йорк таймс».
На что рассчитывали эти «руководящие силы»? По-видимому, на то, что их прислужники, стоящие во главе профсоюзного движения в США, как и не раз прежде, сделают свое дело, обеспечат в нужный момент капитуляцию сталелитейщиков. Но они хватили через край в своих циничных расчетах. Лидеры американских профсоюзов оказались в трудном положении: пойти на открытое предательство и призвать к отказу от борьбы — значило наверняка вызвать такой взрыв негодования, который мог бы окончательно разоблачить и полностью дискредитировать их в глазах рабочих.
Вот почему даже руководитель профсоюзного объединения АФТ — КПП Дж. Мини, еще не так давно публично хваставшийся тем, что никогда в жизни не бастовал, был вынужден признать, что монополии и государственные власти США начали широкое наступление на жизненные права рабочих.
«Мы переживаем критический момент в истории американского трудового законодательства, — заявил в августе Мини. — Конгресс рассматривает сейчас так называемую реформу трудового законодательства. Сенат уже принял по этому вопросу законопроект, который профсоюзное движение считает вредным для американских рабочих, их будущего. Теперь палата представителей приступила к рассмотрению нескольких законопроектов по этому вопросу…» Характеризуя сущность одного из таких законопроектов, Мини заявил, что «это дубинка, которая нанесет тяжелый удар всем профсоюзам».
Не правда ли, весьма ценное признание со стороны столь осведомленного человека!
Знакомясь с перипетиями стачечной борьбы американских металлургов, мы невольно ловили себя на мысли: как согласовать все это с призывом Г. Лоджа на встрече Н. С. Хрущева с деловыми кругами Нью-Йорка — отныне именовать американский капитализм… не более не менее, как «экономическим гуманизмом»? Обмениваясь мнениями между собою по этому поводу, мы пришли к неутешительному для г-на Лоджа выводу, — видимо, он слишком переоценил силу своего красноречия при восхвалении прелестей капитализма и решил пренебречь мудрым изречением, что факты — упрямая вещь. Или, может быть, он и впрямь принял советских людей за этаких простачков, которые ничего не ведают о положении в Америке и не в состоянии разобраться в американской действительности без путеводителей и шпаргалок госдепартамента, без пояснений наших гидов?!
Нам припомнилось, как Г. Лодж на завтраке у мэра Нью-Йорка Р. Вагнера говорил об американской общественной системе:
— Эту систему с ее напряженной конкуренцией, ее широким распределением заработков, ее постоянно меняющимся характером и ее колоссальной правительственной программой социального обеспечения нельзя точно охарактеризовать одним словом «капиталистическая».
Тогда Никита Сергеевич Хрущев, отвечая на такую похвальбу, с иронией заметил:
— У русских есть такая пословица: «Всяк кулик свое болото хвалит». Вы хвалите капиталистическое болото, что же касается нас, то я, конечно, не скажу, что социализм это болото, но вы можете, конечно, отозваться о нашей системе так же, как я говорю о вашей. Но сейчас, между прочим, сторонники капитализма начинают стыдиться хвалить его. Они говорят, что это уже не тот капитализм, о котором писал Маркс, а народный капитализм.
Бог его знает, я не вижу разницы между тем капитализмом, о котором писал Маркс, и тем, о котором сегодня говорил Лодж.
Бизнесмены шумным оживлением встретили эти слова Никиты Сергеевича. И до них дошла его меткая ирония.
Н. С. Хрущев продолжал:
— Я говорю напрямик, чтобы вы знали, с кем имеете дело, такая ясность улучшает отношения: социализм нам по душе, а капитализм не подходит. Если же вам нравится капитализм — а я знаю, что он вам нравится, — продолжайте с богом! Но помните: народилась новая социальная система — социалистическая. Она уже наступает вам на пятки, и мы рассчитываем догнать и перегнать вас.
Г-ну Лоджу и другим пропагандистам американского образа жизни ясный ответ Н. С. Хрущева пришелся не по душе. В тот же день, 17 сентября, выступая в Экономическом клубе Нью-Йорка, Г. Лодж решил, видимо, «углубить» свою характеристику американской системы, так сказать, «обосновать» ее определение.
И вот в порядке «углубления» и «обоснования» он заявил следующее: «…«бароны-грабители», как столетие назад некоторые называли капитализм, монополистическая система, в которой небольшая группа контролирует и эксплуатирует усилия многих, — это нечто такое, против чего мы возражаем…Если «барон-грабитель» — это определение капиталиста, то в таком случае мы вообще не капиталисты».
Не замечая иронических улыбок своих слушателей, Лодж продолжал:
— Возможно, что такую систему лучше охарактеризовать как экономический гуманизм, чем как монополистический капитализм.
Начав расхваливать «новый капитализм», Г. Лодж уже не мог остановиться. Обращаясь к Никите Сергеевичу Хрущеву, он заявил:
— В заключение, г-н Председатель, разрешите мне сказать, что я был поражен — так же как, я уверен, были поражены Ваши слушатели — Вашим заявлением за завтраком в том смысле, что Вы не видите различий между злоупотреблениями раннего капитализма, который был описан Марксом, и нашей современной системой экономического гуманизма.
Эта разница так же велика, как разница между черным и белым, и мы думаем, что это станет совершенно ясным для Вас, когда Вы сами все увидите во время Вашей поездки по стране. Наша страна существует для блага всех рядовых граждан…
Слушая эти речи Лоджа на завтраке и на обеде 17 сентября, крупнейшие капиталисты Нью-Йорка, видимо, были довольны. Кое-кто подбадривал его улыбками, возгласами, аплодисментами.
Но прошло всего несколько минут, и они поняли, что их златоуст проявил чрезмерное усердие, явно «пересолил» и потому сам попал, да и их самих поставил в неловкое положение.
— Почему же здесь господин Лодж столь усердно занимался защитой капитализма? — обратился Н. С. Хрущев к участникам встречи в Экономическом клубе и, отвечая на этот вопрос, сказал: