— Что ты пьешь эту американскую дрянь? — Заполошин брезгливо поджал губы. — У тебя что, нет нормального французского коньячку?
— Для шефа — все, что угодно! — Сырков достал из другого угла шкафчика бутылку дорогого французского коньяка и коробку шоколадных конфет. — А насчет этой самой тусовки ты не беспокойся. Они теперь еще больше будут в нас заинтересованы. Потому как всем захочется хотя бы долю «МУКОСа» получить.
— Хрен они чего получат! — Заполошин опрокинул рюмку коньяка, бросил в рот сразу три конфеты и смачно выдохнул. — Насчет «МУКОСа» у шефа другие планы.
— Какие? — поинтересовался Сырков.
— А это тебе пока еще знать не положено. Всему свое время. Но разыграем все, как по нотам! Будь спок!
Заполошин опрокинул в себя вторую рюмку коньяка, прихватил горсть конфет и двинулся к выходу. Уже около самых дверей остановился.
— Тебе от шефа звонили? Он ждет нас с тобой завтра в десять по поводу создания нового избирательного блока. А на двенадцать вызывай к себе Рогожина и всю компанию. Я тоже подойду.
Сырков вместе с ним вышел в приемную и, проводив его до коридора, повернулся к Лилечке.
— Завтра на двенадцать ко мне Рогожина, Глазмина, Веретенникова, Скачкова, Бабунина.
Идея создания нового политического блока возникла еще прошлой осенью. Как только во фракции коммунистов возникли серьезные противоречия, было принято решение данный успех закрепить. С этой целью Сырков разыграл в Думе сложную многоходовку. В результате — большая группа депутатов покинула фракцию КПРФ и перешла в разряд «независимых». На самом деле, это был всего лишь первый шаг к созданию новой, альтернативной КПРФ, политической силы. Сырков прекрасно понимал, что руководство партии, обуреваемое личной обидой и высокими амбициями, никогда больше на контакт с выбывшими не пойдет. Но и тем во вновь сложившейся обстановке, в преддверии предстоящих выборов, не останется ничего, кроме попытки создания своего, независимого от КПРФ, избирательного блока.
Вообще, задача стояла предельно ясно: максимально ослабить левый фланг за счет дробления сил. Именно для этого уже зимой Сырков пригласил к себе лидера аграриев и намекнул, что Кремль хотел бы видеть в будущей Государственной Думе самостоятельную фракцию аграрной партии. И даже пообещал организовать финансовую помощь. Лакшин этим весьма воодушевился. И уже на первом же после встречи в Кремле пленуме партии объявил о том, что аграрии будут пробиваться в Думу самостоятельно.
— Нам ни к чему постоянная указка со стороны руководства компартии! — заявил он. — В дореволюционной Государственной Думе у аграриев была самостоятельная фракция, и мы эту традицию продолжим.
Попытка бывшего лидера аграриев в Государственной Думе Николая Харитошкина вразумить Лакшина закончилась ничем. Между аграриями и коммунистами окончательно пробежала черная кошка. Эту первую политическую победу Сырков с Заполошиным отметили с большим воодушевлением. Пили вдвоем в наглухо закрытом кабинете. Тост был только один «Поехали!»
И они действительно поехали. Операцию назвали «Крах Второго Интернационала». Теперь на повестке дня стояла задача максимально отобрать у коммунистов электорат. Чьими руками это делать, было совершенно безразлично.
Именно тогда на проработку пошли несколько фигур.
Первой из них стал Сергей Глазмин. Правда, по поводу данной кандидатуры возникли опасения у советников, представлявших «силовой блок». Слишком уж этот парень был самостоятелен, умен и непредсказуем. А такое всегда настораживает. Особенно не нравилось то, что любое его выступление в Государственной Думе носило целостный, продуманный характер и было весьма понятно населению. И, поскольку Глазмин был к тому же еще доктором экономических наук, к нему здорово потянулась вся интеллигенция. Но это же показалось и огромным плюсом. Значит, удастся оторвать интеллигенцию от коммунистической верхушки.
Вторым стал Дмитрий Рогожин. Этот уже давно был на прицеле. Политически он определяться не хотел. Да, видимо, и не мог. Его пребывание в депутатской группе «Народная партия» было довольно условным. Сырков сразу определил, что Рогожин — парень довольно амбициозный, любящий власть и внимание со стороны руководства. В свое время они с Заполошиным подкинули шефу идею сделать его своим спецпредставителем по одной из проблемных областей. С задачей Рогожин справился не ахти как блестяще. Но возможность лично и постоянно общаться с президентом страны сыграла большую роль. Он сразу окрестил себя «президентским спецназом». И именно такой «спецназ» теперь был нужен Сыркову.
Третьим стал бывший заслуженный генерал, полный кавалер и герой, широко известный всем ветеранам страны, Валентин Веретенников. Человек он был покладистый, спокойный, рассудительный и в целом — весьма положительный.
К ним в компанию планировалось подобрать людей неординарных, во всем положительных. А самое главное, — известных в стране. В этой команде оказались бывшие генералы, ученые, телеведущие, журналисты и уже подзабытые общественные деятели. Сделать все это планировалось с помпой, с блеском. Так, чтобы вызвать ответную отрицательную реакцию со стороны коммунистов.
Но сами выбранные пока еще не догадывались, какую роль им отвели в этой отчаянной и бессовестной борьбе за власть.
Ровно в двенадцать часов они перешагнули порог сырковского кабинета. А уже через полтора часа Сырков докладывал по телефону с надписью «Президент»:
— Вопрос создания нового блока с названием «Отчизна» согласован. Тройка лидеров определена: Глазмин, Рогожин, Веретенников. Раскручивать начали уже сегодня. Указания СМИ и ЦИКу даны. С финансами проблем не будет. Вопрос полностью на контроле.
Этим вечером Сурок долго и тщательно чистил свою шкуру. Ему показалось, что на ней налипла огромная куча грязи. И даже вода из-под крана почему-то попахивала какой-то паршивой тухлятиной. Но самое страшное — ему вдруг совсем расхотелось есть. Не прельщали даже арахисовые орешки. Тоска оказалась сильнее голода. И вот уже в который раз за прошедшие недели он вспомнил свою маму-сурчиху, шумную непутевую сурчиную братву, вечно недовольного хозяина фермы. Отсюда, из далека, они все представились ему теперь такими добрыми, родными и близкими… А окружающая его действительность кремлевских хором показалась полным убожеством и невероятным уродством. А может быть, на эти грустные мысли навели его разговоры, которые ему приходилось теперь выслушивать изо дня в день. «Так и до беды недалеко» — подумал он и начал устраиваться на ночлег.
Из путевых заметок профессора Воронцова
«После неудачного старта в Иваново в Челябинскую область я ехал с каким-то странным чувством. И, хотя руководство аграрной партии высказало полное желание поддержать мою скромную кандидатуру в одном из округов Челябинской области, верилось в их возможности с большим трудом. Это усугублялось полным отсутствием средств для проведения избирательной кампании. И если бы не мои личные сбережения, не на что было бы даже сделать первые формальные шаги.
Маленький заштатный городок Кыштым встретил меня неласково. В окружной избирательной комиссии мое появление было воспринято совершенно буднично и равнодушно. Секретарь комиссии, женщина лет сорока пяти, долго изучала мои документы, делала ксерокопии паспорта и дипломов об образовании и, наконец, со вздохом проговорила:
— Шестым будете.
— В каком смысле? — не понял я.
— Говорю, уже шестеро документы подали, — безразлично пробормотала она.
— А кто еще? — поинтересовался я.
— Вон там, в папочке, поглядите, — махнула она рукой. — Кроме Грушанкова и вас еще Мицуков от пенсионеров, Жабзасирова от «Яблока», дядька какой-то от коммунистов и пацанчик от Жирновского. В общем не густо. Но у вас все равно шансов никаких. Тут грушанковские уже всех к рукам прибрали. С прошлой осени шуруют. Впрочем, — вздохнула она, — дело ваше. А наше дело — сторона.
На выходе из здания администрации города, в котором расположилась избирательная комиссия, я приметил пачку свежеотпечатанных газет с названием «Кыштымский округ». Со всех страниц на меня смотрели фотографии, на которых в различных ракурсах и с различными людьми был запечатлен один и тот же бравый молодой человек. Из надписей я узнал, что это и есть мой главный конкурент — Михаил Грушанков.
После небольших скитаний по городу набрел на небольшую частную гостиницу под названием «Бильярд». Люди оказались приветливыми, комната — светлой, цена за постой — доступной. И я понял, что это и будет моим местом жительства на ближайшие два месяца.
Но газета, тираж которой согласно маркировке сзади составлял тридцать тысяч экземпляров, никак не давала мне покоя. По закону агитационную кампанию в прессе можно было начинать только через три недели. И, памятуя о наставлениях моей мудрой дочери-юриста, я сел писать свое первое заявление в избирательную комиссию на неправомерные действия конкурента. Тогда я еще не предполагал, что подобных заявлений мною будет написано более двадцати. И ни на одно из них я не получу никакой реакции. Такова логика действия нынешней избирательной системы в России.
