Несмотря на то, что в России очень многое достойно восхищения, тот моральный ущерб, который Сталин нанес стране, оставил в ее морали глубокие следы: общество поражено коррупцией в огромном масштабе, охвачено всепроникающим цинизмом, символом России сегодня является повсеместное нежелание граждан участвовать в общественной жизни. Однако, несмотря на все это, многие россияне, похоже, согласны с Путиным, считая, что те человеческие жертвы, которые общество понесло за период сталинского правления ради развития страны, были оправданными.
Опрос, проведенный в 2006 году, показал, что более 35 % россиян голосовали бы за Сталина, если бы он был жив, меньше одной трети считают его тираном. В опросе 2007 года больше половины российской молодежи сказали, что Сталин сделал больше хорошего, чем плохого. Половина респондентов в возрасте от 16 до 19 лет считает, что Сталин был «мудрым лидером».
1 декабря в Институте Брукингса в Вашингтоне прошла дискуссия, в ходе которой обсуждалась история российской власти. Историки и политологи обсуждали, как повлияли на нее в ХХ и XXI столетиях два ее знаковых представителя — Иосиф Сталин и Владимир Путин. Презентацию сделал Стивен Коткин из Принстонского университета, автор новой, высоко оцененной специалистами биографии «Сталин. Том первый. Парадоксы власти, 1878–1928». Президент Института Брукингса Строб Тэлботт выступил модератором дискуссии.
В своей книге Коткин описывает Сталина как одновременно хитрого и ограниченного правителя, упорного и параноидального, циничного и в то же время фанатически верящего в идею, способного быть и крайне жестоким, и обаятельным.
Однако данная книга — это не просто биография, это и исследование роли России в мире, и того, как повлияла власть Сталина на Россию в целом в ее советской ипостаси.
Книга изучает само понятие власти — каковы ее истоки, как ею можно завладеть и как пользоваться, как ее можно утратить, какова человеческая цена для ее носителей.
Сталин в книге Коткина — это не иррациональный лидер, но личность, способная мобилизовать людей, обладающая «превосходными организационными способностями», огромной трудоспособностью, стратегическим мышлением и неразборчивостью в средствах достижения цели, напоминающей его учителя — Ленина.
Как пишет Стивен Коткин, раз за разом Сталин убеждался, что ключом к успеху является насилие. Приверженность Сталина марксистской идеологии была настолько фанатичной, что смогла оправдать смерть миллионов людей. Книга, первая из трилогии, заканчивается в 1928 году, перед тем, как страна испытала ужасы коллективизации, Большого террора и Второй мировой войной.
Коткин считает, что Сталина и Путина объединяют одни и те же цели: стремление вернуть Россию в список «великих держав», реорганизация международной системы, которая, по их мнению, несправедливо относится к России. Однако «Владимир Путин не тот лидер, которым был Иосиф Сталин», — делает вывод Коткин. По его мнению, Сталин смог мобилизовать общество посредством целостной марксистко-ленинской идеологии, тогда как движущим мотивом Путина является русский национализмом, влияние которого на национальные меньшинства намного слабее. Грузин по национальности, Сталин понимал проблемы, которые несут стабильности его правления национальные меньшинства, пишет в своей книге Коткин, Путин же, похоже, слеп в этом вопросе.
Более того, использование Путиным русского национализма для легитимизации своего правления может подорвать его же планы по созданию многонационального Евразийского союза. Еще один аргумент, приведенный Стивеном Коткиным: Сталин был лучшим стратегом, чем Путин: принимаемые нынешним российским президентом решения часто спонтанны и эмоциональны.
Говоря об Украине, Коткин предупредил об опасности сползания России к ее давнишнему деструктивному стереотипу поведения: привычке везде видеть внешних врагов и вторгаться в соседние государства под предлогом защиты собственной безопасности. Однако, на мой взгляд, Стивен Коткин и сам оказался в той же самой ловушке, в которую попадают многие другие российские эксперты, когда говорят об украинском кризисе. Как бы они ни сочувствовали Киеву, ситуацию в Украине они видят в основном через «московскую призму». Коткин говорит о странах, непосредственно примыкающих к западным границам России, как о «территории между Россией и Германией», о том, что эта земля настолько важна для Кремля, что Европа и США со временем смирятся с российской аннексией Крыма.
На самом деле же деле, могущество Путина несоизмеримо со сталинским, он не может, да, пожалуй, и не хочет воссоздать тогдашнее авторитарное государство. Поэтому непонятно, каким образом уступки Запада в удовлетворении экспансионистских аппетитов России будут способствовать укреплению европейской безопасности.
2014 г.
Даже на пике власти Владимира Путина, когда обозреватели называли систему, которой он управлял, «вертикалью», российская политика по сути была не жесткой иерархией, а подвижным конгломератом ключевых игроков, неформальных групп, соревнующихся друг с другом за ресурсы и влияние. От Бориса Ельцина Путин унаследовал страну, в которой уже был высокий уровень коррупции, слияние бизнеса и бюрократии, криминалитета и правоохранительных органов и, главное, слияние власти и собственности. Путин создал костяк элиты, которая состояла из олигархов, силовиков, аппаратчиков президентской администрации и партии «Единая Россия». Он воспользовался своим контролем над СМИ, чтобы создать миф, согласно которому он вернул Россию на мировую арену, защитил ее от террористов и улучшил благосостояние населения. Его народная поддержка легитимизировала эти мифы и давала ему преимущество в клановой политике.
Путин поддерживал баланс системы, модерируя разногласия внутри элиты и защищая ее имущественные интересы. Он играл роль арбитра среди ключевых игроков, далеко не все из которых были его убежденными сторонниками. В случае возникновения спора за президентом было последнее слово. Когда принимались ключевые решения (к примеру, об увольнении министра обороны Анатолия Сердюкова), их необязательно принимал лично Путин — он был всего лишь главным в коллективе. Когда баланс власти изменился не в пользу Сердюкова, у которого было много врагов, Путин согласился убрать его, чтобы ослабить напряжение внутри системы, заменив его на более популярного Сергея Шойгу.
К концу президентства Дмитрия Медведева многие эксперты стали сомневаться в долговечности нынешней российской экономической модели, основанной на экспорте сырьевых ресурсов и обеспечившей рост минувшего десятилетия. Тогда различные кланы занимались «перетягиванием каната», борясь между собой за контроль над энергетическим сектором. Возвращение Путина в президентское кресло произошло накануне принятия спорной программы приватизации, при которой в элите началась бы жесткая борьба за деньги. Отчасти возвращение Путина в Кремль было попыткой гарантировать, что драка внутри элиты не перерастет в открытую войну, грозящую дестабилизировать всю систему.
Однако возвращение Путина лишь усилило разногласия внутри элиты. Некоторые ее представители связывали надежды на политические и экономические реформы со вторым сроком Медведева. Другие негативно восприняли жесткие меры, принятые в отношении оппозиции после массовых протестов против сфальсифицированных думских и президентских выборов. Многие восприняли принятие в США «закона Магнитского» как неспособность Путина защищать олигархов. Некоторых высокопоставленных чиновников смутил запрет Кремля на усыновление российских детей американцами. Политическая база режима — партия «Единая Россия» — также начала ослабевать на фоне снижения доверия к ее лидерам. По мере сокращения поддержки Путина в элите начались разговоры о преемнике, который смог бы сбалансировать интересы всех, как это в прежние времена делал Путин. По слухам, представители властной элиты, симпатизирующие оппозиции, тайно поддерживали уличные протесты в надежде использовать их в качестве рычага, чтобы принудить Путина уйти с президентской должности раньше — вначале в пользу Медведева, затем в пользу Кудрина.
Следует подчеркнуть, что речь не идет о соперничестве между теми, кто, по словам Дэвида Лейна, выступает «за государственный капитализм», и теми, кто «ориентирован на более либеральный рынок и интересы». По сути это война кланов за ресурсы и власть в рамках нынешней политической системы. Как справедливо отметил Владимир Милов, «либералы» вроде Медведева и Кудрина разделяют мнение силовиков о том, что народ — это не независимые граждане, а объекты манипуляции.
