Действительно, традиционная политическая карта мира и система национальных институтов подвержены определенной эрозии. Национальные границы, право, язык, политические институты, средства коммуникации, расстояния, время - все, что раньше защищало и определяло особый порядок политической организации отдельных обществ и государств, сегодня не может оградить их от глобальных взаимодействий. Субъектами политики в той или иной стране являются одновременно и национальные лидеры, и представители иных государств, народов, религиозных организаций, международного капитала и различных глобальных социальных движений. Часть из них к тому же имеет не вполне легальный статус, представляя всемирный "теневой" политический процесс и международную преступность. Появление этих новых субъектов истории наполняет мир и новым, не всегда понятным и все чаще чрезвычайно опасным содержанием. Кризис же и недостаточная эффективность международных политических институтов только усиливают значимость в рамках глобального политического процесса внеинституциональных и внеправовых политических технологий.
Однако, с другой стороны, все представления о том, что глобализация, повышая роль негосударственных игроков на международной арене, размывает также и сам институт государства, оказываются по меньшей мере поверхностными. Принципы Вестфальской системы международных отношений остаются основополагающими: верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти на территории государства, независимость в международном общении, обеспечение целостности и неприкосновенности территории.
Правда, к сожалению, говорить об их полной незыблемости нельзя. Угроза размывания этих принципов и подобного понимания суверенитета имеет место и усиливается. Но проистекает эта угроза опять же в первую очередь не от сетевых структур, а от некоторых "государств холодной волны", а также от их уже устаревших, но все еще ищущих активного оправдания собственного существования военно-политических блоков и коалиций типа НАТО. Именно здесь, а вовсе не в каких-то сетевых структурах возникают концепции "неудавшихся государств", "мягкого суверенитета", "внешнего управления государствами" и "гуманитарных интервенций". И именно их логическим продолжением может оказаться в будущем уже обсуждавшаяся нами гипотетическая модель "глобализации ресурсного суверенитета".
Иначе говоря, несмотря на все опасности, исходящие от сетевого мира, международного терроризма и мирового подполья, в постановке под сомнение жизнеспособности института государства до сих пор определяющую роль продолжают играть амбиции и политические интересы именно самих государств. Теоретические обоснования "размывания", "ограничения" и "проницаемости" государственного суверенитета слишком часто оказываются орудием межгосударственной конкуренции и инструментом вмешательства во внутренние дела тех или иных стран.
В действительности же глобализация требует значительного укрепления института государства. Государства эффективного, правового, дееспособного, ответственного перед народом, иными странами и миром в целом. Причем такая ответственность не в последнюю очередь, а подчас и в первую голову требует от самих государств и их элит меньшего рвения в дискредитации понятия государственного суверенитета, меньшей развязности в интерпретации тенденций развития национально-государственных основ системы международных отношений, меньших активности и безумия в подпиливании дерева, на котором они сами сидят.
В противном случае невозможно будет говорить об адаптации института государства к современности, его усилении и модернизации в соответствии с новыми реалиями, эффективности ответа и отдельных государств, и всей системы международных межгосударственных отношений на совокупность связанных с глобализацией вызовов и угроз. А такой императив очевиден. Сущность реальных проблем государства действительно связана с тем, что оно встраивается, даже помимо собственного желания, в новую глобальную матрицу политических, экономических и социальных отношений. Усиливаются трения и нагрузка на государства в соприкосновении с различными надгосударственными моделями глобализации.
С одной стороны, например, это может быть глобализация религиозного толка. Ислам сегодня является одним из самых мощных глобализационных трендов, стирающих границы между государствами. В этой связи часто говорят о цивилизационном разломе между современным исламом и остальной частью планеты. Проблема осложняется тем, что огромная часть жителей исламских государств проживает в бедности и за ее чертой и потому очень остро воспринимает несправедливость современного мироустройства, при котором разрыв между наиболее развитыми индустриальными странами и большей частью населения в уровне и качестве жизни людей, технико-технологическом и культурном развитии все более усиливается.
При этом в мусульманском мире есть силы среди политических и деловых элит, которые хотели бы перенаправить энергию социального недовольства, накапливаемую "исламской улицей", на каких-то внешних врагов в лице представителей других конфессий, с тем чтобы в целости и сохранности оставить без изменений традиционные и зачастую очень архаичные формы своего господства. Пересечение этих двух тенденций и дает в итоге питательную среду для распространения фундаментализма, религиозного экстремизма и терроризма.
Однако возникшие проблемы в отношениях части мусульманского населения земного шара преимущественно с народами развитых индустриальных государств носят скорее всего временный характер. Исламская цивилизация сегодня столкнулась с вызовами внутренней модернизации, адаптации основных религиозных постулатов к реалиям современной эпохи, таких, как свобода самоопределения личности, равноправие женщин, политическая и культурная терпимость. На протяжении мировой истории другие религии также проходили через модернизацию своей доктрины.
И здесь Россия может оказаться в числе мировых лидеров. Мы имеем собственный и немалый опыт развития ислама в его миролюбивой, открытой и толерантной версии, например, в Татарстане, где мусульмане бок о бок живут и совместно трудятся с представителями других конфессий на благо общей родины - России. Очевидно, что будущее - именно за такими, созидательными формами и направлениями ислама, открытыми для диалога с другими конфессиями. Ислам в состоянии, опираясь на его собственный опыт, модернизироваться и адаптироваться к современным реалиям. Попытки же грубого навязывания мусульманским странам чуждых институтов, моделей поведения и ценностей приводят лишь к обратному результату - усилению позиций экстремистов.
Структурный кризис будущего государства также связан с вызовами экономической глобализации, не полного соответствия структуры и функций традиционных, "классических" государств потребностям национального развития в новую эпоху.
С одной стороны, государство, стремясь соответствовать логике глобализации как в первую очередь глобализации экономической, приобретает все более экономический "профиль", превращается в государство-корпорацию, конкурирующую с ТНК и являющуюся агентом граждан в глобальной экономике.
Но одновременно - в той мере, в какой новая эпоха является эпохой постиндустриального типа, то есть экономикой знаний, экономикой человеческого капитала, - в государственной политике естественным образом возрастает значение всего того, что называется сектором общественных услуг, что формирует концепцию "социального государства" или государства всеобщего благосостояния. Социальная логика эволюции государства во многом противоречит его экономизации и в этом смысле следованию неолиберальной экономической доктрине, которая предписывает сокращение государственных расходов, налогового бремени, социальных обязательств и повышение собственно экономической эффективности государства по аналогии с бизнес-субъектом.
Способность государственной власти, национальной элиты найти оптимальный баланс данных тенденций и требований превращается в главный критерий эффективности элиты и государства. В этом и состоит главный ответ на вопрос о том, есть ли у государства будущее.
Таким образом, для нас вызов времени в области строительства государства можно сформулировать так: России необходимо в разумные сроки перестроить и повысить качество своей государственности, системы власти и управления, ориентируясь именно на критерии эффективности и конкурентоспособности государства в современном глобальном мире. Это означает необходимость и дальше наращивать и усиливать участие государства в регулировании и развитии мировой экономики и политики. Однако во внутренней социально-экономической политике должна формироваться и усиливаться более масштабная и оснащенная постиндустриальная социальная политика, поскольку защита и развитие человека как "главного капитала" новой глобальной экономики превращается едва ли не в основную государственную функцию.
