Из комбикорма что-то варят детям.
Для скотины приготовили корм, скотина сдохла, комбикорм прогнил - и из этого гнилья детей русских сегодня кормят! Да они вообще уже не рождаются. Трое сдыхают, чтобы родился один русский. Это в Ивановской области. Это сегодня точно известно.
Ваня, или мы с тобой остановимся и наконец начнем вышвыривать вражескую гадину из своего дома, или они нас до конца добьют, до гробовой доски.
Но самое страшное, Ваня, что и на гроб сегодня не хватает досок. Или не хватает гвоздей, чтобы забить гроб. И тысячи трупов, Ваня, лежат в моргах, родственники не хотят забирать: нет денег на похороны.
Ты знаешь, Ваня, что солдаты, погибшие в ту большую войну с немцами, в 45-м мы их победили, немцев, до сих пор лежат непохороненные, Ваня?
А ты знаешь, что сотни солдат в Афганистане остались? Последний генерал Громов, уходя из Афганистана, в 89-м на весь Советский Союз, не подумав, доложил Горбачеву, что за его спиной не осталось ни одного советского солдата.
Но сотни солдат остались в плену и рабстве в Афганистане. Другой генерал через 9 лет, в 96-м году, на Кавказе тоже подписал документ о мире. Это был позор. Имя этого генерала Лебедь
Ваня, прошло 7 лет, и всё, что я написал в книге «Последний бросок на юг», свершилось.
Полыхает Средняя Азия, террористы и в Таджикистане, и в Киргизии, и в Узбекистане. Полыхает Кавказ.
Но не я же там воюю, не я начал войну. Я, как прозорливый человек, знал, что так будет, Ваня. Я поддержал ГКЧП в августе 91-го года, Ваня, а предали, находившиеся в КГБ и в армии негодяи.
И русские генералы поверили и сперва ввели танки в Москву, а потом вывели. И трех дурачков нашли, якобы жертв этого путча.
Никакого путча не было, Ваня! Все разыграли, от Октябрьской революции до сегодняшних дней. Врут тебе, Ваня, каждый божий день.
Не тебя, Иван бросаются защищать русские прокуроры, Ваня, а того, кто напишет заявление им о том, что Жириновский разжигает национальную рознь. Ведь заявление в Генеральную прокуратуру в 93-м году написал именно такой чудак.
Я вспомню его фамилию и тебе скажу. Он уже умер, а русские прокуроры таскали меня на допросы.
Эх, Ванек, Ванек! Ваня, Ваня! Гуси-гуси? Га-га-га. Есть хотите? Да-да-да. Потчуют тебя сказками, всё Золушка да Иванушка-дурачок, серый волк, лиса и ворона, кто-то у кого-то сыр украл, кто-то каркнул, сыр выпал, «с ним была плутовка такова». Это, Ваня, они у тебя сыр-то вырвали.
Чистокровный еврей - это Шейлок, по–русски, Плюшкин, жадный, алчный, расчетливый до самопожирания маньяк. Также как чистокровный русский - это как правило лентяй. Это даже в русском фольклоре нашло отражение - Емелька-дурачок о чем мечтал? На печи лежать да калачи жевать, а остальное пусть само по себе как-нибудь сделается.
Да что там Емелька! Илья Муромец 33 года пролежал на полатях, пока его оттуда не стащили калики перехожие и чуть ли не взашей вытолкали защищать русскую землю от треклятого басурмана Соловья-разбойника. А не стащили бы, так, может и до гробовой доски пролежал наш Илюша на печи. Вот вам и чудо-богатырь!..
Август 2000 года. Сижу в санатории Барвихи и мучаюсь. Забыл я, что санаторий - это в общем-то подобие больницы. Здесь в основном лечат страдающих от какой-нибудь болезни. А, если душа тревожится, раздумья, то здесь ничего хорошего не получишь. Ибо врачи гоняют по процедурам.
Публика та ещё - старые чинуши, которые страну разрушали, а здесь продолжают отдыхать. И вот в отдельные минуты покоя - это бывает часов в пять - шесть утра, когда все ещё спят, и легкий дождичек, полумрак, - я немного отдохнул от прежнего дня, от нового ещё не устал, можно поработать. Принимая один из признаков старшего возраста - это желание пораньше встать, побольше сделать, но как признак, что я ещё молодой, моё желание днем иногда поспать…
Я не для того пишу книжку, чтобы себя с кем-то сравнивать, Ванек, кое-где оставляю о себе информацию, потому что эти жестокие, пакостные журналисты от тебя скрывают всю информацию обо мне. Только как клоуна выставляют меня перед тобой, чтобы ты посмеялся, как над «Куклами» на НТВ, и ничего бы не понял. Поэтому мы немножко их подправим с тобой.
Свой роман «В поисках утраченного времени» Марсель Пруст писал тяжело больным. Он страдал от астмы. Его всё вокруг раздражало. Малейший шорох, малейший звук приводил его в исступление, мешал работать, думать. Стремясь изолироваться от внешнего мира, он приказал оббить свой кабинет, который одновременно служил ему и спальней, пробковым деревом. Там царила гробовая тишина. Шестнадцать лет писал он свой роман. Три тысячи страниц убористого текста. Главный принцип из которого исходил писатель близок мне. Это импрессионистский принцип - впечатление всему голова, впечатление от события, человека, мысли составляет своего рода критерий истины. В романе нет иерархии фактов, как принято в традиционных романах - что-то главное доминирует над всем остальным, якобы неглавном. Для Пруста нет незначительных обстоятельств. Для него всё важно.
Об этом и я хотел бы сказать. Для меня в моем повествовании – размышлении нет мелочей. Любая тонкость ценится также высоко и значимо, как самая распрекрасная теория и как сегодня любят говорить везде и всюду - концепция.
Глава 3. Мои университеты
Что мы с тобой, Ваня, знаем из русской литературы, русской культуры вообще, если, скажем будем исходить из школьной программы?
Что ты читал у Пушкина? Пожалуй, ответишь без запинки - «Евгений Онегин». И то, не потому что читал, а потому что «проходили», писали даже сочинение «Образ Татьяны в поэме Евгений Онегин». С некоторой заминкой вспомнишь повесть «Дубровский». Ну и уж совсем невероятно, если назовешь «Капитанскую дочку». Фильм, видимо смотрел про Емельяна Пугачева.
Вот и весь, Ваня, твой Пушкин.
А ведь у него не только те, что я назвал, произведения есть. Например, маленькие трагедии. Среди них одна из лучших «Моцарт и Сальери». Года три назад телевидение предложило мне сыграть как бы в шутку, а получилось, всерьез, роль Моцарта. Сальери играл Константин Боровой. Получилось неплохо.
Все смотрели с удовольствием. Фильм получил немало откликов телезрителей. В подавляющем большинстве - удивлялись, не могли представить, что Жириновский способен играть такую роль. Причем, сыгранную, если и не на равных с покойным Иннокентием Смоктуновским, то во всяком случае не так уж плохо.
А что мы знаем из школьной программы о Горьком?
Сегодня, по-моему, его вообще исключили из списка изучаемых писателей, если не ошибаюсь. Почему?
Сперва сами же замучили нас горьковской «Матерью», «Песней о Соколе», «Старухой Изергиль» - действительно самые худшие и тенденциозные вещи. «Буря, пусть сильнее грянет буря!», - как сейчас помню. Наизусть заставляли учить. Ну, и кому, на хрен, нужна эта буря?
Или старуха эта. Сидит какая-то баба-яга, курит самокрутку, то ли цыганка, то ли молдаванка, хрен ее поймет. Вспоминает молодость, кто и как ее трахал. Выплывает этот Данко. Для неё, может быть, и любимый. Ну, а мне на черта он сдался? Что я как читатель, как учащийся паренёк получу духовно от знакомства с этим обормотом? Да, ничего, пустое всё как песок в руке - не удержать.
«Море смеялось», - это уже лучше.
Всегда, когда смотрю на море, вспоминаю эту горьковскую крылатую фразу. Хорошо. Просматриваю его 30-томное собрание сочинений и нахожу там массу неизвестных и на редкость глубоких произведений. Скажем, цикл рассказов «По Руси» - это же прекрасно! Или посмертный роман-исследование о жизни поколения рубежа Х1Х-ХХ веков «Жизнь Клима Самгина».
Мы тоже с тобой, Ваня, живем на рубеже веков ХХ и ХХ1-го. Интересно знать, что думали 100 лет назад? Думаю, - да.
Сорок лет жизни описал Горький как бы глазами Клима Самгина.
Но мне почему-то из-за плеча этого смого литературного Клима всё время видится выглядывающее скуластое лицо молодого Пешкова. Тут же вспоминаются другие его замечательные биографические повести «Детство», «В людях» и особенно - «Мои университеты», где он описал попытку собственного самоубийства.
Моими университетами, Ваня, я называю годы учебы. Сначала в школе. Потом - в университете.
Но что куда важнее и значимее - познание жизни. Те уроки, которые изо дня в день даёт нам самый суровый, но и самый справедливый университет - повседневная жизнь.
Первый класс в школе - сентябрь 1953 года - я запомнил не первым звонком, не первой партой, за которую сел впервые учиться, не первым завтраком в школьной столовой. Я запомнил его доргой - как шёл из школы.
Шёл один, без мамы, она всегда на работе, в руках новенький портфель. Именно в тот момент я и ощутил новое качество в своей жизни - учащегося, когда надо не бегать и орать, а думать головой. Запомнил первую учительницу - Марию Петровну Семисалову. Запомнил ее первые обращенные к нам слова: «Ребята, теперь вы не просто мальчики, вы ученики, вы - школьники». Почему без девочек? Потому что смешанные школы ввели только после смерти Сталина только с сентября 1954-го.
