Огнестрельные ранения были констатированы у 431 мужчины, 100 женщин и у 7 детей и подростков. Входные отверстия ранения, как правило, располагались в затылочной области головы или на задней поверхности шеи; в некоторых отдельных случаях — в теменных, височных и лобных областях, а также на передней поверхности грудной клетки и на спине. Повреждения головы тупым твёрдым тяжёлым предметом были у 24 мужчин, 4 женщин и 1 подростка.
При исследовании 606 трупов не обнаружено причин смерти травматического характера, при этом в одной части случаев основываясь на судебно-медицинских данных следует считать, что причиной смерти послужило голодание или острые инфекционные болезни. В отношении другой части трупов далеко зашедшие гнилостные изменения лишают возможности с определённостью судить о причине смерти.
Эксгумация и исследование трупов показали, что в могилах на территории быв. Смоленской радиостанции, Пионерского сада, Железнодорожной больницы, дер. Ясенной и Дома Красной Армии находятся лишь трупы, имеющие огнестрельные ранения с ясно выраженными их признаками…».[507]
447. Даю этот документ, чтобы вы обратили внимание на то, что немцы практически не прятались и уничтожали советских граждан там, где им было удобнее, — чуть ли не в центрах городов и населённых пунктов. Это вызывало беспокойство даже самих немцев. Из «Документа СССР-293» следует, что командир 528-го пехотного полка немцев майор Резлер уже в январе 1942 г. доносил о том, что массовые расстрелы проводятся на виду не только немецких солдат, но и гражданского населения. К этому донесению Резлера, отправленному в Берлин начальнику комплектования немецкой армии, было дописано его командиром: «Если подобные действия будут происходить открыто, то они станут известны на родине и будут подвергнуты обсуждению».[508]
448. Но надо понять и немецкие айнзацкоманды — они боялись проводить массовые расстрелы вне расположения своих войск. И вот почему.
На Нюрнбергском процессе заместитель Главного обвинителя от СССР Ю. В. Покровский огласил суду документ № СССР-311, который был составлен из документов полиции безопасности и СД по Житомирской области, касающихся расследования преступной халатности работников этой полиции в декабре 1942 г., в результате чего «унтершарфюрер СС Паалъ и унтершарфюрер СС Фольбрехт подверглись нападению заключённых и были убиты из их собственного оружия». Я приведу выдержки их этих документов, из которых станет ясно, что произошло.
Штурмшарфюрер СС и криминаль-оберсекретарь Ф. Кнопп на допросе показал:
«С середины августа я являюсь руководителем Бердичевского отделения полиции безопасности и СД в городе Житомире. 23 декабря 1942 г. заместитель командира гауптштурмфюрер СС Кальбах обследовал местное отделение воспитательно-трудового лагеря, находящегося в ведении вверенного мне учреждения. В этом воспитательно-трудовом лагере с конца октября находятся 78 бывших военнопленных, которые в своё время были переведены туда из стационарного лагеря в Житомире вследствие нетрудоспособности…
…Находившиеся в здешнем лагере 78 военнопленных были исключительно тяжелораненые. У одних отсутствовали обе ноги, у других — обе руки, у третьих — одна какая-нибудь конечность. Только некоторые из них не имели ранения конечностей, но они были так изуродованы другими видами ранений, что не могли выполнять никакой работы. Последние должны были ухаживать за первыми.
При обследовании воспитательно-трудового лагеря 23 декабря 1942 г. гауптштурмфюрер СС Кальбах отдал распоряжение, чтобы оставшиеся в живых после имевших место смертных случаев 68 или 70 военнопленных подверглись сегодня же „особому обращению“… Подготовку экзекуции я поручил сегодня ранним утром сотрудникам местного управления унтершарфюрерам СС Фольбрехту и Паалю и ротенфюреру Гессельбаху.
…Из оружия они имели немецкий пистолет-пулемёт, русскую самозарядную винтовку, пистолет OB и карабин. Хочу ещё подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трём лицам гауптшарфюрера СС Венцеля, но это было отклонено унтершарфюрером Фольбрехтом, заметившим при этом, что они втроём вполне справятся с этим делом.
По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключённые не были способны к бегству ввиду их физических недостатков».
А оставшийся в живых ротенфюрер СС Ф. Гессельбах показал следующее:
«Сегодня в 8 часов утра мы, гауптшарфюрер СС Бергер, унтершарфюрер СС Паалъ, унтершарфюрер СС Фольбрехт и я, приехали на взятой на кожевенном заводе машине с шофёром, который был украинцем, на участок, находившийся примерно в одном-полутора километрах за лагерем, с восемью заключёнными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу…
…Первая группа состояла, по распоряжению Пааля, почти исключительно из безногих.
После того, как я расстрелял первых трёх заключённых, вдруг услышал наверху крик. Так как четвёртый заключённый был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я до того уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как находился на расстоянии 40–50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежащих на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофёра из добытого ими оружия. Поняв, в чём дело, я выпустил оставшийся у меня в магазине четвёртый патрон по заключённым, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае, я расстреливал патроны второго магазина по беглецам, хотя не могу точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них».
Проводивший следствие по этому делу констатировал:
«Таким образом, из двадцати восьми заключённых четыре были застрелены в могиле, два — при побеге, остальные двадцать два бежали.
Немедленно принятые ротенфюрером СС Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находившегося вблизи стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны…».[509]
449. Из-за страха немецких айнзацкоманд далеко удаляться от своих войск почерк их расстрелов и в этом плане резко отличается от почерка расстрелов НКВД. Палачи из НКВД расстреливали только в тюрьмах, а хоронили либо на кладбищах, либо так, чтобы могилы преступников трудно было найти и сделать объектом памяти или поклонения. Даже исключения из этого правила характерны скрытностью от посторонних глаз и казни, и захоронения. Так, общество «Мемориал» полагает, что в 1937–1938 гг., когда казней членов «пятой колонны» было особенно много, то их расстреливали и хоронили на Бутовском полигоне под Москвой. В доказательствах этой версии много противоречий, но даже если согласиться с «Мемориалом», то тогда характерно место казней и захоронений.
Уже с начала 20-х годов это место было недоступно посторонним, поскольку здесь, в имении бывшего коннозаводчика Зимина, в 18 км от Москвы, была сельхозколония осужденных уголовных преступников. А с 1935 г. — стрелковый полигон НКВД. Только забором было обнесено 200 га, а запретная зона с колючей проволокой простиралась гораздо дальше.[510] Поэтому ни выстрелы, ни проезды автомобилей никого из местных жителей никогда не волновали — стрельбище есть стрельбище.
А немцев, в противовес этому, никогда не волновали местные жители — чем больше они знают, тем больше будут бояться. Немцы ведь и поляков в Катыни зарыли так небрежно, что те, напомню, были обнаружены немедленно и чуть ли не под снегом.
450. Но вернёмся к поведению бригады Сталина. Сразу отметим, что в отличие от польско-немецкой бригады Геббельса, у бригады Сталина не пропало ни одно вещественное доказательство, не был уничтожен ни единый документ, не был убит ни один свидетель или прокурор. Правда, всё это до момента, пока геббельсовцы во главе с Горбачевым и Ельциным не захватили власть в СССР, поскольку теперь геббельсовские подонки творят с архивами, что хотят.
451. Сегодня бригада Геббельса утверждает, что следствие, которое в 1943–1944 году провела в Катыни комиссия Бурденко, полностью сфальсифицировано НКВД и НКГБ. То есть, НКВД и НКГБ откуда-то притащили в Смоленск 1000 трупов, переодели трупы в польскую военную форму, сфабриковали в Москве разные документы с датами после мая 1940 г., рассовали эти документы по карманам трупов, затем трупы зарыли, пригласили на эксгумацию иностранных корреспондентов и стали им демонстрировать эти трупы и эти документы. Разумеется, запугали всех свидетелей и т. д. и т. п. Давайте для начала согласимся в этом вопросе с геббельсовцами. Но тогда обязательно должно быть следующее.
