Впечатления были однозначны: страна готовилась к переговорам, повсюду обсуждались только сроки и условия их проведения, но неизбежность не ставилась под сомнение. Представители всех организаций черного населения, с которыми мы встречались, с огромным энтузиазмом говорили о социализме, но было очевидно, что они плохо понимали, что стоит за социалистическими лозунгами. Все, с кем мы сталкивались, четко знали, что ОДФ – это АНК и что отрицание этого факта – декорум для правительства. На встрече в Линазии нам сказали: «Мы признаем АНК во главе с Тамбо вне страны и МДМ [1218] – внутри страны». В Сошангуве молодежь танцевала с лозунгами «Да здравствует АНК! Да здравствует КПСС! Да здравствует ЮАКП!».
Запомнился разговор с представительницей трансваальского отделения МДМ. «Переговоры это далеко не то же самое, что захват власти, – говорила она, – а мы хотим полной власти». По ее словам, молодежь не хотела переговоров и была уверена, что АНК мог дать ей достаточно оружия для победы. Речь шла не о военной победе, а о саботаже. Но АНК не хотел больше давать оружие: многие лидеры говорили, что успешно вести вооруженную борьбу дальше невозможно. Было и другое мнение: что надо подождать с переговорами до тех пор, пока народ не станет сильнее. В любом случае «поддержка со стороны СССР перестала быть автоматической». По словам активистки, большой процент молодежи поддерживал лозунги ЮАКП и считал Горбачева предателем. Она говорила, что если молодежь поймет, что поставок оружия больше не будет, начнется анархия.
В своем отчете о поездке мы писали, что «альянс АНК/МДМ/ КОСАТУ владеет политической инициативой в процессе создания единого антиапартеидного фронта и обсуждения вопроса о переговорах…» В ходе встреч с различными политическими кругами мы убедились, «что альянс АНК/МДМ/КОСАТУ пользуется безусловной поддержкой огромного большинства черного городского населения (по самым осторожным оценкам южноафриканских университетских центров, не менее 60 % черных горожан поддерживает чартеристские [1219] организации; по мнению большинства специалистов – не менее 70 %). Делегация не увидела каких-либо признаков противоречий между внутренним и внешним (Лусака) руководством АНК». В отчете указывалось, что «при нормальном развитии событий» руководители АНК и ЮАКП смогут вернуться в ЮАР в течение 1990 г., а также предлагалось в связи с возможными скорыми переменами уточнить концепцию национальных интересов СССР в регионе и начать изучение потенциала его экономических отношений с ЮАР [1220] .
В феврале 1990 г. делегация Комитета солидарности, состоявшая из В. Г. Солодовникова и секретаря Комитета по африканским делам Д. Л. Завгороднего, встретилась в Лусаке с только что вышедшим из заключения Нельсоном Манделой. Делегация пригласила его посетить СССР и передала подарок советской общественности – вазу, специально сделанную к его 70-летию. Мандела тепло поблагодарил. Но анковцы не могли не отметить, что уровень советской делегации был более чем скромным: из африканских стран на встречу с Манделой прибывали главы государств. А большинство советских журналистов, аккредитованных тогда в Лусаке, на встречу не пришли [1221] .
В отчете Солодовникова об этом событии подчеркивалась важность «поддержания и расширения связей между советской общественностью и АНК» в новой обстановке. В частности, говорилось в нем, «было бы важно безотлагательно решить вопрос об осуществлении эффективных и реалистических мер по сохранению оперативной связи с руководством АНК». Но, продолжал Солодовников, «политическая обстановка и наша заинтересованность в поддержании хороших взаимоотношений с АНК, очевидно, исключают сегодня направление в ЮАР представителей советских государственных учреждений или явно правительственных СМИ». Эта задача должна была быть возложена на такого советского представителя, который обладал бы определенными личностными характеристиками, а именно «фундаментальными знаниями по южноафриканской проблематике», мог бы «детально ориентироваться в сегодняшней расстановке политических сил внутри страны, обладать солидным багажом личных знакомств с деятелями антиапартеидного движения (и внутренними и внешними [1222] ) и пользоваться их симпатией…». Такому связному предлагалось для получения визы стать либо корреспондентом журнала «Азия и Африка сегодня», либо «приглашенным по линии ИДАСА „на стажировку“», либо «усилить» создававшийся в ЮАР корпункт АПН [1223] .
Установление дипломатических отношений
В марте 1988 г. прямых официальных контактов у МИД с ЮАР все еще не было. В это время А. Л. Адамишин обсуждал такую перспективу с Нуйомой, с которым встретился в Лусаке. К этому времени кубинцы и ангольцы уже не возражали против контактов. Нуйома сказал, что СССР, как постоянный член СБ ООН, может в интересах дела контактировать с кем угодно. Но оставалась «проблема АНК: южноафриканские друзья по-прежнему возражали» [1224] .
Так или иначе, к декабрю такие встречи стали, по словам Адамишина, регулярными. Но путь от них до установления дипломатических отношений был отнюдь не простым.
В ноябре 1987 г. в Москве открылось официальное представительство АНК. В. Г. Шубин пишет, что оно было создано так поздно – даже позже, чем представительство АНК в США, – из-за осторожности Тамбо. Постоянно подчеркивая роль СССР в освободительной борьбе АНК, он не хотел упреков в зависимости от СССР, тем более что представительство финансировалось бы правительством СССР [1225] .
В. Г. Солодовников утверждал, что идея установления дипломатических отношений с ЮАР возникла в 1986 г. Он писал, что после назначения на пост заместителя министра иностранных дел А. Л. Адамишин пригласил к себе трех специалистов-африканистов – журналистов Б. А. Пиляцкина и В. Б. Иорданского и историка А. Б. Давидсона – для консультаций по «новой» политике в Африке. На этой встрече Пиляцкин якобы настаивал на немедленном заключении дипломатических отношений с ЮАР, и остальные участники встречи его поддержали. Как уже упоминалось, В. Г. Солодовников написал несколько писем Э. А. Шеварднадзе с протестами против такого развития событий. Он получил только один ответ, отправленный 29 декабря 1990 г., из которого сделал вывод, что именно то совещание у Адамишина и определило политику МИД в этом вопросе [1226] .
В. Солодовников, назвавший участников совещания «одиозными», писал о нем с чужих слов. Присутствовавший на совещании Давидсон помнит это событие иначе: произошло оно не в 1986 г., а значительно позже – не раньше конца 1988 г., а скорее всего, в 1989 г., и мнения участников по поводу заключения дипломатических отношений с Преторией разошлись. Сам он считал и говорил, например, что заключение таких отношений и разрыв с АНК были бы ошибкой. Но главное все же в другом. Политика МИД СССР не базировалась на мнениях отдельных ученых и журналистов, даже если такие мнения в годы перестройки и выслушивались, и, возможно, даже учитывались. В распоряжении этого ведомства были и другие источники, считавшиеся в СССР куда более авторитетными, чем мнения ученых.
Идея о заключении дипломатических отношений с правительством ЮАР (что привело бы к разрыву с АНК) начала муссироваться советской прессой в 1989 г. С 1990 г. в кругах, связанных с Южной Африкой, началась настоящая кампания за заключение дипломатических отношений. Поддерживала ее и часть научной общественности. На чем базировалась эта идея?
Когда Хеннинг Питерсе приехал в Москву, он был потрясен тем, что многие «российские дипломаты и работники спецслужб не верили, что белые отдадут власть». Более того, «многие думали, что и не надо ее отдавать. Даже после начала переговоров [1227] они в частных разговорах говорили что-то вроде: „Ну мы же понимаем, что вы это не всерьез, так ведь? Им казалось, что переговоры – это какой-то трюк“». Когда после выборов 1994 г. АНК пришел к власти, они «почти не поверили, что это случилось» [1228] .
Вера в то, что АНК не придет к власти, и была, очевидно, главной причиной поспешности, с которой заключались дипломатические отношения. Говорилось и о том, что мы уже опоздали: у всех западных стран отношения с ЮАР установлены. Большую роль сыграли, наверно, и распространявшиеся в нашем обществе антикоммунистические настроения, нагнетавшиеся – как это ни странно – больше всего некоторыми бывшими коммунистами. Б. А. Пиляцкин писал, например: «Многолетняя „монополия на ЮАР“ международного отдела ЦК КПСС, постоянная оглядка в сторону Африканского национального конгресса и ЮжноАфриканской компартии по существу атрофировали южноафриканскую деятельность МИД» [1229] . И даже в 1992 г., когда конституционные переговоры между правительством ЮАР и оппозицией шли уже полным ходом и всему миру было известно, что коммунисты играют в этом процессе активную роль (достаточно назвать имена Джо Слово, Сирила Рамапосы, Тревора Мэнюэла, Джея Найду и многих других, не говоря уже о Табо Мбеки), Пиляцкин утверждал, что «центристские элементы в АНК испытывают сильное давление со стороны левых радикалов, за спиной которых – компартия Южной Африки, стремящаяся сорвать процесс урегулирования и погрузить страну в состояние насилия и хаоса» [1230] . В такой системе ценностей заключение дипломатических отношений с правительством белого меньшинства было действительно логичным шагом.
