Третья волна демократизации началась в 1974 г. после падения диктатуры в Португалии. За 15 лет демократические режимы пришли на смену авторитарным почти в 30 странах Европы, Азии и Латинской Америки. В некоторых странах произошла значительная либерализация авторитарных режимов. В других – движения, выступающие за демократию, обрели силу и легальность.
Сначала этот демократический «прилив» проявил себя в Южной Европе. Через три месяца после португальского переворота рухнул военный режим в Греции, который существовал с 1967 г., затем в Испании смерть Франко в 1976 г. положила конец его режиму.
В конце 1970-х гг. демократическая волна докатилась до Латинской Америки. В 1977 г. военные лидеры в Эквадоре заявили о своем желании уйти из политики. Аналогичный процесс ухода военных с политической сцены повторился в 1978 г. в Перу, затем – в Боливии. В 1982 г. поражение в войне с Великобританией подорвало позиции аргентинской хунты и привело к избранию гражданского правительства. В ноябре 1984 г. избран гражданский президент в Уругвае, а затем демократические процессы достигли Бразилии. В Центральной Америке одновременно с уходом военных процесс демократизации начался в Гондурасе, Сальвадоре и Гватемале.
Демократическое движение заявило о себе и в Азии. В начале 1977 г. первая демократическая страна третьего мира – Индия, – просуществовав полтора года в условиях чрезвычайного положения, вернулась на демократический путь. В 1983 г. в Турции в результате ухода военных и демократических выборов было сформировано гражданское правительство, а на Филиппинах после уничтожения диктатуры Маркоса в 1986 г. восстановлена демократия. В период с 1987 по 1988 гг. обязательства создать демократическую политическую систему взяли на себя Южная Корея, Тайвань и Пакистан.
В конце 1980-х гг. демократическая волна захлестнула коммунистический мир. В 1988 г. в Венгрии начался переход к многопартийной системе. В 1989 г. выборы делегатов съезда народных депутатов СССР принесли поражение нескольким высокопоставленным партийным лидерам и позволили создать весьма независимый Верховный Совет. В начале 1990 г. стали развиваться многопартийные системы в прибалтийских республиках, а коммунистическая партия Советского Союза отказалась от руководящей роли. В Польше «Солидарность» одержала в 1989 г. полную победу на выборах в государственный сейм, и к власти пришло некоммунистическое правительство. В 1990 г. лидер «Солидарности» Лех Валенса был избран президентом, сменив на этом посту коммуниста генерала Войцеха Ярузельского. В последние месяцы 1989 г. рухнули коммунистические режимы в Восточной Германии, Чехословакии и Румынии, и в 1990 г. в этих странах прошли соревновательные выборы. В Болгарии коммунистический режим также начал либерализироваться, народные движения, выступающие за демократию, появились в Монголии. Однако в отличие от южноевропейского и латиноамериканского опыта, когда демократическое развитие не разрушает единства государства, большинство посткоммунистических государств, появившихся после 1989 г., возникло в результате распада трех прежних коммунистических федераций – Югославии, Чехословакии и Советского Союза. В последнем случае кризис легитимности существовавших политических режимов одновременно стал кризисом легитимности самого государства.
В западном полушарии также активизировались демократические силы. Долгое время правящая мексиканская авторитарная Институционно-революционная партия в 1989 г. потеряла власть в государстве. В Чили в 1988 г. во время референдума общественность проголосовала против диктатуры Пиночета. В это же время процесс демократического транзита набрал силу в Гренаде, Панаме, было избрано демократическое правительство на Гаити.
Финальная фаза европейской деколонизации (Португалии, Великобритании) в 1970-е и начале 1980-х гг. привела к образованию ряда независимых государств с демократической политической системой (Папуа-Новая Гвинея, Гренада, Намибия).
В Африке и на Среднем Востоке движение к демократии в 1980-е гг. происходило в ограниченных пределах. К 1990 г. некоторая либерализация произошла в Сенегале, Тунисе, Алжире, Египте и Иордании. В 1978 г. начался медленный процесс свертывания режима апартеида в Южноафриканской республике. К 1990 г. требования демократии стали раздаваться в Непале, Албании и других странах, имевших прежде весьма скромный демократический опыт или не имевших его вовсе.
В целом движение к демократии имело глобальный характер. За 15 лет демократическая волна прокатилась по Южной Европе, «затопила» Латинскую Америку, дошла до Азии и уничтожила диктатуру в советском блоке. В 1974 г. восемь из десяти южноамериканских стран управлялись недемократическими правительствами, в 1990 г. в девяти из десяти этих стран правительства были демократически избраны. В 1973 г., по данным Freedom-House, 32 % мирового населения проживало в свободных странах; в 1976 г. – менее 20 % (из-за введения чрезвычайного положения в Индии), а в 1990 г. почти 39 % человечества жило в свободных обществах. Совершенно очевидно, что в 1973–1990 гг. абсолютное количество авторитарных государств снизилось, однако к 1990 г. третья волна демократизации еще не привела к увеличению процентной доли демократических государств в мире по сравнению с предыдущим пиком, достигнутым 68 лет назад.
Тем не менее демократизация Южной Европы в 1970-е гг. и Латинской Америки в 1980-е гг. способствовала появлению огромной массы литературы, рассматривающей перспективы становления стабильной и устойчивой демократии. Учитывая разнообразие подходов к демократии, предпринятых различными странами, не стоит удивляться выводу многих авторов: перспективы и дилеммы политики переходного периода не вписываются в единый интегральный подход. Однако это ни в коей мере не умаляет значения накопленного теоретического материала для анализа латиноамериканского опыта, который может применяться и к другим регионам. Как раз наоборот, опыт латиноамериканских стран определенно вносит концептуальную ясность в теорию демократического транзита и придает ей эмпирическое разнообразие благодаря работам ученых-транзитологов, не являющихся выходцами из Латинской Америки.
Среди главных тем в этих работах – роль военных, отношения между государством и гражданским обществом, усиливающееся влияние псевдодемократов (« predemocratic» politicians ) с авторитарным типом мышления и наследие неразвитых экономик [193] .
В классификации актуальных проблем, касающихся Бразилии, Гиллермо О’Доннелл выделяет три основополагающие черты:
1) высокая степень влияния и институционального представительства вооруженных сил;
2) высокая степень бюрократизации;
3) наличие элементов старого патримониального политического стиля управления (клиентализм и персонализация) [194] .
О’Доннелл утверждает, что в состоянии «политической неопределенности», с одной стороны, характер отношений, присущий исполнительной власти, может легко трансформироваться в клиентализм, в результате чего произойдет персонификация и узурпация власти.
С другой стороны, это играет на руку популистским политическим деятелям, желающим захватить власть. Таким образом, колебания между технократическими и популистскими стилями правления возможны до тех пор, пока в формировании политической жизни страны в эпоху демократической транзитологии и консолидации продолжают присутствовать вышеуказанные черты.
О’Доннелл различал такие важные понятия, как «переход к демократии » и ее « консолидацию ». Следуя логике О’Доннелла, Скотт Мэинваринг сосредоточивает внимание на проблемах консолидации , что позволяет аналитикам и реформаторам изменять свое понимание демократии, отказываясь от его «субстанциональной интерпретации» (т. е. демократии как набора правил управления политикой). Согласно Мэинварингу, легитимация как непременная черта демократии является не субстанциональной (большая эффективность, справедливость или рост), а скорее процедурной: гарантии прав человека, защита меньшинств, ответственность правительства и возможность избавиться от правителей, не пользующихся общественной поддержкой. [195]
Важным следствием подобного понимания демократии является то, что вышеупомянутые авторы способны априори включать многие практические вопросы, обычно ими не рассматривающиеся, в теоретические конструкции. Опираясь на выводы Роберта Даля о плюсах и минусах авторитарного правления, Мэинваринг утверждает: «Чем выше уровень подавления над толерантностью, тем больше шансов возникновения конкурентоспособного режима» [196] . Он и другие исследователи предлагают различные комбинации процедурных правил и институтов, способных консолидировать неустойчивые демократические государства в стабильные демократические режимы.
