Приведет ли такой путь в «социальный рай»? Конечно, нет. Но он с наибольшей вероятностью не приведет в социальный ад. Не приведет в «социальный рай» — потому что так не задумано, да и «социальный рай» невозможен. Как невозможно «Царство Добра». Такое царство — опиум дураков и миф тех, кто под видом революционных вождей масс более или менее осознанно метит на место и роль новых господ, властителей и эксплуататоров. Царство Добра вообще, невозможно, ибо мир, как и человек, несовершенен и несправедлив. Зло нельзя победить. Но его можно и должно сдерживать, ограничивать и сводить к минимуму.
Проект создания минимально, т. е. ограниченно эксплуататорского, несправедливого и неэгалитарного мира основан на идее сдерживания и ограничения Зла. Это и есть реализм, противостоящий утопизму и одному из самых страшных (так оказалось на практике, хотя многое проглядывало уже и в теории) созданий европейской мыслительной традиции — Утопии.
Утопия по сути есть мир, где внешние — объектные и объективные условия существования человека приведены в такой порядок, в такую систему, что в субъекте уже нет нужды. Идеальное общество Утопии — это общество без субъекта, общество вытесненного субъекта, общество без исторической необходимости в субъекте. Управляющие в таком обществе (и таким обществом) должны быть, по определению, антисубъектно ориентированными. Стремление к утопии — это прежде всего воля европейского исторического субъекта к смерти, к без-временью; воля, оправдываемая идеалами всеобщей социальной справедливости и добра.
Утопия — это мир по ту сторону добра и зла; различие между ними в Утопии иррелевантно. Поэтому не случайно реализация утопий в истории приводила к самым кошмарным последствиям и предельно угнетательским системам. Иначе и быть не могло. Утопизм есть крайнее самоотрицание европейского субъекта. А вот борьба с Природой и Обществом за обеспечение условий достойной жизни индивида — при одновременном признании как данности неравенства и несправедливости на основе их ограничения — имела своим результатом иные, нормальные и живые социумы, где жизнь — не сахар, где борьба — отец всего (но зато нет Отца и Учителя всех), где было и есть самое главное бремя — свобода и связанный с ней индивидуальный выбор, всю ответственность за который несет сам человек.
Все это, конечно, не исключало и не могло исключить ни насилия, ни жестокости. Дело, однако, в том, что как жестокость, так и насилие в этих случаях имели спонтанный характер. Вот когда по алану строят рай на земле, в отдельно взятой стране, для отдельно взятого класса или отдельно избранной расы, то система насилия и уничтожения приобретает массово организованный и плановый характер и оказывается наиболее организованной подсистемой общества. Однако есть и другая сторона дела: «строить» некие социумы по планам, создавать нечто, обращенное в будущее, — как правило, на костях настоящего и прошлого — начинают там, где нет нормальной спокойной жизни, аутопоэза, где общество постоянно ищет вход в будущее и никак не может его найти. Более того, там, где общество тщетно ищет вход во Время.
Отказаться от Светлого Будущего в пользу Минимально Темного Настоящего (и Будущего) — вот в нем заключается одно из практических переосмыслений и преодолений Современности с ее мифами, проектами-капканами и революционными теориями-ловушками.
Вперед, в Прошлое! Или: назад, в Будущее. Полагаю, что мир в любом случае двинется в такое Будущее, которое по многим своим чертам, характеристикам и тенденциям развития будет выглядеть как Прошлое — XVIII, XVI, XIV вв. или еще дальше, — и тому уже есть много свидетельств. Ничего удивительного: «постсовременность» и «досовременность» сходятся как несовременность, а в чем-то и антисовременность; христианско-европейская «линейка Истории» сворачивается, концы и начала сходятся.
Модель типа Старого Порядка — вот что реально может приостановить падение общества в асоциализм, в «новое средневековье», состояние, комбинирующее многие худшие черты феодализма, рабства и первобытности, падение вообще на дно Колодца Времени. Будем реалистами: не светлое будущее без эксплуатации, а скромная — неэгалитарная, эксплуататорская, несправедливая — модель типа Старого Порядка с рациональной Системой идей, не достигшей, однако, состояния Просвещения, которое в тенденции есть идеология рациональной гильотины, — вот что реально осуществимо.
Начала и концы сходятся, и возникает новый — странный, а порой и страшный, непредсказуемый — мир. Мир, где оживают силы и явления, про которые уже почти забыли, про которые думали, что они навечно, в прошлом. Мир, в котором около 30 миллионов беженцев, бредущих из страны в страну. И то ли еще будет. Мир, в котором все больше конфликтов и террористов, над которым зарево пожаров и Завеса Мрака, если вспомнить метафору из толкиновского «Властелина Колец».
«Множились слухи о том, что странные вещи стали происходить в мире. Поскольку Гэндальф исчез и уже несколько лет не подавал о себе вестей, Фродо сам старался разузнать как можно больше. Эльфы, которые раньше редко забредали в Шир, теперь шли и шли по вечерам через леса на запад — шли и не возвращались. Они покидали Среднеземье, и его беды уже не тревожили их. На дорогах появилось необычно много гномов. Старинный Восточно-западный тракт протянулся через весь Шир, оканчиваясь у Серой гавани, и гномы всегда пользовались им как путем в свои копи в Голубых горах. Гномы были для хоббитов главным источником новостей из отдаленных мест, — разумеется, если хоббиты хотели что-то узнать; как правило, гномы были малоразговорчивы, и хоббиты не спрашивали их ни о чём. Но теперь Фродо все чаще встречал странных гномов из дальних стран. Озабоченные и напуганные, они искали убежища на западе. Шепотом некоторые из них рассказывали о Враге и о стране Мордор.
Это название хоббиты знали лишь из легенд далекого прошлого; оно темнело словно тень из тайников памяти. Но оно было зловещим и лишало покоя. Казалось, что злая сила, которую изгнал из Темнолесья Белый Совет, объявилась снова и обрела еще большую силу в своем старом логове — в Мордоре. Говорили, что Черная башня отстроена заново, и оттуда сила зла расползается все дальше, все шире; что далеко на востоке, далеко на юге полыхают войны, растет и множится страх. В горах развелось видимо-невидимо орков. Появились тролли, но не тупые, как раньше, а хитрые, коварные и вооруженные страшным оружием. А еще — но только шепотом и намеками — передавали вести о существах еще более ужасных, чем тролли и орки, и не имеющих имени»[62] (перевод мой. — А.Ф.).
Не правда ли, это описание напоминает наш мир? Точнее, то состояние, в которое он все больше и больше вползает. Мир искривленного Времени. Мир сужающегося пространства и сокращающихся ресурсов. Неизбежность этого странного мира очевидна. Вопрос лишь в том, потащит ли нас стихия разрушающегося капитализма, энергия этого разрушения в царство-логово а-социала, в «руандизированный» или «лос-анджелесизированный» социум, в мир борьбы всех против всех за ресурсы, пространство и биомассу или же мы будем регулировать этот процесс, максимально отсекая негатив, максимально ограничивая Зло и достойно встречая старость Европейской цивилизации, ее Новую Эпоху.
LXXVСобытия одной из самых важных книг XX в. — «Властелина Колец» Дж. Р.Р.Толкина — происходят в конце Третьей Эпохи. Эта метафора очень подходит к нашей нынешней ситуации, представляется ее символом. Причем не в одном отношении, а сразу в нескольких мы оказались у конца Третьей Эпохи.
Античность, Средневековье, Современность. Рабовладение, Феодализм, Капитализм. В рамках Капиталистической Системы это: Старый Порядок, Субстанциональный Капитализм, Функциональный Капитализм. Если говорить о капиталистической мир-экономике, то это конец третьей гегемонии — США, которой, предшествовали Великобритания и Голландия. Если взглянуть на двойника Капиталистической Системы — Русскую Систему, то и здесь окончилась Третья Эпоха, ушла в прошлое третья Структура — коммунизм. Московское самодержавие, Петербургское самодержавие, Коммунизм. У конца Третьей Эпохи.
А что дальше? Толкину, как писателю, было легче — он мог поставить точку, перевернуть последнюю страницу и закрыть книгу. Жизнь, История — не книга. Закрытая историком книга — это не ответ. Или — плохой ответ. Но трудно давать ответы в конце эпох — и по интеллектуальным, и по эмоциональным, и по моральным причинам. Везет тем, кто живет во время рождения, взлета, подъема систем. Они могут ставить серьезные вопросы и давать убедительные ответы. Убедительные — в среднесрочной перспективе: для самих себя, для современников, для потомков. Достаточно взглянуть на новоевропейскую философию и науку XVII–XVIIl вв., так называемого периода «раннего Нового времени». Бэкон и Лейбниц, Спиноза и Декарт, Ньютон и Локк. Какой уверенностью в возможностях разума, в успехе на путях поиска Истины дышат их тексты! Сколь изящны доказательства Ньютона! Еще бы, у него беспроигрышная аксиома — Бог. Неудивительно, что Эйнштейн, не имевший такой аксиомы (XX век!), так завидовал своему коллеге из эпохи Барочного Порядка.
