Живя в Митаве, Калиостро пользовался щедрым гостеприимством своих последователей и восторженных поклонников. Например, Элиза сообщает, что бургомистр фон дер Ховен подарил ему 800 червонцев и дорогой бриллиантовый перстень, который Калиостро принял с благодарностью. Но его целью был не главный город захолустной Курляндии, а столица громадной российской державы. Граф не скрывал от жителей Митавы своих намерений и обещал многое сделать для Курляндии при дворе российской императрицы. Ему безоговорочно верили, а курляндские патриоты даже мечтали видеть его своим герцогом — вместо Петра Бирона. Как пишет Зотов, "главною целью его пребывания в Митаве было, посредством масонских лож, в которых членами была курляндская аристократия, имевшая большие связи в Петербурге, открыть себе доступ и рекомендацию в высший круг петербургского общества и к самой императрице. Для достижения этой цели он придумал взять с собою в столицу России преданную ему госпожу Реке, где она будет основательницею особой масонской ложи, в которую Калиостро хотел привлечь и Екатерину II. На русский двор могло, конечно, произвести влияние — появление в столице Калиостро в сопровождении одной из представительниц высшего курляндского общества…"
Однако в отношениях с ученицей пылкий Калиостро допустил оплошность. Некоторые полагают, что речь шла о сексуальных домогательствах. По-видимому, баронесса фон дер Рекке неверно истолковала слова мага о том, что он имеет такую власть над женщинами, что любая из них будет счастлива ему отдаться. Это возмутило и оттолкнуло молодую женщину, имевшую неудачный опыт замужества. Следствием стало то, что поначалу горячо верившая в его могущество экзальтированная Элиза отказалась последовать за учителем, и в июне 1779 года он принужден был отбыть в Северную Пальмиру без нее.
Глава седьмая
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ: КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
…Много у нас в Петербурге наделал шуму известный граф Феникс, или, как его называют, — Калиостро. У княгини Волконской вылечил больной жемчуг, у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на одиннадцать каратов и, кроме того, изничтожил внутри его пузырек воздуха; Костичу, игроку, показал в пуншевой чаше знаменитую талию, и Костич на другой же день выиграл свыше ста тысяч; камер-фрейлине Головиной вывел из медальона тень ее покойного мужа, и он с ней говорил и брал ее за руку, после чего бедная старушка совсем с ума стронулась… Словом, всех чудес не перечесть… Императрица даже склонилась, чтобы призвать его во дворец, но тут случилось препотешное приключение: князь Потемкин воспылал свирепой страстью к жене графа Феникса, родом чешке, — сам я ее не видел, но рассказывают — красотка. Потемкин передавал графу много денег, и ковров, и вещиц; увидав же, что деньгами от него не откупишься, замыслил красавицу похитить у себя на балу. Но в этот же день граф Феникс вместе с женой скрылся из Петербурга в неизвестном направлении, и полиция их понапрасну по сей день ищет…
А.Н. Толстой. Граф Калиостро
О Калиострове пребывании в Петербурге я ничего верного сказать не знаю. По слуху же, однако, известно, что хотя он и там разными чудесными выдумками мог на несколько времени обмануть некоторых особ, но в главном своем намерении ошибся.
Элиза фон дер Рекку
В тогдашней просвещенной Европе Российская империя Екатерины Великой была в большой моде. Калиостро ехал в Санкт-Петербург полный честолюбивых планов и самых смелых надежд. Он рассчитывал на благосклонный прием русских масонов-аристократов и желал сделаться их духовным водителем, основав ложу Египетского ритуала, в числе сановных и вельможных членов которой чаял видеть и саму императрицу. Он жаждал окунуться в светскую жизнь и снискать признание высшего общества, в которое он будет принят на равных. Как целитель и алхимик, познавший сокровенные тайны природы, он надеялся на громкую славу, широкий круг богатых пациентов, поклонение учеников и последователей. Залогом исполнения задуманного должны были стать, во-первых, рекомендательные письма от бургомистра фон дер Ховена и других митавских аристократов, а во-вторых, патент на имя испанского полковника графа Феникса — не беда, что поддельный. Графиня же Серафина, чтобы не отстать от высокородного мужа, должна была именоваться урожденною княжною Санта Кроче.
С лета 1779-го до апреля 1780 года Калиостро находился в Петербурге, где всеми средствами пытался найти доступ ко двору императрицы Екатерины И. Прибывший из Митавы в июне 1779 года "граф Калиострос, гишпанский полковник" (так было пропечатано в "Прибавлениях" к газете "Санкт-Петербургские ведомости") поселился с супругой на Дворцовой набережной в доме генерал-поручика Миллера и стал делать визиты. Первый, кого он посетил, был барон Карл Генрих фон Гейкинг, масон и майор императорской гвардии. Когда Калиостро пожаловал с визитом в его дом, барона не оказалось дома, и на следующий день он отдал визит полковнику испанской службы графу Фениксу. Но насмешливый барон уже при первой встрече разоблачил его как "человека низкого происхождения и весьма малого образования", а также "бессовестнейшего и невежественнейшего шарлатана" и ловкого обманщика, о чем впоследствии рассказал в своих мемуарах: "Около этого времени в Петербург прибыл известный Калиостро, прямо из Митавы, где он всем вскружил голову… Помощью какого наваждения этот человек расположил к себе во время пребывания в Митаве большинство курляндского дворянства? Граф Медем, его дочь госпожа фон дер Реке, фон дер Ховен и многие другие считали его высшим существом. Эта нравственная слепота необъяснима…"
Сначала барон без труда распознал по дурному французскому уроженца Италии и перешел на его родной язык. Весьма скептически отнесся он к хвастливым разглагольствованиям Калиостро, назвав их "вздором, не хуже клоуна ярмарочной труппы". Затем Гейкинг — к немалому замешательству мага — спокойно заметил, что магическая звезда, предъявленная гостю как знак высокого посвящения в высшие знания, была всего лишь "звезда ордена Станислава, с которой был снят шифр короля, а на место его была вставлена красная роза". Барон без всякого трепета взглянул на каббалистические иероглифы на листках бумаги, которыми потрясал перед его носом экспансивный профессор тайных наук, и пообещал без труда раздобыть к завтрашнего дню еще десяток таких же, "из которых вы так же, как и я, ровно ничего не поймете". Из беседы за обедом барон вынес твердое убеждение в том, что у Калиостро "ни одной здравой мысли не было ни о физике, ни о химии". После высокопарного заявления духовидца о том, что земные богатства у него есть, но он их презирает, а счастье свое находит в духовном могуществе, которое имеет над существами, на предложение показать ему кого-нибудь из умерших родственников Гейкинг с насмешливым хладнокровием попросил вызвать дух покойного дяди, но с одним условием — что выстрелит в него из пистолета, поскольку бесплотному духу это никоим образом не сможет причинить вреда. Барона ничуть не смутили исступление и пароксизмы внезапного гнева заезжего кудесника, от которых предостерегала гостя испуганная Серафина, — Гейкинг расхохотался и заявил, что "все это может пугать лишь детей". А на обещание взбешенного мага привести его в дрожь флегматично отвечал, что заставить его дрожать может разве что лихорадка.
Испанский поверенный в делах маркиз Нормандео, посыльный от которого прибыл к Калиостро аккурат тогда, когда у него был с визитом барон Гейкинг, по словам барона, "обошелся с ним как с проходимцем и запретил называться испанским графом и полковником испанской службы".
Но первая неудача не смутила Калиостро. Он решил начать подвизаться как врач. Благо представился случай, когда он навестил земляка — итальянского тенора Джованни Локателли. А тот как раз жаловался на хрипоту и недомогание. Калиостровы полоскания и снадобья помогли певцу вновь обрести звонкий голос и бодрость. С подачи Локателли молва о врачебном искусстве Калиостро разнеслась по гостиным столичной знати.
В своей повести о Калиостро Михаил Кузмин красочно описал успехи Калиостро на поприще исцеления больных в Санкт-Петербурге: "Понемногу он стал исцелять некоторые болезни, то пользуясь известными лекарствами, то составляя снадобья сам, то наложением рук без всяких медикаментов, то приказывая нездоровью, как слуге, покинуть больного. Он вылечил барона Строганова от нервного расстройства, Елагина, Бутурлину и многих других. Наконец, он избавил от неизлечимого рака асессора Ивана Исленева, чем особенно прославился в русской столице. Потому что Исленев после выздоровления впал в какое-то восторженное слабоумие, запил и целыми днями бродил по улицам, прославляя приезжего чудотворца, а за ним следом бегала жена его, ища повсюду своего пьяного мужа.
