На мой взгляд, это окончательный аргумент. Даже при самой буйной фантазии никак нельзя назвать М. К. Максакова — певца, режиссера и вокального педагога "владельцем крупного экспортного дела". Итак, сомнения в идентичности Макса и Максакова оказались обоснованными: это, безусловно, разные лица. Некий М. А. Макс, которого природа одарила довольно красивым баритоном, профессиональным артистом никогда не был, хотя и записывался на пластинках.
В заключение хотелось бы сказать несколько слов о первой попытке опубликовать изложенную здесь версию. Еще в 1984 году я предложил этот материал в каталог-бюллетень "Мелодия", который как раз публиковал серию моих статей по истории русских граммофонных фабрик. Статья попала на рецензию одному из сотрудников Всесоюзной студии грамзаписи. Ранее мне уже приходилось беседовать с ним на эту тему и он, помнится, настаивал на том, что Макс и Максаков — одно и то же лицо, обосновывая свою позицию цитатой из воспоминаний оперного режиссера Н. Н. Боголюбова. Не дав согласия на публикацию моего материала, через год он неожиданно напечатал в "Мелодии" свою статью, в которой доказывал, что Макс и Максаков — разные лица, то есть, фактически, подтвердил правоту моей версии. Статья эта довольно обширна, заняла несколько страниц в двух выпусках журнала. При этом в ней не оказалось ни одной ссылки на мой приоритет в разработке данного вопроса. Что ж, бывает и такое.
3. Советская грампластинка
История советской граммофонной пластинки начинается с октября 1917 года, когда все предприятия, принадлежавшие иностранным граммофонным обществам, автоматически перешли в собственность народа в результате уничтожения в России власти капиталистов и помещиков.
В первые месяцы становления Страны Советов действовало всего три граммофонные фабрики: две в Москве — "Пишущий Амур" английского акционерного общества "Граммофон", французская "Братья Пате" — и одна на станции Апрелевка — граммофонная фабрика Русского акционерного общества граммофонов (РАОГ), бывший "Метрополь Рекорд".
Пластинки "Граммофон" стали выпускаться без прежнего наименования общества: сохранилось лишь изображение Пишущего Амура — пухлого крылатого младенца, сидящего на диске граммофонной пластинки с гусиным пером в руке, а фамилии исполнителей печатались без былых пышных титулов, вроде "Солист Его Императорского Величества". В репертуаре выпускаемых дисков также произошли изменения: исчезли записи культового характера и все то, что могло быть истолковано как прославление самодержавия и старого уклада жизни.
Апрелевская фабрика РАОГ первая начала записывать и выпускать пластинки с новым, революционным репертуаром. Так, например, в начале 1918 года появились следующие записи хора артистов государственного (Большого) театра:
15078. "Интернационал";
15079. "Варшавянка";
15082. "Смелость, друзья, не теряйте";
15083. "Смело, товарищи, в ногу".
Это и есть первые пластинки, с которых началась долгая, богатая многими событиями история советской грамзаписи.
Однако начало было трудным. В стране, истощенной бессмысленной империалистической войной, не хватало сырья, оборудования, электроэнергии. Техническое руководство граммофонных фабрик, состоящее, как правило, из иностранных специалистов, часто прибегало к саботажу. В результате, в середине 1918 года пришлось закрыть сначала московский завод "Пишущий Амур", затем зимой 1918–1919 гг. остановить и Апрелевскую фабрику РАОГ.
Начинающаяся в стране разруха отразилась и на снабжении городов продовольствием. Это вынуждало горожан вести натуральный обмен с деревней. На продукты менялось все: одежда, обувь, промышленные изделия, предметы роскоши и культуры, в том числе и граммофоны, которых к концу 1918 года в деревне оказалось довольно много. А раз были граммофоны, то к ним требовались и пластинки.
Учитывая это обстоятельство, Наркомпрод всячески поддерживал работу национализированной им единственной действовавшей в то время граммофонной фабрики "Братья Пате", используя выпускаемые ею грампластинки для обмена с деревней.
Начало 1919 года совпало с небывалым еще бумажным кризисом. Газеты выходили очень маленькими тиражами на плохой оберточной бумаге. Центральное Агентство ВЦИК по распространению печати (Центропечать), в обязанности которого входило снабжение печатными изданиями армии, агитпунктов, газетных киосков и изб-читален, вынуждено было систематически сокращать поставки.
В этих трудных условиях заведующий Центропечатью Б. Ф. Малкин предложил использовать граммофон для организации пропаганды политики партии с помощью пластинок. Получив в свое распоряжение Апрелевскую фабрику, Центропечать вынуждена была заняться несвойственными ей функциями — восстановлением разоренного производства. Работы затягивались, а граммофонные пластинки требовались немедленно. Тогда Центропечать начала борьбу с Наркомпродом за действующую граммофонную фабрику "Братья Пате". Наркомпрод не уступал, тогда Владимир Ильич решительно поддержал идею граммофонной пропаганды, и Наркомпроду пришлось расстаться с фабрикой.
Центропечать создала у себя отдел "Советская пластинка" и в начале 1919 года приступила к записи речей наиболее видных деятелей пролетарской революции. Сохранился первый каталог советских граммофонных пластинок, изданный Центропечатью в 1919 году. Вот первые агитационные пластинки:
А 001. В. И. Ленин. "Памяти председателя ВЦИК т. Свердлова";
А 002. В. И. Ленин. "Третий Коммунистический Интернационал";
А 003–004. В. И. Ленин. "Обращение к Красной Армии";
А 005. В. И. Ленин. "О погромной травле евреев";
А 006. В. И. Ленин. "Что такое Советская власть";
А 007. В. И. Ленин. "Сообщение о переговорах по радио с Бела Куном";
А 008. В. И. Ленин. "О крестьянах середняках";
А 010. А. М. Коллонтай. "Два пути";
А 013. Ю. М. Стеклов. "Привет Красной Армии";
А 014. Ю. М. Стеклов. "Привет мировой революции";
А 015. А. М. Коллонтай. "К работницам";
А 016–017. Я. И. Подвойский. "Для чего нужна Красная Армия";
А 018. Вл. Кириллов. "Матросы", стих. В. Кириллова;
А 019. Вл. Кириллов. "Железный мессия", стих. В. Кириллова;
А 020. А. В. Луначарский. "На смерть К. Либкнехта и Р. Люксембург";
А 021. Л. В. Луначарский. "Кем были К. Либкнехт и Р. Люксембург";
А 022. Демьян Бедный. "Песня старика", стих. Демьяна Бедного.
Обложка первого каталога советских агитационных грампластинокПрежде всего следует отметить, что приведенные в этом списке матричные номера записей не указывают на последовательность, очередность их выполнения. Известно, что фонограммы речей В. И. Ленина были сделаны в марте 1919 года. В то же время А. М. Коллонтай писала в своем дневнике в январе 1919 года:
"Недавно пришлось говорить две речи для советской граммофонной пластинки. Говорил также симпатичный пролетарский поэт Кириллов. Снимались вместе с Подвойским, которого я очень уважаю и ценю".
Из этого текста нетрудно установить, что в январе 1919 года были записаны пластинки А 010 — А 019. Далее следует пластинка с двумя речами А. В. Луначарского, записанная 1 февраля 1919 года.
Из вышесказанного можно сделать следующий вывод: первые девять номеров каталога "Советская пластинка" были зарезервированы для записи речей В. И. Ленина (из них было использовано только восемь). Далее последовательность записей соответствует возрастанию матричных номеров.
Владимир Ильич Ленин придавал агитационным пластинкам очень большое значение. Ведь они несли миллионам безграмотных тружеников живое слово партии, в ясной и доступной форме разъясняли трудящимся всю сложность стоящих перед новой властью задач, указывали пути преодоления этих трудностей. Заведующий отделом Центропечати "Советская пластинка" А. Я. Бронштейн в связи с этим вспоминал:
"…Владимир Ильич как-то интуитивно почувствовал немаловажную роль граммофонной пластинки в деле пропаганды и отнесся к этому вопросу с исключительным вниманием.
…Участие Владимира Ильича послужило сигналом всем, что роль граммофона, в особенности в период 1918–1920 гг., должна быть широко использована.
Между прочим, особенно упорствовал, не желая записываться, Феликс Эдмундович Дзержинский: "Ну, какой я оратор, чтобы говорить для масс", — повторял, оправдываясь, Феликс Эдмундович.
Этого не удалось скрыть перед всем интересовавшимся Владимиром Ильичем, и на вопрос, почему не записан т. Дзержинский, я рассказал мотивы, по которым Феликс Эдмундович отказывается.
Выслушав меня, Владимир Ильич через слегка скрываемую улыбку заметил: "А вы его вызовите сейчас же к телефону и скажите, что я его арестую, если он не запишется"".
