Такой замер был, естественно, незамедлительно сделан, и наши возбужденно дышащие носы, вкупе с дрожащими от волнения пальцами, заскользили по пожелтевшей бумаге. Первую остановку после Можайска обоз, несомненно, сделал в Ельне. Вторую — в Преснецово. А где же третью-то, самую для нас важную? Очень быстро наши указательные пальцы уткнулись в деревню под названием Ивакино! А рядом с ней располагалась и другая деревенька, называемая как-то уж очень и очень знакомо, а именно Лопатино!!! А еще чуть в стороне виднелся и жирный типографский крест" обозначающий церковь. Сомневаться не приходилось. Данное Лопатино наверняка было как-то связано с древним храмом Николы Лапотного, на месте сожжения которого была впоследствии воздвигнута современная, каменная церковь.
Чтобы выяснить ее родословную, мы бросились к компьютеру. Слава Интернету! Через несколько минут удалось выяснить, что церковь, названная в честь святого Дмитрия Солунского, была построена в 1814 г. Да к тому же это место подозрительно близко находится и от Медынского, и от Вяземского районов. То есть прямо в буквальном смысле по писаному тексту, взятому из кладовой записи, не допуская ни малейшего отклонения от ее сути и буквы!
Прошло еще некоторое время, и более подробная карта района будущих поисков легла на стол перед нами. И тут совершенно неожиданно открылись такие детали, о которых мы до гой поры даже не догадывались. В одной из строк кладовой записи мы уже несколько раз подряд читали следующую малопонятную фразу, относящуюся к церкви Николы Лапотного: "Въезд и выезд в одни ворота, и Судоносинные прудки челночкам".
— Что еще за прудки, — недоумевали мы, — какой еще выезд? Но, всмотревшись в более подробную карту, мы быстро поняли, о чем идет речь. Оказалось, что современный храм стоит недалеко от речки, а вдоль нее явственно просматриваются два небольших прудика, расположенных один за другим. Да и еще, эта речка с прудиками текла строго с запада на северо-восток. Казалось, удача идет нам прямо в руки, и горсти "битых талеров" уже оттягивают наши изрядно потощавшие карманы.
Оставалось сделать самое малое — приехать на теоретически вычисленное место и с помощью хотя и старых, но все еще надежных приборов установить достоверность сокрытой в кладовой записи истины. Так мы впоследствии и поступили. Добравшись до Ивакино, мы первым делом принялись производить рекогносцировку местности. Да-а-а, очень многое удивительнейшим образом соответствовало заученным почти наизусть строкам просто идеально. Но были и непонятные провалы и нестыковки. Самое замечательное наше достижение состояло в том, что мы почти сразу установили, почему раньше никто не ездил по каменной плотине. Правда, теперь по ней был проезд, но сама-то старинная плотина едва-едва выглядывала из-под мощной современной громадной плотинищи, которая возвысилась над старой, не раз чиненной дамбой, метров этак на пять. А раньше старая плотина просто была столь низка и при этом так неудачно упиралась в восточный очень высокий и крутой берег, что взобраться по нему на телеге, запряженной одной лошадью, было просто немыслимо! Нашли мы, разумеется, и кусочек Старой Смоленской дороги, которая действительно проходила в 200 м ниже старой плотины. Правда, ни курганов, ни гривы с 10-ведерной бочкой червонцев, ни вала на мокром лугу нам отыскать так не удалось, но мы утешали себя тем, что за 400 лет здесь могли много чего поперекопать, да и вообще снести с лица земли.
И вот, думая, что место захоронения как минимум дюжины грандиозных кладов наконец-то найдено, я приступил к своему привычному и даже рутинному делу — отысканию самих несметных сокровищ. Час шел за часом, одно за другим обследовались так изумительно четко описанные в записи золотоносные места, но, кроме большого количества техногенного лома советских времен, нам не попадалось абсолютно ничего. В конце концов, почти потеряв надежду на хоть какие-то находки, мы, понуро повесив головы, двинулись к полуразрушенному храму, сиротливо возвышающемуся на краю деревни. Уж там-то мы твердо рассчитывали на успех. В привязке к церкви мы имели в запасе целых два могучих, многосоткилограммовых захоронения. Это были пресловутые "восемь бочек королевского злата" и "многие тысячи медной монеты". Не сказать, чтобы нам были уж очень нужны эти медные "тысячи", но хотелось хоть как-то подтвердить выдвинутую и, казалось бы, так четко обоснованную поисковую гипотезу.
Но, увы! Прочесывание местности, прилегающей к храму, да и самих развалин церковных не дало нам ровным счетом ничего, за исключением обломков дореволюционной конной косилки да приличной грудки непонятного назначения железных обломков. Ни злата, ни серебра, ни даже меди. Полный крах всех надежд! Но самое обидное состояло даже не в том, что мы не обнаружили ничего ценного. Мы ведь приехали вовсе не за этим. Самое обидное было в том, что мы не обнаружили никаких ям, которые непременно должны были бы остаться в тех местах, откуда более удачливые наши коллеги вытащили безумное количество "кубов", "чанов" и "бочек" с драгоценным содержимым. А они на местах раскопок должны были остаться непременно. Вот я, например, не раз находил куда как более скромные ямки от столь же скромных и многочисленных наполеоновских кладов. Но заметьте, с тех пор тоже ведь почти 200 лет минуло, а они все еще сохранились.
А здесь мы должны были наткнуться на громадные котлованы, а отыскали только старые немецкие окопы, да блиндажи времен Второй мировой. Тут ведь как в любом поиске — каждый раз встречаешься с неизвестностью лицом к лицу, и каждый раз до последнего мгновения непонятно, за кем будет победа в очередной схватке со старыми тайнами нашей потаенной истории.
Что же помешало нам отыскать клад "Николы Лапотного"? Возможно, мы изначально слишком сильно понадеялись на имевшиеся в нашем распоряжении тексты и бросились на скоропалительные поиски, соблазненные некоторыми совпадениями естественных географических ориентиров с ориентирами легендарными. Возможно и другое. Король Влад, князь Радзивилл, князь Сапега, или кто там еще, оказались несколько умнее, чем мы считали, и укрыли вывезенные из Москвы сокровища куда как более хитро и тщательно. Возможен также и вариант того, что крестьяне, поведавшие старозаветные предания краеведу Величкову, не мудрствуя лукаво, просто связали старинную кладовую легенду со знакомыми им с детства привычными русскими пейзажами. Вариантов, как говорится, множество.
Но давайте еще раз вернемся к загадке "Николы Лапотного". Никто не спорит с тем, что отыскать даже такой массивный клад неимоверно трудно. Однако кто сказал, что мы менее настойчивы в поиске, чем люди, некогда скрывавшие сокровища со всем искусством маскировки заветных тайников? Раз нами не выявлено ни положительного, ни отрицательного результата в районе деревни Ивакино, то, стало быть, поиски надо продолжать в других районах и все же надеяться на успех в будущем. Ведь вероятность захоронения вывезенных поляками ценностей именно в данном районе весьма велика!
Времена Гражданской войны, как и другие смутные времена в истории нашего Отечества немало поспособствовали как захоронению большого количества кладов, так и созданию еще большего количества легенд о них.
Вот одна из них. В 1918 г. из Петрограда в г. Любань по приказу Петроградского ревкома были вывезены несколько семей весьма известных княжеских фамилий. Их тогда выселили под предлогом освобождения жилплощади для победившего пролетариата и даже помогли им с переездом и перевозом имущества. Некоторое время переселенцы жили в двух домах, стоявших недалеко от церкви, что ближе к речке Тигоде, недалеко от железнодорожного моста на Москву. На некоторое время их оставили в покое, хотя и приглядывали за ними.
Однако, как всем известно, довольно быстро в стране началась кампания по экспроприации имущества и валютных ценностей у бывших господских классов. Конечно, и обитатели обоих любаньских домов не избежали этой участи. Их жилища многократно обыскивались, а сами они подвергались многочисленным допросам и побоям. В конце концов, все были расстреляны. Но, как гласит народная молва, ничего ценного комиссарам найти не удалось. Соответственно, среди местных жителей родилась легенда о том, что успели запрятать страдальцы свои фамильные ценности где-то в лесных оврагах у реки. Еще и после Второй мировой войны местные мальчишки копались на лесных полянках и откосах вдоль реки, пытаясь поймать удачу, но тщетно. Если и закопаны где-то под Любанью фамильные драгоценности, то они, скорее всего, и по сей день никем не найдены.
Не рискну утверждать, что и теперь сокрытые под Любанью ценности не найдены. Со времени опубликования данной заметки кто-нибудь да провел там разведку и, вероятно, набрал там много бриллиантов. Ведь "стоит только захотеть и немного попотеть", как пелось в одной популярной в 80-х гг. песенке. Насчет того, чтобы захотеть, я не совсем уверен, а вот насчет того, чтобы попотеть, — гарантия 100 %. Работать в оврагах весьма непросто. Они неудобны для работы из-за своей конфигурации, напоминающей громадное корыто. Ходить вдоль их русла очень неудобно потому, что удержаться на крутых откосах при таком движении крайне трудно. Двигаться же поперек оврага тоже не выход, поскольку устаешь очень быстро. Кроме того, овраги часто заболочены, покрыты множеством кочек и имеют очень плотную и неприятную растительность.
