В литографии Эшера из серии «Многогранники» есть работа под названием «Порядок и хаос». В центре изображен сверкающий идеальный кристалл совершенной, чистой формы, а кругом различные деформированные предметы со свалки. И в этом противопоставлении прекрасной чистой науки — кристаллографии житейскому хламу есть что-то очень близкое моему отцу, часто далекому от реальной жизни, но всегда бесконечно преданному своей любимой кристаллографии.
В Кристаллографической лаборатории
М. П. Шаскольская
Вспоминая о первых годах ленинградского периода своей деятельности, Алексей Васильевич Шубников любил говорить, что все началось с укладки паркета. Дело в том, что когда А. В. Шубников начал работать в Минералогическом музее Академии наук, первый этаж здания музея был еще не отремонтирован после разрушений, нанесенных «знаменитым» наводнением 1924 г. И действительно, начинать пришлось с ремонта, в том числе с укладки всплывшего паркета. В отремонтированных комнатах А. В. Шубников разместил оборудование, заботливо привезенное им из Свердловска: немногие станки, самодельные приборы, инструменты. К рабочему инструменту у Алексея Васильевича всегда была особая страсть. Он собирал и хранил его с исключительной аккуратностью. Кое-какое оборудование удалось достать в самом музее и в других институтах, а рентгеновскую установку приобрести в Германии.
К тому времени, как мне выпало счастье попасть в лабораторию, она была уже вполне оборудована и занимала четыре комнаты, выходившие окнами на Университет: кабинет А. В. Шубникова [* Впоследствии в той комнате, где был кабинет А. В. Шубникова, до 1979 г. располагался книжный магазин Академии наук СССР.], мастерская, общая лаборатория и рентгеновская.
Я начала работать с зимы 1929/1930 года. Стояли холода, и ежедневная топка и чистка огромных печей входили в круг моих первых обязанностей, наряду с уборкой помещения и мытьем камней из коллекции музея. Месяца через два я получила повышение: меня определили на должность препараторской ученицы в шлифовальную мастерскую с заданием научиться технике шлифовки и изготовления шлифов для демонстрации основных явлений кристаллографии на лекциях А. В. Шубникова.
В музее много лет работал мастер по изготовлению шлифов И. Э. Петц, грузный, лысый немец с одутловатым лицом, висящими усами и остроконечной бородкой. Петц приехал в Россию еще до первой мировой войны, из лаборатории самого Грота в Мюнхене. Прибыл он на заработки и намеревался, проработав несколько лет, вернуться в родной Мюнхен. Был он мастером высокого класса и даже автором брошюры — руководства к изготовлению петрографических шлифов. Он был исполнителен, аккуратен, пунктуален, преисполнен чрезвычайно высокого мнения о себе и о своем мастерстве, но трепетал перед начальством. Без разрешения не мог ступить ни шагу.
Старожилы музея рассказывали, как однажды Петц появился в кабинете А. Е. Ферсмана и обратился к директору с просьбой: «Herr Direktor, позвольте мне немножечко жениться». Было очень сложно объяснить немцу, что нет необходимости получать у директора подобное разрешение. «Немножечко женившись», Петц осел в России и, так и не овладев русским языком, многие годы провел за своим шлифовальным станком в тесной комнатке при музее.
Петрографические шлифы он изготовлял безукоризненно. Однако нужные Алексею Васильевичу кристаллооптические шлифы Петц сделать не сумел. Упрямый старик, привыкнув всю жизнь к одним и тем же приемам и к стандартной толщине шлифа, не смог или не хотел понять, для чего нужны монокристальные срезы разной ориентировки и разной толщины. Пришлось взять на это дело ученицу, т. е. меня.
Петц, хоть и нехотя, но, выполняя распоряжения директора, все же показал мне основные приемы шлифовки. После этого меня перевели в Кристаллографическую лабораторию А. В. Шубникова. Так я стала готовить кристаллические шлифы уже под руководством А. В. Шубникова и Г. Г. Леммлейна.
В составе лаборатории были тогда, кроме заведующего, всего шесть человек: аспирант Г. Г. Леммлейн, научные сотрудники Б. К- Бруновский и Е. В. Цинзерлинг и два механика-шлифовальщика С. А. Тизенгаузен и М. Н. Абаза. Обязанности уборщицы и истопника выполняла Л. С. Генералова. Почти одновременно со мной стал обучаться шлифовальному делу служитель музея К- А. Драгунов. В 1931 г. пришли в лабораторию Б. В. Витовский и Г. Б. Бокий. Позже у Б. К. Бруновского появился аспирант Зотов, в мастерскую поступили опытный механик М. М. Раупенас и ученики М. Фадеев, О. Галахова, Р. Жорова, Е. Вандер-Флит, Е. Мещерякова и другие. Техником, а точнее агентом по снабжению, в 1930—1931 гг. работал В. 3. Бульванкер.
Гордостью А. В. Шубникова была рентгеновская лаборатория с аппаратурой, изготовленной в Берлине по специальному заказу. Ею ведал Бруно Карлович Бруновский, совершенно лысый, добрый, скромный, неразговорчивый молодой человек, но всегда умевший ответить неожиданной остроумной шуткой на непрестанные поддразнивания Г. Г. Леммлейна. За глаза все звали его «Брунаша». Бруно Карлович был убежденным холостяком, жил с двумя старушками — матерью и теткой, нежно заботился о них и в жизни знал лишь две страсти: науку и охоту. По воскресеньям он уезжал на охоту с собаками, а в последующие дни всегда готов был рассказать о своих охотничьих трофеях.
Георгий Глебович Леммдейн был аспирантом А. В. Шубникова. Он был тогда здоровым и жизнерадостным, задорным, неутомимым заводилой веселых игр, шуток, розыгрышей — лишь через год его свалила беспощадная болезнь, отравившая всю последующую жизнь. Он уже тогда совместно с А. В. Шубниковым выполнял работы по кристаллизации на поверхности расплава, по ортотропизму роста кристаллов, позднее открыл и исследовал механизм образования жидких включений в кристаллах, а также занимался изучением двойников кварца.
Екатерина Владимировна Цинзерлинг работала в лаборатории и в музее. Научная биография ее интересна и оригинальна. Она окончила два факультета Бестужевских курсов — филологический и естественный, великолепно знала искусство, занималась вначале ботаникой, а затем, увлекшись лекциями А. Е. Ферсмана и А. В. Шубникова, обратилась к минералогии и кристаллографии. В те годы она начинала свои работы по раздвойниковыванию кварца.
Особо надо сказать о Борисе Владимировиче Витовском. По образованию инженер-строитель, он был оригинальным и ярко талантливым конструктором. Придя в лабораторию как механик, он быстро завоевал всеобщее уважение. Он схватывал на лету мысль Алексея Васильевича и сразу претворял ее -в приборы и установки. Связав свою судьбу с лабораторией А. В. Шубникова сначала случайно, он остался в ней на всю жизнь и стал выдающимся специалистом по выращиванию кристаллов. В годы Великой Отечественной войны он вместе с Г. Ф. Добржанским разработал первый скоростной метод выращивания кристаллов. Его исследования по выращиванию кристаллов сегнетовой соли в 1946 г. были обобщены и систематизированы в его интереснейшей кандидатской диссертации, которая, к сожалению, осталась неопубликованной.
В механической мастерской работал Сергей Александрович Тизенгаузен, желчный и неуживчивый потомок прибалтийских баронов. К окружающей его действительности он относился с насмешливым презрением, не упуская случая помянуть о добром старом времени. Даже когда неутомимый Костя Драгунов вытащил его однажды на теннисный корт, «Тизен» желчно заметил, что бегать самому за мячом не только^утомительно, но и унизительно. «Раньше мячи подавали мальчики в белых перчатках», — сообщил он. Эти сожаления о прошлом не мешали ему быть безукоризненно точным и исполнительным механиком и шлифовальщиком. Впрочем, плохие работники в лаборатории не удерживались. При строгости и требовательности А. В. Шубникова работать плохо было просто невозможно.
Всех шлифовальщиков: и брюзгливого «барона» Тизенгаузена, и нагловатого мальчишку М. Н. Абазу, и веселого жизнерадостного Костю Драгунова, и меня учил Алексей Васильевич.
В эти годы зарождалась и становилась на ноги советская пьезокварцевая промышленность. В 1927 г. в Ленинграде было первое совещание по пьезоэлектричеству. Единственным пьезоэлектрическим материалом тогда был кварц, и А. В. Шубников вместе с Б. К. Бруновским начали поиски других пьезоэлектриков среди природных минералов. Техника была самой примитивной, и схема опытов элементарно простой. Кристалл подвешивался на нитке вблизи антенны. Б. К. Бруновский ударял по нему несколько раз куском того же минерала, а Алексей Васильевич слушал в телефон в соседней комнате, считая число ударов и оценивая на слух их силу в баллах. Затем экспериментаторы менялись местами, повторяя опыт. «После достаточной практики, — пишут они, — нам удавалось не только однообразно для каждого вещества оценивать силу воспринятых в телефон звуков, но по характеру их даже отличать друг от друга типичные диэлектрики» [43, с. 370]. Так было проверено 84 минерала из коллекции Минералогического музея и расположено в порядке слышимости в телефон при ударе.
