Творимое социалистическими властями в Прикамье современные ижевские историки совершенно справедливо называют "конвейером смерти", "методично и безжалостно уносившим человеческие жизни". Однако самое страшное заключалось в том, что повстанцам не удалось прекратить в мятежном городе бытовую репрессивность. Большевистский режим также был достаточно жесток, но его жестокость была направлена на установление пусть революционной, но все же законности. Советское государство, применяя методы террора и принуждения, тем не менее стремилось установить жесткую монополию государства на применение насилия. Только государственные органы могли судить и выносить приговоры, карать или миловать. Всякий, кто покушался на эту монополию власти, Советским государством рассматривался как враг. Если в расправах и беззакониях были повинны красноармейцы, чекисты, члены правящей партии или руководящие работники, — всем грозило суровое наказание. "Своих" за произвол большевики наказывали даже более сурово, чем "чужих". И делалось это нередко гласно, открыто. Советское государство смогло подавить бытовую репрессивность, конечно же, не сразу, но стремилось к этому, в отличие от своих противников, которые, наоборот, ее поощряли и провоцировали.
Так, руководитель повстанческой армии Д.И. Федичкин писал, например, о получившей среди своих подчиненных широкое распространение практике расправ над ранеными и пленными. Причем Федичкин говорит о подобных случаях без тени осуждения. Наоборот, убийство военнопленных он выставляет проявлением чуть ли не геройства и благородства своих вояк, что является еще одним очевидным симптомом деградации первоначальных целей и установок рабочего восстания. Странное впечатление чего-то запредельного оставляют и некоторые сообщение повстанческой печати. "Фронтовики народ все смелый, веселый, — пишет в одном из октябрьских номеров газеты корреспондент "Ижевского защитника". — С самого начала начали они шнырять по лесу да по деревням. В лесу они ловили красноармейцев и большевиков. "Это повыгоднее охоты: у каждого красноармейца и большевика груды денег", — смеялись фронтовики".
И в повстанческих источниках свидетельства подобного рода многочисленны. Такое поведение становилось морально приемлемой нормой. Об убийстве пленных и мародерстве как о доблести писал в своих мемуарах и рядовой боец Прикамской повстанческой армии М.В. Наумов: в одном из боев, рассказывает он, бойцы его части "сняли комиссара". Поступил приказ оправить его в центр, но в центр его не отправили. Проигнорировав элементарную воинскую дисциплину, рядовые повстанцы устроили самосуд. В отряде служили два брата, у которых, как говорили, красные расстреляли младшего брата. "И они, — продолжает свой рассказ Наумов, — решили заколоть комиссара на месте, рассуждая, еще, мол, удерет из центра, их суд был короток". Не растерялся и сам Наумов. Пока его сослуживцы подручными средствами "восстанавливали справедливость", он решал свои вопросы с амуницией. "Оружие комиссара, — пишет он дальше, — было разобрано, а я решил взять его шинель. Наступила поздняя осень, и я мерз без своего полушубка". Вот так буднично, как о само собой разумеющемся, Наумов пишет о творившемся на мятежных территориях.
Тем самым материалы Ижевско-Воткинского восстания позволяют проследить динамику эскалации насилия в условиях Гражданской войны в целом. Возникнув на волне проявлений стихийного недовольства и слепой мести, насилие быстро сосредотачивалось в руках власти, разрасталось до все больших масштабов и превращалось в важнейшее орудие политики. Еще до установления в Сибири власти Колчака режим "третьей силы" в Ижевске скатывался к методам неприкрытой военной диктатуры. И ее проводниками были не только представители радикального офицерства, но и лидеры социалистических партий — меньшевиков и правых эсеров. Ситуация в Прикамье усложнялась еще и тем, что здесь явно наметилась тенденция перерастания повстанчества в "партизанщину". Случаи мародерства, дисциплинарного разложения, неподчинение приказам, самосуды — все это было ее неизбежными симптомами. "Белая" партизанщина порождала партизанщину "зеленую", совсем уже беспартийную. Грабежи и насилие, пользуясь неразберихой, множились. Повстанцам не удалось создать режим крепкой власти, о котором мечтали многие из них. Вместо этого в Прикамье складывается обширная зона разгула криминального и девиантного поведения.
Все перечисленные выше кризисные моменты, а также заведомое превосходство центра над одной из временно отпавших провинций, делало поражение Ижевско-Воткинского восстания неизбежным, тем более что и по своему характеру оно становилось все менее и менее рабочим. После взятия в начале октября Сарапула красные части начали готовиться к штурму Ижевска. Операция по окружению и взятию главной цитадели восставших была поручена особой дивизии 2-й армии под командованием В.М. Азиня. Приказ о начале операции был подписан командующим 2-й армией В.И. Шориным и членом РФС армии П.K. Штейнбергом 3 ноября 1918 г. Решающее сражение произошло 7 ноября 1918 г. С самого утра в этот день началась усиленная артподготовка, которую вели правительственные войска. Повстанцы отвечали тем же. Именно в этом бою впервые в ходе Гражданской войны большевикам пришлось столкнуться с применением психической атаки, так красочно воссозданной в кинофильме "Чапаев". Как всегда в минуты наибольшей опасности, над городом завыл заводской гудок, зазвонили колокола Михайловского собора, а затем отборные части ижевцев ровными шеренгами в полный рост под своим краснозеленым знаменем двинулись в атаку. По словам участника этого боя А.П. Кучкина, по своей ожесточенности и даже озверелости он может быть сопоставлен только с боями за Челябинск и Перекоп. Только к вечеру наступавшие красные отряды смогли прорваться сквозь бешеный огонь и несколько рядов хорошо оборудованных укреплений. На станцию Ижевска ворвался бронепоезд "Свободная Россия" и своим огнем внес в ряды обороняющихся сильное расстройство. После этого в город вошли пехота и кавалерийские части.
Бои под Ижевском 7–8 ноября 1918 г. и первые шаги по нормализации ситуации в городе на некоторое время приостановили наступление частей 2-й Красной армии и позволили остаткам повстанческой армии предпринять шаги по организованной эвакуации Воткинска. Решение об экстренной эвакуации было принято на специальном совещании, на котором присутствовали гражданские власти края, новый командующий Ижевско-Воткинской армией капитан Юрьев, полковник Альбокринов и командующий ижевцами штабс-капитан Журавлев. 11 ноября Воткинский завод был покинут повстанцами. Отряду поручика Болонкина был отдан приказ прикрывать планомерное отступление основных сил мятежников. В ночь на 12 ноября через Каму перешли последние части их армии, а саперы уничтожили понтонный мост, по которому шла переправа. Дальнейшая судьба ижевских повстанцев была связана с историей Белого движения на востоке страны.
Так закончилось крупнейшее антибольшевистское восстание рабочих за всю истории Гражданской войны. Оно стало серьезным испытанием для нарождавшегося революционного государства. Вместе с тем опыт правления в Ижевске "третьей силы" показал, что демократическая власть в тех условиях была реальна только в виде "демократической диктатуры", которая по своим методам и средствам осуществления политики мало чем отличалась и от большевистской, и от военной диктатуры. Развиваясь в этом направлении, политическая линия "третьей силы" ижевских социалистов была если и не исчерпана, то сильно дискредитирована. Демократические лозунги без демократического наполнения не могли убедить в своей справедливости и полезности людей, занятых прежде всего сложной задачей выжить в условиях полного развала и разорения. Не случайно, поэтому, в конечном итоге повстанцем пришлось выбирать между Москвой и Омском: Гражданская война стремилась навязать свои законы, согласно которым у баррикады могут быть только две стороны, а стоящие посередине оказываются под перекрестным огнем.
Разлом: большевики на краю пропасти
Лето 1918 г. стало для нашей страны временем судьбоносных испытаний. Тлевшие на окраинах государства очаги военной интервенции сливаются в единое пламя, перекидываются в центральные районы страны, и утихшая было Гражданская война разворачивается с новой силой. Единое рабочее движение дробится на несколько потоков. Наиболее массовыми и упорными в те годы являлись выступления рабочих против интервентов и различных антибольшевистских правительств. Сегодня историки не склонны упрощать взаимоотношения между рабочими и антибольшевистскими режимами. Новейшие исследования показывают, что многие лидеры Белого дела пытались наладить сотрудничество с профсоюзами и другими рабочими организациями. В свою очередь, немалое количество деятелей рабочего движения с готовностью поддерживали укрепление антибольшевистских сил, будь то в Сибири, на Урале или Украине. Вместе с тем антибольшевистские правительства стремились решать рабочий вопрос на принципах, сформулированных еще в период Февральской революции, а значит; на тех принципах, которые в конечном итоге были отвергнуты большинством рабочих еще в октябре 1917 г. Это вызывало у многих рабочих естественный протест и объективно играло на руку большевикам.
